Читаем без скачивания Кириньяга. Килиманджаро - Майк Резник

не одобряет эту привычку, поскольку его учили использовать кат в качестве лекарства и он знает, что кат вызывает привыкание. Я снова объясню ему, что без этого листа я буду мучиться от боли, пока солнце не окажется над самой головой; что, когда он будет таким же, как я, его мускулы и тело тоже перестанут выполнять приказы и начнут приносить страдания. В ответ он только пожмет плечами, кивнет и позабудет все до следующего утра.

Наконец мой помощник придет и, объяснив, почему он сегодня опоздал, снесет калебасы к реке и наполнит их водой, затем соберет хворост и принесет его к бома. Затем мы начнем ежедневное занятие, когда я, возможно, буду объяснять ему, как приготовить притирание из стручков акации, а он будет сидеть, стараясь не ерзать, и демонстрировать такое владение собой, что пройдет десять-двенадцать минут, прежде чем он спросит, когда я научу его, как превратить врага в насекомое, чтобы он мог наступить на него и раздавить.

Наконец мы отправимся в хижину, где я преподам ему основы управления компьютером, ведь после моей смерти именно Ндеми будет контактировать с Техподдержкой и запрашивать коррекцию орбиты, чтобы влиять на погоду так, чтобы на иссушенные равнины пролился дождь и чтобы дни стали короче или длиннее, как при настоящей смене времен года.

Затем, если это будет ничем не примечательный день, я наполню сумку амулетами и пойду по полям, отводя таху – сглазы, наложенные на поля, убеждаясь, что они будут продолжать приносить пищу, от которой зависит вся наша жизнь. А если пойдут дожди и все вокруг зазеленеет, то я, возможно, принесу в жертву козу, дабы отблагодарить Нгаи за Его милость.

Неудачный день я обычно распознаю2 прямо на рассвете. Хотя, конечно, бывают и другие признаки: помет гиены у моего бома, верный знак таху, или ветер подует вдруг с запада, тогда как все благоприятные ветры дуют исключительно с востока.

Но тот день, о котором я веду рассказ, выдался безветренным, даже гиены не побывали ночью в моем бома. Он начинался как обычно. Ндеми опоздал – на этот раз, как он утверждал, на тропе, шедшей по холму к моему дому, он увидел черную мамбу, и ему пришлось ждать, пока она скроется в высокой траве. Я только закончил учить его молитве о здоровье и долгих годах жизни, которую ему придется возносить каждый раз при рождении ребенка, как у моего бома появился Коиннаге, наш вождь.

– Джамбо, Коиннаге, – приветствовал его я, скидывая с плеч одеяло, поскольку солнце уже стояло высоко и воздух наконец прогрелся.

– Джамбо, Кориба, – ответил он, хмурясь.

Я выжидательно смотрел на него, так как Коиннаге редко когда удосуживается совершить долгий подъем на холм, чтобы навестить меня в моем бома.

– Это снова случилось, – мрачно объявил он. – Уже в третий раз после сезона дождей.

– Случилось что? – непонимающе уточнил я.

– Нгала умер, – сказал Коиннаге. – Он подошел к стае гиен обнаженным и без оружия, и его разорвали на куски.

– Обнаженным? Без оружия? – уточнил я. – Ты уверен?

– Уверен.

Я задумчиво затоптал и без того почти потухшие угли. Кейно был первым юношей, которого мы потеряли. Сначала подумали, что это несчастный случай, что он просто споткнулся и каким-то образом напоролся на собственное копье. За ним последовал Ньюпо, который погиб в огне, когда хижина его случайно загорелась.

Кейно и Ньюпо жили вместе с молодыми, неженатыми мужчинами в маленьком поселении у кромки леса, в нескольких километрах от главной деревни. Две такие смерти еще могли быть совпадением, но вот случилась третья, которая пролила новый свет на первые две. Теперь стало очевидно, что за несколько месяцев трое юношей предпочли покончить жизнь самоубийством, чем жить на Кириньяге.

– Что нам делать, Кориба? – спросил Коиннаге. – И мой сын живет там, у леса. Ведь он может стать следующим!

Я вытащил из висящего на шее мешочка гладкий, отполированный камень, встал и протянул вождю.

– Положи этот амулет под одеяло, которым укрывается твой сын, – сказал я. – Камень защитит его от этого таху, что влияет на наших юношей.

– Благодарю тебя, Кориба, – довольно кивнул вождь. – Но не можешь же ты дать такие амулеты всем юношам нашего племени?!

– Нет, – ответил я, все еще очень и очень встревоженный только что услышанным. – Этот камень действует только на сына вождя. Есть как различные чары, так и различные проклятия. Я должен узнать, кто навел таху на наших юношей и почему. Тогда, и только тогда, я смогу создать такую магию, которая справится с заклятием. – Я помедлил секунду. – Может быть, Ндеми принесет тебе помбе?

Он покачал головой:

– Нужно возвращаться в деревню. Женщины завели погребальную песнь, а сколько еще надо сделать. Мы должны сжечь хижину Нгалы и очистить землю, на которой она стояла. Затем нужно расставить повсюду дозорных, чтобы увериться, что гиены не вернутся за новым куском человечины.

Он повернулся и сделал несколько шагов в сторону деревни, но остановился.

– Почему это происходит, Кориба? – спросил он, терзаемый мучительной загадкой. – Это таху действует только на молодежь, или остальные тоже носят на себе проклятие?

Я не знал, что ответить, и он снова зашагал вниз по тропинке, что вела в деревню.

Я сел у костра и молча стал смотреть на поля и саванну. Вскоре ко мне присоединился Ндеми.

– Что же за таху заставило Нгалу, Кейно и Ньюпо покончить с собой, Кориба? – спросил он, и в голосе его прозвучал страх.

– Я сам еще точно не знаю, – ответил я. – Кейно безумно любил Мвалу, а поэтому очень огорчился, когда старый Сибоки заплатил выкуп за нее раньше, чем он. Но если бы речь шла только о Кейно, я бы сказал, что он решил уйти из жизни, поскольку лишился Мвалы. А кроме него, так же поступили еще двое, и я должен найти этому объяснение.

– Все они жили вместе с молодежью на окраине леса, – заметил Ндеми. – Может быть, это место проклято?

– Не все они закончили жизнь самоубийством, – покачал головой я.

– Знаешь, – сказал Ндеми, – когда два сезона дождей назад в реке утонул Нбока, все мы тоже подумали, что это несчастный случай. Но ведь и он жил вместе с остальными юношами. Может, он тоже покончил с собой?

Я уже давно не вспоминал о Нбоке. Но сейчас я внезапно подумал, что это тоже могло быть самоубийство. Ну да, вполне возможно, ведь Нбока славился умением плавать.

– Может быть, ты и прав, – с сомнением протянул я.

Грудь Ндеми раздулась от гордости, ибо я не баловал его похвалами.

– А что за магию ты сотворишь, Кориба? – спросил он. – Если тебе понадобятся перья венценосного журавля или аиста марабу, я их добуду. Я уже неплохо владею копьем.

– Я еще не знаю, что за магия здесь потребуется, Ндеми, – признался я. –