Читаем без скачивания Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга - Роберт Хайнлайн

— Дедуся, я говорю лучше вас — вы все произносите неправильно, а я — согласно канонам грамматики.

— Не ехидничай, юноша, высеку. Мы с Шекспиром никогда не позволяли грамматике мешать нам самовыражаться. Он мне так и сказал однажды.

— Лазарус, прекратите! Он умер за три столетия до вашего рождения.

— Умер, как же! Только потом могилу его вскрыли и ничего в ней не нашли. На самом же деле он был сводным братом королевы Елизаветы и красил волосы, чтобы никто не сумел его узнать. Учти, Айра, на самом деле его обложили со всех сторон, так что он предпочел выключиться. Я сам умирал так несколько раз. В его завещании второе место упокоения предназначалось жене; теперь проверь, кому пошло первое, — и начнешь понимать, что случилось. Итак, желаешь ли ты дать определение этому слову?

— Нет. Вы опять хотите сменить правила. Пока вы всего лишь подразделили опытное поле под названием «любовь» на те же категории, что и Минерва несколько недель назад — «эрос» и «агапэ». Только вы предпочли не давать названия этим областям и заявили, что общий термин нельзя считать относящимся к одной из областей — значит, он принадлежит второй. То есть вы однозначно определили «любовь» как «агапэ». Однако опять не произнесли этого слова. Это не дело, Лазарус. Согласно вашей же метафоре, вы передергиваете карты.

Лазарус восхищенно покачал головой.

— Юноша, тебе палец в рот не клади. Значит, я все хорошо просчитал, задумывая тебя. А давай-ка в свободное время обратимся к солипсизму.

— Лазарус, прекратите. Я не Галахад, меня с толку не собьешь. Области именуются «эрос» и «агапэ». Последняя редка, «эрос» же столь обычен, что Галахад вполне обоснованно принял его толкование за объяснение смысла слова «любовь». А вы нечестным образом повергли его в смущение, поскольку Галахад совершенно напрасно считает вас достойным доверия авторитетом в области английского языка.

Лазарус усмехнулся.

— Айра, мальчик мой, когда я был ребенком, такое добро подавали вагонами на удобрение под люцерну. Термины же выдумали кабинетные ученые… вроде теологов. И можешь почитать их так же, как руководства по сексу, написанные монахами. Сынок, я старался избегать надуманных категорий, поскольку они бесполезны, неточны, более того — вводят в заблуждение. Существует и секс без любви, и любовь без секса… и еще невероятное множество промежуточных ситуаций, которым не дашь даже определения. Но что такое «любовь», определить можно, причем точное определение не ограничивается понятиями «секс» или «игры», как и понятиями типа «эрос» и «агапэ».

— Давайте ваше определение, — сказал Айра, — обещаю не хохотать.

— Подожди. Чтобы определить словами столь важное понятие, как «любовь», необходимо обратиться к тому, кто испытал ее. Есть такая старинная притча: как объяснить слепому от рождения, что такое радуга. Да, Иштар, я знаю, что ты могла бы запросто снабдить подобную личность клонированными глазами — но в дни моей юности эта проблема не имела решения. В те времена можно было лишь растолковать несчастному физическую теорию электромагнитного спектра, назвать частоты, которые воспринимает человеческий глаз, определить через них цвета; в точности объяснить теории преломления и отражения, механизмов, создающих радугу, вид дуги и последовательность расположения в ней цветов… Короче, все, что знают люди о радуге, за исключением восторга, возникающего в человеческом сердце при виде ее. Минерва куда богаче такого человека — она может видеть. Минерва, дорогуша, ты когда-нибудь смотрела на радугу?

— Всякий раз, когда это было возможным, когда один из моих сенсоров замечал ее. Чарующее зрелище!

— Конечно. Минерва может видеть радугу, слепой же не в состоянии этого сделать. Электромагнитная теория не соответствует жизненному опыту.

— Лазарус, — добавила Минерва, — возможно, я вижу радугу лучше любого существа из плоти и крови. Мой визуальный диапазон простирается на три октавы — от пятнадцати сотен до двенадцати тысяч ангстрем.

Лазарус присвистнул.

— А у меня и полной октавы не наберется. Скажи мне, детка, а ты различаешь оттенки?

— О, конечно!

— Хмм. Не стоит описывать их. Придется оставаться наполовину слепым. — Лазарус помолчал. — Вспомнил про одного слепца на Марсе… Это было. Айра, когда я распоряжался там в… эээ… доме отдыха… Он…

— Дедуся, — устало перебил его исполняющий обязанности, — не надо считать нас детьми. Конечно, вы самый старый из всех живущих… но самая юная здесь — моя дочка, которая глядит на вас телячьими глазами, — уже постарше дедуси Джонсона, когда вы с ним расстались. В следующем году Гамадриаде будет восемьдесят. Гама, дорогая моя, сколько у тебя было любовных историй?

— Боже, Айра, кто их считает?

— А ты брала у мужчин деньги?

— Не твое дело, отец. А ты хочешь предложить мне сколько-нибудь?

— Не юли, дорогая; все-таки я твой отец. Лазарус, или вы полагаете, что Гамадриаду можно смутить простыми словами? У нас проституция не процветает — слишком много найдется любительниц, желающих попасть в профессионалки. Тем не менее несколько борделей, которые функционируют в Нью-Риме, зарегистрированы в Коммерческой палате. Но вам я рекомендую один из наших лучших домов — Элизиум… Как только закончите реювенализацию.

— Хорошая идея, — поддакнул Галахад, — отпразднуем. Сразу же, как только Иштар одобрит ваши кондиции. Я приглашаю вас, дедушка. Это честь для меня. В Элизиуме есть все — от массажа и гипнокондиционирования до самых утонченных блюд и изысканнейших зрелищ. Назови только — и все будет.

— Минутку, — запротестовала Гамадриада. — Галахад, не будь эгоистом. Идем вчетвером. А ты, Иштар?

— Конечно, дорогая. Развлечемся.

— Или вшестером, только для Айры нужна еще спутница. Да, отец?

— Дорогая, побывать на дне рождения Лазаруса — дело соблазнительное… хотя я стараюсь обычно избегать общественных мест. Сколько же вы прошли реювенализаций, Лазарус? По ним можно отсчитывать и дни рождения.

— Не суй свой нос куда не надо, пузырь. Как сказала твоя дочка: «Кто их считает?» Можно будет испечь именинный пирог, как в детстве, и хватит одной свечи.

— Фаллистический символ, — заметил Галахад. — Древний знак плодотворящей силы — вполне подходящий для реювенализации. А пламя — не менее древний символ жизни. Но свеча должна быть настоящей, а не поддельной — если такую удастся найти.

Иштар оживилась:

— А что! Свечных дел мастер найдется. А если нет — берусь сделать ее сама — правда, в стилизованной форме. Впрочем, дедушка, если хотите, могу соорудить ваше изображение: я скульптор-любитель, и неплохой. Выучилась, когда пришлось заниматься косметической хирургией.