Читаем без скачивания Я надену платье цвета ночи - Терри Пратчетт

— Я сказала что-то забавное?

— Не забавное, нет, скорее, печальное и занятное, — пояснил Жаб. — И «занятное» в данном случае означает нечто горько-сладкое. Этот молодой человек предъявил тебе обвинения, которые во многих странах вполне могут стать причиной казни, а ты беспокоишься, чтобы он не испытал какого-либо неудобства?

— Сентиментально с моей стороны, я знаю, но Герцогиня постоянно давит на него, а девица, на которой она намерен жениться, вся мокрая, словно… — она замолчала.

На каменных ступенях, ведущих в темницу из главного зала, опять раздались шаги, и на этот раз в них не было слышно звонкого топота подбитых гвоздями башмаков охраны.

Пришла Летиция, будущая невеста, вся в белом и в слезах. Она схватилась за прутья темницы, повисла на них и разрыдалась ещё сильнее, но без громких всхлипов; лишь бесконечное нытьё, капли из носа, да копание-в-рукаве-в-поисках-кружевного-платка-который-уже-полностью-промок, ну и всё в таком роде.

Девушка не смотрела на Тиффани, лишь хлюпала носом в её направлении.

— Мне так жаль! Я в отчаянии! Что ты теперь обо мне подумаешь?

И тут Тиффани ясно поняла, что в профессии ведьмы есть крупные минусы. Вот перед ней девушка, одно лишь существование которой однажды вечером довело Тиффани до мыслей о восковой кукле и булавках. Разумеется, мысли так и не превратились в действия, потому что подобное поведение не одобряется, потому что ведьмы косо смотрят на такие безобразия, потому что это жестоко и опасно, но, главное, потому что у Тиффани не было булавок.

И вот теперь эта жалкая пигалица плачет, её страдания столь велики, что благопристойность и достоинство напрочь смыты потоком слёз. Жаль, что ненависть они смыть не могут. Хотя, честно говоря, настоящей ненависти Тиффани никогда не испытывала, Летиция её лишь раздражала. Тиффани точно знала, что никогда не станет настоящей леди — без длинных блондинистых волос такое невозможно. Это было бы против всех сказочных законов. Просто неприятно, когда тебя тычут носом в подобные неприглядные факты.

— Я не хотела, чтобы всё так вышло! — всхлипывала Летиция. — Мне действительно очень, очень жаль, даже не знаю, о чём я только думала!

Слёзы катись и катились по этому глупому кружевному платью, а потом… о, нет! Из идеального носа Летиции появился идеально круглый пузырь соплей.

Тиффани с ужасом наблюдала, как хнычущая девушка шумно сморкается, а потом… о, нет, неужели? Только не это! Да, именно это и произошло. Да. Летиция отжала насквозь мокрый платок прямо на пол, который и так уже был весь мокрый от её бесконечного нытья.

— Слушай, я и сама не ожидала, что всё так скверно обернётся, — принялась утешать её Тиффани, прислушиваясь к шлепкам слёз по камням. — Если ты хоть на минуту перестанешь рыдать, мы как-нибудь всё уладим, хотя я пока и не знаю, как.

Эта реплика спровоцировала новый поток слёз и необычайно глубокие всхлипы, подобных которым Тиффани ни разу в своей жизни (до сегодняшнего дня) не слышала. Тиффани знала, конечно, что люди, когда плачут, говорят «бу-ху» или нечто вроде, по крайней мере, так писали в книгах. В реальности ничего подобного ни разу не случалось. Но Летиция, заливая потоками слёз ступени лестницы, умудрялась издавать именно такие звуки. Тут явно что-то было не так. Тиффани уловила несказанные слова, в буквальном смысле выплюнутые в её направлении, и влажными каплями осевшие у неё на мозгу.

«Да неужели?» — подумала она

Но прежде, чем она успела что-нибудь сказать вслух, по ступеням снова заклацали чьи-то башмаки. Роланд, Герцогиня и один из её телохранителей торопились спуститься вниз, сопровождаемые Брайаном, которому явно не нравилось чужое клацанье по его каменным ступеням, по каковой причине он сам стремился принимать в упомянутом клацанье максимально возможное участие.

Роланд поскользнулся в луже и тут же распахнул объятья, чтобы как можно лучше защитить Летицию, которая продолжала хлюпать и истекать слезами. Герцогиня нависла над сладкой парочкой, оставив, в общем, крайне мало места для нависания стражников, которые тут же, за неимением лучших занятий, принялись обмениваться неприязненными взглядами.

— Что ты с ней сделала? — возмутился Роланд. — Как ты её сюда заманила?

Жаб откашлялся, но Тиффани заткнула его, весьма неблагородно пнув башмаком.

— Ни слова, амфибия, — прошипела она.

Конечно, Жаб был её юристом, но если Герцогиня увидит, что юридические советы Тиффани подаёт жаба, это всё только усложнит.

Как оказалось, Тиффани ошиблась. Не заметив Жаба, Герцогиня сделал неверные выводы и завопила:

— Ты слышал? Какова наглость! Она обозвала меня амфибией.

Тиффани чуть не сказала: «Это я не вам, я о другой амфибии», но вовремя спохватилась. Вместо этого она села, незаметно прикрыв Жаба соломой, и обратилась к Роланду:

— На какой из ваших вопросов вы предпочитаете не получить ответ сначала?

— Мои люди знают, как заставить тебя говорить! — крикнула Герцогиня через плечо Роланда.

— Я и сама это неплохо умею, спасибо, — ответила Тиффани. — Я полагала, Летиция пришла позлорадствовать, но тут… всплыли иные обстоятельства.

— Она не может выйти оттуда? — осведомился Роланд у сержанта.

Сержант отдал честь и ответил:

— Нет, сэр. Ключи от обеих дверей у меня в кармане, сэр.

Он бросил самодовольный взгляд на телохранителя Герцогини, словно говоря: «Кое-кто здесь умеет быстро и чётко отвечать на важные вопросы, имей в виду!»

Впрочем, торжество сержанта продлилось недолго, прерванное репликой Герцогини:

— Он дважды назвал тебя «сэр» вместо «милорда», Роланд! Ты не должен допускать подобной фамильярности со стороны низших сословий. Я тебе об этом уже говорила.

Тиффани с радостью пнула бы Роланда за то, что он не ответил резкостью на это бестактное замечание. Брайан, как ей было прекрасно известно, учил Роланда сидеть на лошади, держать меч и охотиться. Лучше бы он научил Барона хорошим манерам.

— Извините, — резко вмешалась она. — Вы долго намерены держать меня под замком? Коли так, мне не повредили бы запасные носки, пара платьев и ещё кое-что, о чём мужчинам не говорят.

Вероятно, упоминание «кое-чего» смутило юного Барона. Но он быстро пришёл в себя и ответил:

— Мы, гм… В общем, я, гм… полагаю, что мы должны содержать тебя под стражей, бдительно, но, разумеется, гуманно, до тех пор, пока не состоится свадьба. Чтобы ты чего-нибудь ещё не натворила. Похоже, ты в последнее время стала центром большого количества весьма прискорбных событий. Извини.

Тиффани смолчала, потому что расхохотаться в ответ на столь формальную и дурацкую реплику было бы явно невежливо.

Пытаясь улыбнуться, он продолжил:

— Мы разместим тебя со всеми удобствами, и, разумеется, избавим от коз, если хочешь.

— Я предпочитаю, чтобы они остались здесь, если ты не против, — ответила Тиффани. — Мне их компания начинает нравиться. Можно вопрос?

— Да, конечно.

— Надеюсь, я здесь не из-за прялок? — спросила Тиффани.

Похоже, пронять их могла только подобная крайне идиотская аргументация.

— Что? — изумился Роланд.

Герцогиня с триумфом расхохоталась.

— О, да! Только крайне нахальная и самоуверенная юная дама способна насмехаться над нами, подобным образом раскрывая свои чёрные планы! Сколько прялок у тебя в замке, Роланд?

Молодой человек вздрогнул. Он всегда вздрагивал, когда к нему обращалась его будущая тёща.

— Гм, не знаю точно. Одна у экономки, кажется, а прялка матери до сих пор хранится где-то в высокой башне… в общем, несколько есть. Отец любит… любил, чтобы люди были заняты какой-нибудь полезной простой работой. Я… если честно, точно не знаю.

— Я прикажу своим людям обыскать замок и уничтожить прялки! — объявила Герцогиня. — Её блеф не пройдёт! Все в курсе, надеюсь, насчёт злых ведьм и прялок? Один укол веретеном, и мы уснём на столетия!

Сопящая Летиция с трудом прохрипела:

— Мама, но ты же и так ни разу не позволила мне взять в руки прялку.

— И впредь не позволю, никогда, Летиция! Никогда в твоей жизни! Это всё для быдла. Ты — леди. Прялка для прислуги.

Роланд покраснел от гнева.

— Моя мать пряла, — заявил он. — Помню, как я сидел с ней рядом, если ей вдруг хотелось соткать нить. Её прялка была украшена перламутром. Никто, кроме матери, не смел прикасаться к ней.

Тиффани, наблюдавшей за этой сценой сквозь решётку, показалось, что только человек, обладающий лишь половинкой сердца, жалкими зачатками вежливости и вообще не обладающий здравым смыслом, умудрится ляпнуть что-нибудь в подобный момент. Но здравый смысл явно не был коньком Герцогини, в ней вообще не было ничего здравого.