Читаем без скачивания Кровь времени - Максим Шаттам

— Видите, господин Кеораз, — вновь заговорил Джереми необычно низким, дрожащим голосом, — в мире существуют люди, способные на самое ужасное. Возможно, есть и те, кто становится плохим против воли, — это жертвы зла. Они влачат свою скорбную ношу, подобно живым мертвецам, неспособным получить отпущение грехов. Однако есть и те, кто несет в мир зло, не пытаясь ему сопротивляться, — без угрызений совести и внутренней борьбы. Наоборот, они получают от этого удовольствие. Именно они и являются чудовищами.

Мэтсон достал из кармана пиджака носовой платок и протянул его Иезавель. Даже не взглянув на собеседника, он продолжил тем же тоном, полным гнева и страдания:

— И такие люди не заслуживают суда — они достойны только смерти. Только смерти.

Чувствуя, как сводит от напряжения ноги, Азим взбежал по последним ступенькам здания и поднялся на крышу по приставной лестнице. У выхода из люка его ждал Халиль, протягивая ему руку.

— Ну, что вы видели? Это в самом деле был… демон?

Азим рухнул на ковер и потянулся к кувшину с водой; Халиль подал ему чашку.

Ложная тревога, — проворчал Азим в перерыве между двумя глотками.

— Но… но как же сигнал…

— Просто один слишком нервный человек схватился за фонарь, стоило ему увидеть некую фигуру со странной походкой. Но это был калека, а вовсе не адское чудище.

На лице юноши явно было написано разочарование.

— А вы вообще верите, что демона действительно кто-то видел?

— Я не знаю, Халиль, но на этом предположении построен весь мой план. Если за последние недели гул видели в этом районе несколько раз, то при определенном везении, может быть, что-то и получится… Ладно, пока отдыхай. Пойду на пост, а ты сменишь меня перед рассветом.

Халиль улегся в гамак и тут же провалился в беспокойный сон. Азим закутался в одеяло и сел около угла здания, возвышающегося над затихшим кварталом. Звезды бросали рассеянный свет на беспорядочный силуэт Каира. Азим не чувствовал себя уставшим — пробежка по улочкам как следует взбодрила его. Страх смешался с возбуждением. Какие эмоции! Во время приближения к подозреваемому детектива пробирала дрожь: он держал руку на рукояти револьвера, готовый в любой момент выхватить оружие и открыть стрельбу. Хотя при встрече с гул выстрелы вряд ли помогут. Согласно легендам, демона можно изгнать только силой молитвы.

«Ну же, сознайся, — шептал он про себя, — ты в это не веришь! В противном случае, зная, что оружие бессильно, ты не бросился бы к предполагаемому демону очертя голову. Ты думаешь, что все это — дело человеческих рук!» Но тогда кто он? Почему его так интересуют дети? Зачем обнюхивать их одежду, зачем пытаться проникнуть в их комнату, как утверждал торговец? Азим пробежал растерянным взглядом по трещинам на поверхности крыши: он не знал, что и думать. Усталость… всплеск эмоций… нужно сконцентрироваться, нельзя дремать. Следует ждать сигнала. И Азим ждал, проявляя максимум бдительности.

Час проходил за часом, время тянулось медленно. На улицах по-прежнему царила тишина. Похолодало; с течением ночи Азим все плотнее укутывался в одеяло. Он съел почти все финики, пытаясь хоть как-то скоротать время. К его удивлению, незадолго до рассвета его посетил имам: счел бесполезным дожидаться в мечети, пока его вызовут, и решил обойти цепь наблюдателей и ободрить их. Они с Азимом немного поговорили, в основном о гул — это слово имам едва осмелился произнести. Детектива встревожило открытие, что духовное лицо явно боится монстра. Пот крупными каплями выступил на лбу полицейского, когда он вспомнил о решающей роли, которая отводилась имаму в случае, если оружие окажется бессильным. Через час имам удалился, заверив детектива, что продолжает следить за крышами и фонарями. Если появится сигнал, имам подождет пять минут, чтобы у Азима было время разобраться в ситуации, и придет к нему на помощь.

Азим вновь остался в одиночестве. Его мысли переключались с одного предмета на другой и наконец остановились на Мэтсоне. Тот не верил в сверхъестественное; отрицал эту гипотезу, пусть даже в ее пользу имелись два достаточно внятных свидетельства очевидцев. Среди полицейских Каира англичанин пользовался не слишком хорошей репутацией. Работал один, а если все же приходилось вести совместное расследование, не делился с коллегами информацией: плохой напарник, но великолепный детектив. Его профессиональная слава открывала перед ним все двери, или почти все. Говорили о его «таинственной» личной жизни. Азим, которому приоткрылись некоторые подробности, предпочел бы, скорее, термин «скрываемая». Мэтсон не делился ни с кем подробностями ни своей работы, ни личной жизни. Подобно раненым зверям, он готов был защищаться с неистовой яростью и при этом хотел только одного — чтобы его просто оставили в покое, дали зализать раны, в этом случае в первую очередь сердечные. Да, если хорошо подумать, Мэтсон…

Азим вдруг резко вскочил на ноги: вдалеке бешено двигался взад-вперед зажженный фонарь… Движения настолько резкие, что пламя почти погасло: тот, кто зажег сигнальный огонь, явно был до смерти напуган. И этот человек не просто подавал сигнал, нет — он отчаянно звал на помощь.

32

Марион оторвала глаза от книги: мгла закрыла солнце, и Рыцарский зал погрузился в сумерки. Из-за колонны тени становились еще более густыми, скрадывались очертания комнаты. Еще бы несколько факелов на стены — и поверишь, что вернулся в Средневековье. В течение первого часа Марион слышала пение мессы, которое доносилось из церкви; звуки хорала только усиливали впечатление, что пребываешь вне реального мира. Теперь осталось слушать, как беснуется шторм, постоянно пытается проникнуть внутрь через окно у нее за спиной, с завыванием бьется в стекло… Каждый новый удар заставлял Марион подпрыгивать от испуга.

Время от времени ветер с протяжными, пронзительными стонами принимался бродить по каменным коридорам, от одной двери к другой; бился в агонии на лестницах и в конце концов погибал где-то в глубинах аббатства. Марион перерыла рюкзак в поисках печений, которые взяла с собой; съела их не спеша, наслаждаясь каждым кусочком.

Ее чрезвычайно растрогало признание Джереми о случившемся во время войны. В голову ей приходили похожие мысли относительно природы и сущности зла. Рассказ о наблюдении Азима и его команды за улочками Каира тоже взволновал Марион до глубины души. В ходе расследования сложилась захватывающая коллизия: в то время как один детектив преследовал зло, другой пытался понять его природу.

Марион прошлась под погруженными во мрак стрельчатыми арками — от ближайшего камина до приподнятого над уровнем пола промежутка в южной части зала. Представила, как все это выглядело в далеком прошлом: высокие гобелены сохраняли тепло и разделяли зал на маленькие изолированные комнаты; пламя жарко пылало в каминах; монахи, склонившись над пюпитрами, рисовали миниатюры на плохо гнущихся листах пергамента. Запах восковых свечей пронизывал, должно быть, каждую комнатку и впитывался в ковры, устилавшие пол. Свет казался, наверное, огромным живым созданием — полз по гобеленам, струился по сводчатым потолкам; призрачная его шкура переливалась черными и золотистыми пятнами, как у леопарда… Марион почти слышала, как перья скрипят по пергаменту, позвякивают чернильницы, чуть слышно шелестят рукава по поверхности деревянных столов, иногда грохочут отодвигаемые стулья… Проскользнув между холодными колоннами, женщина вернулась к окну. Мало-помалу призрачные фигуры испарились, от них остались лишь влажные серые сумерки.

Сделав несколько глотков воды из бутылки, Марион засунула ее обратно в рюкзак и залюбовалась пейзажем. Деревья внизу опасно раскачивались, ветви сталкивались друг с другом, грозя сломаться. Кустарники пригнулись к самой земле под губительным дыханием ветра. Воздух был полон дождевых струй, несущихся практически параллельно земле. С этой высоты казалось, что море смешалось с небом. Вихри водяных капель взлетали и падали со всех сторон, иногда сталкиваясь и взрываясь тучами брызг.

Впечатленная этим спектаклем, Марион шумно вдохнула и вновь обратилась к книге, предоставив аббатству самому разбираться с природой и временем. Открыла еще раз главу об Азиме, помещенную автором в самый конец дневника.

Ясно представляю, как Азим бежит по еще теплой мостовой, один среди звездной ночи, выбегает на утоптанную землю безвестных улочек, группируется перед каждым виражом, чтобы проскочить его побыстрее, в самый последний момент перепрыгивает через кучи мусора, неожиданно возникающие на его пути. Приблизившись к сектору, откуда наблюдатель зажженным фонарем подал сигнал тревоги, Азим, без сомнения, замедляет бег, старается восстановить сбитое дыхание и двигаться как можно бесшумнее. Он должен соблюдать осторожность — ведь он выслеживает гул… Сознание разрывается между суевериями предков и рационалистическими представлениями, которые вдолбили ему в голову нанятые колониальной администрацией учителя. Для разума каирца это противоречие, наверное, очень серьезно. Что же в конце концов ожидает его впереди? Настоящий демон или душевнобольной человек? Тяжесть револьвера на этот раз вряд ли придавала ему храбрости. Азим собирался…