Читаем без скачивания Отрочество - Сусанна Георгиевская

Полагаю, что они должны быть сурово осуждены, и не только потому, что некрасиво бить того, кто не умеет дать сдачи, а потому, что вооруженное нападение есть проявление слабости прежде всего самого агрессора, не нашедшего другого подхода к противнику, кроме кулаков.

Именно мы, солдаты Советской Армии, которым приходилось в жизни бить, и бить крепко, никогда ни на кого не нападали первыми. Мы — за мир. Чем сильнее страна, государственный строй или частный человек, тем меньше ему нужно доказывать свою правоту кулаками.

Тот, кто лезет в драку, чаще всего слабее того, кто защищается.

Это правило я постарался внушить и своим детям, и они у меня никогда не дерутся. Тот же из вас, кто хочет проявить физическую силу и ловкость, имеет все возможности заняться спортом. Я лично очень увлекаюсь боксом, даже состою в жюри спортивного общества «Динамо».

Итак, желаю вашему отряду высоких показателей в ученье и блестящего окончания второй четверти.

Будьте же мужественными, сердечными, сильными, как подобает настоящим пионерам.

С коммунистическим приветом

Депутат Куйбышевского райсовета

полковник И. Чаго».

Ребята снова захлопали.

— Хорошо написано, — сказал Иванов-старший, — очень хорошо. Прямо скажу, по-государственному! Вот и получилось одно к одному: там дом для ваших товарищей строится, а мы про это самое как раз и говорили.

— Эх, Данька порадуется! — сказал Семен Денисов.

— Данька… А где же он? — спросил Кузнецов.

— Где Яковлев? — спросил у Петровского Кардашев, когда все разошлись.

— Не знаю, — сдвинув брови и опустив глаза, хмуро сказал Петровский.

— To-есть как это не знаешь?

— А очень просто. Не знаю. Не имею понятия.

— Странное дело!

— А по-моему, ничего тут странного нет. Яковлев — это Яковлев, а я — это я… Если бы ты спросил меня, где я, а я не мог бы тебе ответить, так это действительно было бы странно. А почему я должен знать, где пропадает Яковлев? Он мне об этом не докладывает.

— Кардашев, Петровский, — сказал вполголоса Александр Львович, заглядывая в класс, — если вы свободны, прошу вас обоих зайти на минутку в учительскую.

— Хорошо. Сейчас, Александр Львович, — ответили разом Кардашев и Петровский.

Дверь захлопнулась. Александр Львович исчез.

Мальчики постояли молча друг против друга и молча вышли из класса.

Молча шли они по коридору. У Саши было странное чувство: он не знал за собой никакой вины, но почему-то не мог смотреть в глаза Кардашеву.

Когда они вошли в учительскую, Александр Львович стоял, повернувшись лицом к окошку и заложив за спину руки. Услышав шаги, он обернулся. Лицо у него было серьезное, грустное и озабоченное.

— Сядьте, мальчики.

Сели.

— Я хотел с вами поговорить… о Яковлеве.

Кардашев и Петровский вздохнули одновременно, как по команде.

Потом Кардашев очень пристально посмотрел на Петровского. Петровский снова сердито отвел глаза.

— Дело в том, — сказал Александр Львович, — что Яковлев пропустил сегодня три… нет, пожалуй, четыре урока. С первого урока я его сам отпустил. Он сказал, что идет к зубному врачу. Но он должен был возвратиться при любых обстоятельствах к большой перемене… Можно было бы, конечно, предположить, что у зубного врача была очень большая очередь или что Яковлеву удалили зуб и он себя плохо почувствовал. Но я позвонил ему и… В общем, мать ответила еще до его прихода, что Даня встал в шесть часов утра, вытащил из кладовки какую-то тяпку и отправился в школу. Я звонил к Яковлевым ровно в половине первого. Ни на четвертом, ни на пятом уроке Яковлев так и не появился. На сбор он тоже не пришел. Согласитесь, что это несколько странно.

— Ничего тут странного нет, Александр Львович Очень просто: взял да и прогулял, — сказал Кардашев.

— Тяпка… Не знаю, — сказал Петровский. — Он мне ничего не говорил.

— Не в тяпке дело, мальчики.

— Понятно, дело не в тяпке, — усмехнувшись, подхватил Кардашев.

— Да, дело не в тяпке, а в нас, Кардашев!

— В нас?

— Да, в нас… Вот вы — председатель совета отряда. Яковлев — пионер. Я с ним пока что не мог совладать, как видите. Дело с Яковлевым обстоит совсем не так просто, как вам это кажется. Верно, он в последнее время безобразно стал относиться к занятиям. Он почти совсем не готовит домашних заданий, на уроках в классе читает посторонние книги. Все это так, и все это возмутительно. Однако осудить товарища проще простого. Много трудней осудить себя. А ведь мы с вами отвечаем за Яковлева. Да, я и вы. И со своими обязанностями мы справились плохо — не будем закрывать на это глаза. Даже если бы Яковлев был человек нестоящий, то и в этом случае мы были бы с вами обязаны бороться за него. Но перед нами горячий, искренний человек… Не удивляйтесь и не пожимайте плечами, Кардашев. Будьте же справедливы… Ну, к примеру: кто предложил написать письмо в райсовет? Яковлев. Кто предложил ходить по чужим квартирам, чтобы собрать цветной лом? Яковлев. Вы не можете отказать Яковлеву ни в инициативе, ни в чувстве товарищества. Больше того: у меня есть основание утверждать, что он умеет быть очень настойчивым, когда этого захочет. Пример — физкультура. Евгений Афанасьевич им доволен. Два раза в неделю Яковлев занимается легкой атлетикой с Джигучевым и Зоей Николаевной. Они им тоже довольны. Стало быть, мы попросту не могли найти к нему правильного подхода. Вычеркнуть, осудить — это просто. Надо помочь. Я думаю, что злоключения Яковлева не от лени, не от отсутствия чувства долга. Они скорее… Не знаю, понятно ли я говорю?

— Понятно, — хором сказали мальчики.

— Яковлев — человек коллектива, хороший, бесспорно хороший парень. Но он, видите ли, отчего-то не может понять — а мы с вами не сумели разъяснить ему, — что все-таки главное его дело не сбор лома, а школа. Здесь его работа, здесь его дом. Так что же кидает его из стороны в сторону?.. Я много думал об этом, мальчики. Мне казалось… Ну, знаете, бывают бурливые реки. Они разливаются весной, а летом входят в берега. Это от возраста… Вы слышали, наверно, как про вашего брата говорят: «самый трудный возраст». Но я в это, скажу по совести, не очень-то верю. По-моему, у всех возрастов есть свои трудности. И ждать, пока Яковлев вырастет или даже постареет, нам некогда…

Мальчики, сдержанно усмехнувшись, переглянулись.

— …Мы должны теперь же ввести его в строй, — продолжал Александр Львович. — Я сделал что мог. Я старался быть терпеливым. Потом, когда он начал ходить в музей и увлекся археологией, я, признаться, надеялся, что это новое увлечение будет мне на руку. Я думал, он приучится там к точности, захочет как следует заниматься. Но нет, и это не помогло…

— Не помогло, — сказал Кардашев. — Очень просто… Мы… ну да, мы все слишком много с ним нянчимся, Александр Львович. А он прогульщик, лодырь — и все!

Петровский сердито взглянул в его сторону.

Но Александр Львович будто не заметил этого. Он молча прошелся по комнате и опять остановился возле мальчиков:

— Да, он прогульщик. Я снова звонил Яковлевым и говорил с Даней. Он пропустил уроки без уважительной причины. Но вы, наверно, слышали, Кардашев, как бьются другой раз мичуринцы, чтобы вырастить новое, молодое деревце. А ведь тут идет речь не о дереве, а о человеке… Ну вот, а вы говорите: «просто»…

Кардашев опустил голову. Он задумался. И вдруг поднял на Александра Львовича ясные, доверчивые, детские глаза.

— Да, и трудно и просто, — сказал он с усмешкой.

— Верно. И трудно и просто, — повторил Александр Львович.

— В одном только, мне кажется, вы неправы, — обращаясь к учителю, сказал Саша: — больше всего Даня любит все-таки школу. Я знаю.

— Тем хуже для нас. Тем хуже для вас, Петровский. Я бьюсь и ничего придумать не могу. А вы срываете… да, да, срываете мою работу…

Голос у Александра Львовича стал тонкий, руки были сжаты в кулаки. Саша даже немного испугался: он никогда не видел Александра Львовича таким сердитым.

— Две недели тому назад я решил обратиться к его чувству товарищества, — продолжал Александр Львович уже как будто спокойнее, — испробовать, как мне тогда казалось, последнее средство. Я поручил ему подтянуть по английскому Кузнецова, надеялся, что он таким образом подтянется и сам… И что же? Вы мне помешали: заниматься с Кузнецовым стали вы, а не он. Кузнецов подтянулся, а Яковлев еще больше отстал.

— Я… я не догадался. Я хотел вам помочь, Александр Львович…

— Очень даже догадался! — сердито сказал Кардашев. — Ты всегда и во всем прикрываешь Яковлева.

— Не будем сейчас пререкаться, мальчики, — оборвал его Александр Львович. — Мне нужна ваша помощь. Яковлев с каждым днем учится все хуже и хуже. Сегодня он в первый раз прогулял.