Читаем без скачивания Америkа reload game (с редакционными примечаниями) - Кирилл Еськов

– Да, это бывает, – понимающе кивнул ротмистр («…С чего бы это проброшено слово «Америка»? Случайность, фигура речи?..»). – У вас тут, надо полагать, и тропка уже натоптана до доков? Ну, чтоб с телом потом без особой возни – если всё пойдет по первому варианту?

– О! – (ему показалось даже, будто в глазах цвета балтийского ненастья мелькнуло на миг искреннее уважение.) – Отлично определяетесь на местности, чувствуется военный топограф! Да и вообще – родная Контора слила вас вчистую, а вы дЕржитесь молодцом, по-самурайски.

– Я вот чего недопонимаю в этой истории – может вы проясните: в каком качестве меня препровождали на Гороховую? Чисто официально, я имею в виду: арестованный, задержанный? подозреваемый, свидетель? а, может, эксперт?..

– Про «официально» я, признаться, не в курсе – ну, да чего-нибудь потом придумают. А неофициально, по делу… Вы ведь, Павел Андреич, и сами, небось, догадываетесь – по какого рода составам практикуют такого рода следственные действия?

– Да кроме шпионажа в военное время и госизмены в форме заговора ничего и в голову не лезет…

– Точно! Ну, еще терроризм – но это, пожалуй, не ваш случай… Так кАк насчет чаю?

– Да, сделайте одолжение. Покрепче, если можно, и без сахара.

– Лимон?

– Нет, благодарю вас.

– Сейчас распоряжусь. Чувствуйте себя как дома.

Щелкнул замок. Ротмистр расслабленно оперся спиной о стену позади табурета и еще раз изучил комнату из-под сонно-приопущенных век; убедился, что оконное стекло меж двумя решетками (на предмет вскрытия вен) вполне в досягаемости при рывке с его места – раньше чем набегут из-за двери и невзирая на наручники, – так что всё к тому, что пока просто берут на пушку… Позиция на доске, однако, не прояснялась ничуть.Голубенькие, выходит, вполне в курсе того, что он из себя представляет – и раз уж они решились жестко тронуть коллегу (пусть даже и опально-отставного), родная Служба, похоже, и в самом деле слила его по полной; и хорошо, если только слила – а ну как еще и специально подставила: «Nothing personal, just business»?.. Поскольку «шпионаж в военное время» отпадает по определению, методом исключения получаем – госизмену; бог ты мой, неужто затащило-таки меня, мальчишечку, за рукав в те треклятые шестерни, вращаемые «мозговой деятельностью двуглавых птиц»?И Командор мне тут не защитник по-любому – похоже, посуленное им давеча «я не я, и кобыла не моя» началось здесь и сейчас. Карт же для осмысленной самостоятельной игры у меня на руках просто никаких – ибо ключевые фрагменты той мозаики, что шеф собирает сейчас в сферах, мне всё равно неведомы. И не остается при таком раскладе мне, сердешному, ничего, окромя глухой несознанки; с вполне себе реальной перспективой прогуляться по маршруту «подвал – доки». Ну, сталбыть, так уж карта легла…Итак, моя задача сейчас – восстановить в памяти по минутам (а где и по секундам) все события, начавшиеся с ночного стука в дверь моего нумера: что я могу отрицать с полным на то основанием, а где придется валять ваньку по схеме «был пьян, ничего не помню».

– Чай, ваше благородие. Ничего, что из кружки? – мрачный рыжеусый детина (по внешности и ухваткам – классический унтер) был вполне вежлив и обходителен.

– Твоя собственная, небось? – кружка была видавшая виды, солдатская. Судя по обстановке, отметил про себя ротмистр, они тут на казарменном положении; да и вообще, похоже, пользуются этой берлогой не настолько часто, чтоб обставлять ее мебелью, не то что чайными сервизами. – Спасибо, брат, – степенно кивнул он и, внимательно приглядясь к хитрой самодельной оплетке ручки, промурлыкал вдруг себе под нос:

Славно, братцы, славно, братцы, славно, братцы егеря,Славно, братцы егеря, рать любимая царя!Рыжеусый мигнул озадачено и тут же непроизвольно подтянулся: сигнал распознан! Ну что, орел или решка?

– Сдается мне, что мы встречались, служивый. Терская линия?

– Никак нет, Кубанская!

Дьявол, таки решка… Ну, еще разок, наугад:

– Да, верно. Таманский карабинерский, бывший Семнадцатый егерский? – (повышаем ставку: тут уже один к трем, увы…).

– Так точно, ваше благородие! Ну и память у вас!.. – (Уф-фф!..) – Но вот я вас что-то не припоминаю…

– Было бы скверно, если б и ты мог меня опознать вот так, сходу, – хмыкнул Расторопшин. – Мы ведь работаем за аванпостами…

– О! – тут бывый егерь вытянулся во фрунт так, будто дело было на императорском смотру. – А?.. – наручники на разведчике теперь настоятельно взывали к объяснениям.

– А ты просто считай, что мы на манёврах. Ты – за оранжевых, я – за синих. Условия максимально приближенные к боевым. Действуй!

– Так точно! – просветлел лицом рыжеусый.

– Ну, зови начальство. Или веди к нему – как тут у вас нынче принято?

…Спасибо тебе за науку, дервиш. Видишь, я готов: расслаблен, как палец на курке за миг до выстрела, абсолютно спокоен и готов к самым скверным неожиданностям – за которыми, надо думать, дело не станет. А чуть погодя, возможно, понадобится и преподанное тобой искусство «заклинать боль»…

– Я, кажется, забыл представиться: майор… ну, скажем, Иванов, – (что ж, самая фамилия для немца …) – Надеюсь, вы ясно понимаете, господин Расторопшин: в прежние времена вы могли… да не то, что могли, а обязаны были послать меня куда подальше и хранить гордое молчание – со всеми вашими вопросами, дескать, ступайте к моему начальству! – но теперь вы такой отмазки лишены. Ну, а ответственность за ложные показания тут – сами догадываетесь какая.

– Зачем сразу начинать с угроз, господин майор? Я теперь тихий законопослушный отставник, и отвечать на вопросы органов правопорядка – мой долг верноподданного. В тех границах, разумеется, где они не затрагивают доверенные мне по прежней службе государственные секреты.

– Эти границы теперь буду определять я, с моим ведомством!

– Посмотрим, как это у вас получится, – хмыкнул Расторопшин и со всей небрежностью, что можно себе позволить сидя на табурете, закинул ногу на ногу. – Сдается, что нынешний мой «безначальственный» статус ваше положение скорее осложняет, нежели облегчает. Я ведь теперь классический «забытый часовой», которому осталось опираться лишь на свои собственные представления об офицерской чести и служебном долге.

– Боюсь, вы недопонимаете нынешнее свое положение, господин Расторопшин. Единственная для вас возможность выйти отсюда своими ногами – дать исчерпывающие ответы на все заданные вам вопросы.

– Напротив, господин майор: я понимаю нынешнее свое положение очень и очень хорошо. И единственное мое спасение – единственное, понимаете? – это как раз ни на шаг не отступать от некогда полученных инструкций Службы, без малейших попыток угадать, которые из них признаны в новых обстоятельствах устаревшими и утратившими силу.

– Спешу вас успокоить: засекреченные детали закордонных операций вашей Службы нам совершенно не интересны. А интересуют нас, как вы наверняка уже догадались, сугубо здешние события – связанные с гибелью министра колоний.

– Министра колоний? – ротмистр выглядел озадаченным, но не более того. – Вы должно быть шутите? Я ведь тогда находился на Кавказе, конкретно… дай бог памяти… в средней части Дарьяльского ущелья! Доскакать оттуда до Петербурга, невидимкой спихнуть министра с Исаакиевской балюстрады и вернуться обратно так, чтоб никто из сослуживцев не спохватился – это, знаете ли, надо быть объездчиком чертей на манер того кузнеца у Гоголя, а я такими талантами не обладаю…

– Речь не о тогдашнем министре, а о нынешнем.

– Как, и он тоже?! Ну, с Исаакия?..

– Нет, он погиб при других обстоятельствах. А вы, как я понимаю, впервые об этом слышите?

– Разумеется! Вечером двенадцатого министр, насколько мне известно, был жив, дальше – так уж случилось – я общался исключительно с кабатчиками, девками и сутенерами, а их всех не больно-то интересуют перестановки в правительстве…

– Что ж, тогда давайте по порядку. Когда и как вы узнали о своей отставке?

– Приказ был доставлен вестовым, прямо в гостиницу. Рано утром тринадцатого.

– А вот щетинкинский привратник утверждает, будто вы покинули гостиницу еще затемно, и никакие посетители перед тем к вам в номер не поднимались.

«Тревога! Боевая тревога!!» В гостинице он – по правилам Службы – квартировал под именем пехотного штабс-капитана Попова, с соответствующими документами прикрытия. То, с какой быстротой коллеги вышли на Щетинкина, ясно говорит о внимании, которого нежданно-негаданно удостоилась его скромная персона…

– По всей видимости,– пожал плечами ротмистр, – привратник самовольно отлучился с поста, как раз в момент появления курьера, а потом побоялся признаться в собственном упущении.