Читаем без скачивания Души. Сказ 2 - Кристина Владимировна Тарасова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он прибудет с дарами, – продолжает зверь, – он принесёт войну.
– Какой же в том дар? – противлюсь я. – Желаю проснуться!
Спаситель
Голос мой позволяет ей не покидать мир сна. Луна одобрительно закрывает глаза и прижимается к груди. Я отношу девочку в её спальню и аккуратно укладываю на измятую постель.
На первом этаже меня ожидают письма, требующие ответа, и бокал сухого красного, требующий осушения.
Дела не отнимают много времени, отнимают думы: поглощают минуты, переходят на часы. Некто – вчера на вечере – обмолвился, что супруга моя явилась тёмной стороной сестры-солнца. Они словно были обрисованы единой кистью художника: Луна повторяла с точностью до наоборот все черты и повадки Стеллы. Однако больше я их сравнивать не мог. Луна шагнула дальше, Луна заполонила много больше; теперь – избавившись от проклятого, преследующего чувства удушья – я дышал и видел юную возлюбленную. Как глупо для своих лет.
Решаю перед сном прогуляться до сада. Налившиеся цветом плоды инжира свисают с тонких ветвей-прутов; я срываю один из них и по дороге до спальни одолеваю. Сладость расплывается по языку и сводит дёсны. Стоило же под закат жизни отдать этот остаток жизни неопытному сердцу…
Забираюсь в постель и отдаю себя сну, но, как оказывается, ненадолго.
Открываю глаза и наблюдаю: луна ползет по небосводу, а Луна ползёт по мне.
– Что случилось? – в полудрёме бросаю я и, дабы лицо девочки приняло очертания, потираю глаза.
Она пришла: залезла в постель и села подле. Бледная кожа светилась от лунного света, чёрный пеньюар оголял острые плечи и мягкие бёдра. Спрашиваю, выспалась ли девочка и чем обязан визитом. Вместо ответа она прикладывается к губам, а я, не смея противиться красоте и вмиг назревшему желанию, целую её в ответ. Девочка вьётся по телу и меж одеял, руками впаивается в руки и жмётся грудью к груди.
Порочный круг остановлен, замкнутая петля расцепляется – теперь мы есть взаправду.
Луна танцует под взглядом покровительницы и насыщается её силой. В ладонях растапливаю песочные часы её талии и время замирает в самом деле. Она смотрит – но не отстранённо, как это было когда-то. Не пьяно. Не ядовито, но отравляюще. Она смотрит – подсаживая на иглу со своим именем.
Луна.
Просыпаюсь первым. Гляжу на теплящееся под боком создание, что переворачивается с бока на бок и обхватывает меня за руку. Глажу бесконечные волосы, контрастом лежащие вдоль белых наволочек. Луна открывает глаза и по-доброму улыбается.
– Привет, – здоровается она.
Так просто.
– Привет, – говорю я.
Девочка засматривается на рисунок в области ключиц. Вдоль костей пара львов со знаком восхода солнца и иероглифом, обозначающим «небо».
– Что значит эта? – спрашивает Луна и очерчивает пальцем контур кошачьих.
Повествую известную мне мифологию и объясняю символизм обозначенных тварей и фигур. Обводит иероглиф, напирает на грудь и взбирается поверх, бёдрами сжимает бёдра и вырисовывает следующие рисунки.
– Продолжай, – велит девочка.
По левой груди выбиты цитирующие основание храма Солнца клинописные таблички, по правой – очередные иероглифы. Под рёбрами удерживаются подобие быка и создание, восседающее на троне, с соколиной головой. А по солнечному сплетению, какая бы гнусавая и насмешливая игра слов не получалась, вбито графическое, заключённое в выцветший от лет диск, солнце.
Самый крупный рисунок – на спине – любознательной знаком. В первую ночь объятиями её накрыли распахнутые орлиные крылья.
– Я тоже хочу украсить своё тело подобным, – признаётся Луна и на уговоры, что её тело без того прекрасно, не поддаётся: – Но оно остаётся моим: желаю!
Единственный рисунок, который бы подошёл ей – оплетающий стан змея. Подруга к подруге. Потому что её скользящий при лунном свете силуэт выбросить из головы не получается…
– Мне удалось утолить твой голод к новым знаниям? – вопрошаю следом.
– И не только к знаниям, – лукаво бросает Луна и сцепляет руку на горле.
– Осторожно, – предупреждаю молодую жену об использованном жесте, – ненароком можно овдоветь.
– Не мне говорить об удовольствии от обладания и как это сводит с ума, – говорит она. – Но я могу… – сильней сжимает руку: под пальцами пульсируют жилы, – делать так. И ощущать, что ты принадлежишь мне.
– Верно, Богиня Солнца, – соглашаюсь я, предвидя грядущие войны. – В пантеоне жаловать не будут: за жадность.
– Тебя же терпят, – язвит девочка. – Кто посмеет тронуть молодую жену из клана Солнца? Кому из паразитов ты отломаешь хотя бы взгляд?
Ощущает под рукой нервное глотание, видит дрогнувшие скулы (отчего ведёт по ним пальцами), сталкивается с полным ревностью взглядом.
– Не зли, – говорю я – спокойно, но увесисто, а девочка, запрокинув голову, смеётся. Она ожидала.
Нет. Она ждала. Змея, истинно.
Она…
Склоняется к лицу и, приласкав волосами, выдыхает в губы. Молю о поцелуе, которым девочка не насыщается. Улыбается – змееподобно – и отстраняется – вовсе. Распахивает не до конца задёрнутый балдахин, поправляет сплясавшие на плечи лямки от пеньюара и бедром прижигает трюмо, возле которого смотрится в зеркало и руками прочёсывает густые черничные волосы.
– Можешь подать завтрак, – равнодушно бросает Луна.
– Могу? – подхватываю.
– Мне нужно одеться.
– Меня устраивает это платье.
– Его отсутствие устраивало бы тебя больше, но всё же предпочту сменить наряд.
Девочка покидает спальню, а словно бы голову. Трезвые мысли отходят, накатывает безумство. Не позволю ныне пренебрегать стенами этой комнаты и баловать присутствием иные. Затащу антилопу на своё дерево.
Луна спускается на завтрак. Та Луна, какой я знал её все дни до этого: тишайшая, улыбчивая, любознательная, покладистая. Её прыгающий нрав тешил женское самолюбие, уподобляя мужское самолюбие примитивному рвению. То была игра. Не думалось мне, что за скромным лицом столько буйства и красов.
Велю подойти и, взяв за талию, усаживаю поверх обеденного стола.
– Как это понимать? – спрашивает Луна.
Вызволяю уготовленные инструменты: чернила и иглы.
– Выбирай место, – говорю я.
И девочка прижимается пальчиками к области между двумя наливными дольками груди.
– Уверена?
– Ты там. Уверена.
И девочка расстегивает верхние пуговицы жёлтого платья.
Её красота смеет принадлежат лишь мне, как этим не упиваться?
Укалываю впервой: брови хмурятся, по лбу ползёт морщинка. Приказываю терпеть и ставлю вторую точку, после чего наполняю её чернилами.
– В порядке? – уточняю перед третьим уколом. – Сильно больно?
– Боль от любимых женщины готовы терпеть до безумия долго, – улыбается Луна.
Улыбаюсь в ответ и продолжаю. Её правда.
По окончании процедуры на девочке является из-под вырисованной линии горизонта
