Читаем без скачивания Золотой человек - Мор Йокаи

Горничная, одевавшая ее, кусала губы, чтобы не прыснуть со смеху. А жестокая Аталия со злорадством наблюдала за ничего не подозревавшей девушкой, охваченной не изведанными ранее чувствами, которые читались на ее беломраморном лице.

Затем Аталия велела принести фату с флердоранжем, примерила ее сама и водрузила на голову Тимеи. Мирты и белые жасмины красиво обрамляли головку девушки и удивительно шли к ее тонкому лицу.

— Какой прелестной невестой будешь ты послезавтра!.. А теперь я сама его примерю! — воскликнула Аталия, заставив Тимею снять подвенечное платье. — Уж очень хочется мне посмотреть, как я в нем выгляжу!

Прежде чем надеть платье, Аталия затянулась в корсет, который подчеркивал ее красивую фигуру. На голову ей надели фату с флердоранжем, и Аталия тоже стала вертеться перед зеркалом, любуясь собой.

Тимея смотрела на нее с искренним восхищением.

— Ах, какая ты красавица! В этом наряде ты прямо восхитительна! — прошептала она.

«Пожалуй, хватит валять дурака», — подумала Аталия. Впрочем, нет. За свою дерзость и глупость девчонка должна испить чашу мести до дна.

Все, кому не лень было, весь день глумились над несчастной Тимеей, с беспримерным коварством разыгрывая ее. Бедняжка потеряла голову от бесконечных намеков. Притаившись возле парадной двери, она поджидала г-на Качуку и, когда он появлялся, стремглав убегала прочь. Она вздрагивала при звуках его имени и отвечала невпопад, когда ее о чем-нибудь спрашивали.

Догадывался ли Качука об этой недостойной комедии?

Возможно.

Вызывало ли это его негодование? Вполне вероятно, что в душе он не имел ничего против этой затеи.

А возможно, капитан предвидел развязку, о которой не подозревали насмешники, глумившиеся над Тимеей, и потому с редким хладнокровием ждал рокового дня.

Накануне венчания Аталия сказала Тимее:

— Нынче ты весь день должна поститься. Ведь завтра великое торжество. Тебя поведут к алтарю — сперва окрестят, затем обвенчают, и чтобы предстать перед алтарем кристально чистой, ты должна соблюдать строгий пост.

Тимея послушалась и весь день не брала в рот ни крошки.

А между тем молодые девушки в пору созревания обладают отменным аппетитом: растущий организм требует своего. До сих пор голод был единственным чувством, которое Тимея могла удовлетворять. Теперь же она поборола его. Она молча смотрела в тарелку, сидела за обедом и ужином, ни к чему не прикасаясь, хотя, как нарочно, подавались самые любимые ее кушанья. В прихожей служанки и кухарка подговаривали ее тайком отведать вкусных яств, специально для нее припасенных: дескать, пост все нарушают и никто ничего не узнает. Но Тимея выдержала искушение и, глотая слюнки, стойко терпела голод. На кухне ей пришлось участвовать в приготовлениях к свадебному пиршеству — печь всевозможные торты, пироги, делать желе из фруктовых соков. Груды соблазнительных лакомств; множество деликатесов, сладостей и пикантных кушаний громоздились перед ней на кухонном столе. Но Тимея не смотрела на них. А между тем на ее глазах Аталия, тоже помогавшая на кухне, лакомилась вовсю. Но Тимея решила честно и стойко соблюдать пост! Вечером она рано улеглась спать, сославшись на озноб. Это была правда: девушка дрожала, как в лихорадке, даже под теплым одеялом и долго не могла сомкнуть глаз. Аталия, ложась в постель, слышала, как Тимея стучит зубами, но у нее хватило жестокости шепнуть девушке: «Погоди, завтра ночью тебя еще не так в дрожь бросит!»

Бедная девочка! Разве могла она заснуть, когда все ее чувства, до тех пор мирно дремавшие в юном сердце, были преждевременно и столь коварно пробуждены?

Она испытывала страх, трепетную радость, жгучие, еще не изведанные чувства. Затаенные желания всю ночь искушали ее. Радужные грезы, призрачные видения проносились перед ее сомкнутыми глазами. Она попыталась молиться, но в душевном смятении никак не смогла припомнить подобающую случаю молитву. Она заучила немало молитв, но никто не научил ее пользоваться молитвенником и по-настоящему молиться. Ведь все это делалось шутки ради. Наконец она стала вслух повторять всплывший в памяти отрывок библейского повествования о казнях египетских, который начинался словами: «И вся вода в реке превратилась в кровь», а кончался строкой: «И не могли пить из реки».

Бессердечная Аталия злорадствовала и в душе смеялась над смятением девушки. Она даже не подумала поправить Тимею: «Помилуй, это же отрывок из Библии, а в этом случае нужно читать молитву, ту, что начинается словами: „Отче наш“. Давай помолимся вместе». Да, в канун свадьбы, даже такой красивой и богатой невесте, как Аталия, не мешало бы прочитать молитву вместе с Тимеей, от начала до конца, заключив ее словами: «Но избави нас от лукавого!»

До рассвета Тимею лихорадило, нервы ее были предельно напряжены. Ей не спалось. Вконец истомившись, она под утро, словно в бездну, погрузилась наконец в глубокий сон. Не проснулась она даже от шума и невообразимой суматохи, поднявшейся с самого раннего утра.

А ведь наступил день свадьбы!

Аталия велела прислуге опустить шторы на окнах спальни, чтобы там царил полумрак, и ни в коем случае не будить Тимею, пока она, Аталия, не облачится в подвенечный наряд.

Наряжать невесту — дело хлопотливое, оно требует немало времени. Тщеславная Аталия решила предстать перед женихом и гостями во всем блеске своей неотразимой красоты. Из самых отдаленных уголков страны уже съехалось немало родни, друзей, представителей делового мира. Свадьбу единственной дочери богатого купца Бразовича готовились отпраздновать торжественно. Пленительней и краше ее трудно было отыскать во всем мире!

Мать невесты, г-жа Зофия, тоже была одета с иголочки; с превеликим трудом натянула она на себя нарядное платье и новые, на беду, очень тесные ей туфли, «Скорей бы прошел этот проклятый день!» — уныло думала она.

Вот уже и жених пожаловал, как всегда учтивый, с маской любезности на лице.

Капитан привез для невесты традиционный букет. В те времена камелия еще не вошла в моду, и букет был составлен из разноцветных роз. Преподнося его невесте, г-н Качука галантно заявил, что он счастлив вручить эти нежные розы прекраснейшей из роз, за что был вознагражден гордой улыбкой, озарившей лицо Аталии.

Собрались все, не было лишь Тимеи и хозяина дома. О Тимее все словно позабыли, но появления г-на Бразовича ждали со все возрастающим нетерпением.

Рано утром он укатил в экипаже в крепость на прием к самому коменданту и с минуты на минуту должен был вернуться. Домашние и гости никак не могли дождаться его возвращения. Встревоженная невеста несколько раз подбегала к окну, взглянуть, не подъехал ли экипаж отца.

Лишь один жених не обнаруживал ни малейшего беспокойства.

Но куда же все-таки запропастился г-н Бразович?

Накануне вечером он находился в отличном расположении духа. Кутил с друзьями и всех встречавшихся ему знакомых приглашал на свадебный пир. Поздно ночью, проходя мимо дома, где жил Качука, он постучал к нему в окно и пьяным голосом крикнул с улицы: «Завтра выложу тебе сто тысяч форинтов чистоганом!»

Да, настроение у него было превосходное.

Комендант крепости сообщил Бразовичу, что план фортификационных работ в целом одобрен советом министров и уже отдано распоряжение о закупке земель, подлежащих отчуждению. Более того, выплачены суммы за участки на острове Чаллокёз, выписаны другие ассигнования: бумаги за подписью министра ожидаются нынче ночью. Так что можно считать, что деньги уже в кармане!

Рано утром, едва дождавшись часа приема посетителей, г-н Бразович первым явился в приемную.

Комендант не заставил себя долго ждать и встретил Атанаса словами:

— Тут, видите ли, возникла маленькая загвоздка.

— Ежели маленькая, то не беда.

— Слышали вы когда-нибудь о государственном совете?

— Ни разу в жизни.

— Да я сам уже добрых пятнадцать лет о нем не слыхал. Однако он существует и сейчас дал о себе знать. Как я уже вам говорил, совет министров утвердил проект фортификационных сооружений, а также план приобретения участков, подлежащих отчуждению. Но внезапно поступило заявление от неизвестного лица, убедительно доказывающего, что намеченный план выкупа земель принесет убыток государству. Разумеется, нельзя было компрометировать совет министров. Поэтому решили созвать экстренное заседание государственного совета, о котором целых пятнадцать лет не было ни слуху ни духу. Деятельность этого высокого учреждения выражалась лишь в том, что его члены исправно получали из года в год солидный оклад и немалую сумму на канцелярские и прочие расходы. Итак, спорный вопрос был поставлен на рассмотрение государственного совета. После всестороннего обсуждения было принято весьма мудрое решение: постановление правительства в принципе одобрить, но осуществить его в два этапа. Земельные участки, намеченные под строительство укреплений на острове Чаллокёз, подлежат выкупу немедленно. Что же касается моношторских земель, то они будут скуплены правительством только после завершения фортификационных работ первой очереди, а эти работы затянутся лет этак на восемнадцать-двадцать. Стало быть, выходит, что владельцам моношторских угодий придется обождать с получением выкупных сумм. Вот и все. Всего вам доброго, господин Бразович.