Читаем без скачивания Египтолог - Артур Филлипс

И если однажды газетчики, коих обуяет преходящая страсть познания, по-детски гомонливо и шумно осведомятся: «Мистер Трилипуш, что привлекло вас к Атум-хаду? Почему не Рамзес, не Ах-эн-Атон, не этот маловероятный Тут-анх-Амон?» — я найдусь что ответить: мы оба любим животных, мой царь и я, мы находим в их темных глазах ту мудрость и то сопереживание, которых так часто не видишь в выцветших белках глаз человеческих.

К Маргарет: Твои спаниели, тот песик, что в день нашего обручения взял пикник на абордаж, гончие и лошади моего отца, зверинец Атум-хаду, салуки, они же грейхаунды, изображенные на стенах столь многих гробниц, — все они были с нами с самого начала. После утренних ласк три мои кошки опять сбежали. Надеюсь, завтра они вернутся и пробудут здесь так же долго, как я. Глядя в золотые глаза Мэгги, я воображал тебя: ты в Бостоне, проснувшись, лежишь и гладишь животы Антония и Клеопатры, и их задние левые ноги начинают самопроизвольно дрыгаться, и в это самое мгновение ты и я встречаемся, соприкасаясь ладонь к ладони через мягкие животы зверей. Я надеюсь, что ты в мое отсутствие ведешь дневник. Ласкала ли ты собак и думала ли обо мне 29 октября ровно в полночь по бостонскому времени?

Дневник: Отправился исследовать Луксор. Будучи на данный момент лишен возможности совершать много покупок, я тем не менее осмотрел городские рынки и базары, затерянные улочки и открытые площади, попытался сориентироваться; хотя городок этот куда меньше Каира, не могу сказать, что знаю его хорошо. Вновь тщетно пытался уйти от мысли о судьбе, что постигнет экспедицию, если мои финансисты меня подведут.

Воспользовавшись случаем, посетил банковскую контору, назвал свое имя, оставил адрес и попросил известить меня сразу же по прибытии перевода. Чего по состоянию на утро не случилось. Напомнил себе, что по воскресеньям банки в Бостоне закрыты.

Переправился через Нил, чтобы еще раз прогуляться по Дейр-эль-Бахри, на сей раз пешком, пытался проложить такой маршрут, чтобы незамеченным добираться до точки, где был найден отрывок «С», минуя оцепленные участки Уинлока и скопления туристов вкруг храма Хатшепсут. Как в этом преуспеть, пока не понял. Помню, как вел меня Марлоу, чуя нутром, куда идти, и так — холм за холмом: «Еще чуть-чуть, старина, сдается мне, что еще чуть-чуть и…»

Вернулся в особняк. Привел в порядок чертежный стол и конторки, тетради и журналы. Расставил по полкам научные труды, словари, патефонные записи. Разложил по местам снаряжение — фляги, долота, веревки и т. д.

После заката я стоял спиной к вилле Трилипуш и смотрел на берега Нила; было ничуть не светлее, чем 3500 лет назад; можно представить себе, как сам великий царь ходит (вероятно) по этой самой земле, вперяет свой взор (совсем как я) во тьму над рекой — и воображает, как он пересечет реку и спрячет свои бренные останки, не оставив тому свидетелей, когда оттягивать неизбежный конец станет невозможно.

Понедельник, 30 октября 1922 года

Дневник: Обосновался на вилле Трилипуш. Вернувшиеся (!) кошки накормлены и как следует обласканы. Признаюсь, утром я воспрял ото сна, будучи обеспокоен предстоящими расходами, но поклялся ни минуты не тратить на сомнения в моих покровителях. Взамен дал каблограмму Ч. К. Ф., укрепив его решимость многообещающим описанием работ, планируемых на будущие недели.

Засим последовал трудный день. За несколько часов до назначенной встречи с Ахмедом я собирал легкие нескоропортящиеся продукты, кастрюлю, спички, батареи для электрического фонаря и т. д.

Вернувшись в особняк, дабы пообедать и встретиться с Ахмедом, застал там славных Нордквистов. Я велел Ахмеду ждать и не без гордости провел милых сердцу стариков по особняку, показал карты, библиотеку, все, что приготовил для раскопок; они поздравляли меня и вообще были сама любезность. После обеда я помог им спланировать маршрут, сообщил, какие гробницы заслуживают внимания, какие, будучи вторичными, — нет. Отправляясь в путь, божьи одуванчики трогательно попрощались со мной и моим молчаливым старшим рабочим — ни дать ни взять любящие родители!

Я вновь должен поздравить себя с тем, что нашел Ахмеда — он будет великолепным бригадиром. Не улыбается, не болтает, деловит. Объяснил ему, что перед нами стоит временная, однако немаловажная проблема — нанять и перебросить на наш участок достаточно людей для раскопок; действовать нужно скрытно, пока сама собой не разрешится ситуация с концессиями. (Разумеется, за успехом последует и концессия, однако в зыбкое межвременье следует сохранять видимость уважения к существующему порядку.)

Опередив Уинлока и Картера, мы с Ахмедом вышли на сцену первыми и потому не испытали недостатка в бедных, сильных и нелюбознательных людях. Нескольких мы взяли на работу сразу, многих наняли на потом. Избранные замечания Ахмеда насчет проклятия, которое падет на каждого, кто попытается отрыть царя Тут-анх-Амона, упоминания о банкротстве Картера или судимости Уинлока, а также небрежное, однако внятное замечание о том, что и Картер, и Уинлок порют своих туземцев за провинности, определенно облегчат доступ на рынок труда в предстоящем сезоне. Меня нельзя назвать сторонником подобных методов, однако не хотелось наказывать Ахмеда в первый же день, к тому же он вел себя несообразно ради меня. Мы, как водится, отправимся в экспедицию с небольшой подвижной бригадой: шесть крепких мужчин, включая Ахмеда и меня самого. Завтра на рассвете он явится ко мне с ослами, упряжью, тяжелыми лопатами, заступами, холщовыми мешками и деревянной телегой — и мы приступим к делу. Меня все еще беспокоит маршрут.

К Маргарет: Сегодня я нашел на базаре две вещи, которые ты оценишь по достоинству. Первая — игрушка, замечательный подарок на будущее для сообразительного мальчика, о моя сладкая царица, для малыша-крепыша, обожающего Египет и своего отца (он, сам того не зная, будет учиться на биографа!). Это коробочка с выпрыгивающей фигуркой, раскрашенная под каменную гробницу. Поворачиваешь рычажок — и раздается слабый потусторонний скрип, будто газ вырывается из неплотно закрытой бутылки с шипучкой. Звук становится все громче, пока крышка гробницы не откидывается и не показывается якобы каменный саркофаг с нарисованным спереди царским ликом. Если продолжаешь крутить рычаг, крышка саркофага с хлопком отворяется, появляется золотой футляр с мумией. Еще поворот; футляр открывается, являя взору белоснежную мумию, которая садится, по-детски улыбаясь и нежно глядя на тебя голубыми глазами сквозь свои пелены.

Еще лучше, моя любовь, маленькая разрисованная статуэтка из необожженной глины, шагающий человек в тунике, сандалиях и короне, умелое анонимное подражание изваяниям Среднего Царства. Меня привлекла хитрая ухмылка на его лице, совершенно неподобающая таким работам; не обычная равнодушная улыбка, но абсолютно неуместная и очаровательная усмешка довольного собой лукавца. Статуэтка составит отличную пару той, что путешествует со мною вместе, будучи преподнесена мне во время интимного завтрака à deux[16] в «Локе-Обер» (покуда Инге коротала время за столиком снаружи).

Ты вся лучилась; любовь наполняла тебя сиянием, пусть ты этого пока не замечала. Ты прелестно цитировала книгу, которую я рекомендовал тебе прочесть. Лукавый котенок, ты спросила: «Они правда верили, что, когда гробницу закроешь и запечатаешь, внутри все становится живым?»

«Именно так», — ответил я, гордясь твоими успехами.

«И если там был нарисован пир — начинался пир? И статуи красавиц-прислужниц становились красавицами-прислужницами?»

«Да, моя дорогая, ты все поняла правильно». Я поднял глаза и увидел, что ты протягиваешь мне прекрасную статуэтку, изображающую тебя обнаженную, если не считать скромного куска материи. «Папа узнал, что в Бостон приехал один француз, и заплатил ему, чтобы он меня изваял. Я вот подумала — если поставить ее в твоей комнате… а потом ты закроешь дверь и выключишь свет… никто же не знает, что потом будет, а?»

Завтра я отправляюсь на участок, а сегодня ночью, М., ты — здесь, со мной, в моем особняке, воскресаешь подле меня. Спокойной ночи, моя любовь.

Вторник, 31 октября 1922 года, первый день раскопок

В бой — наконец-то! Сейчас уже вечер, день первый подошел к концу, я вернулся на виллу Трилипуш. В кои-то веки мы довольно быстро движемся вперед.

Ахмед прибыл утром, когда еще не рассвело; тяжелое снаряжение и животные ждали нас на том берегу реки. Весьма примечательно, что Ахмед решил мои проблемы географического свойства. Я поручил ему провести рекогносцировку, в чем мой крепыш и преуспел ночью; утром, склонившись над огромной картой, разложенной на моем главном рабочем столе, он вычертил маршрут много лучше моего: наш путь проляжет от реки к тропинке, на которой мы с Марлоу нашли отрывок «С», причем так, что никто из людей, коим наше продвижение может казаться подозрительным, нас не заметит. (Если помахать доказательствами существования Атум-хаду перед лицом Лако, тот с радостью урежет концессию Уинлока в мою пользу.)