Читаем без скачивания Генрих Гиммлер - Роджер Мэнвэлл

К решению применить организованное массовое уничтожение, национальную политику геноцида, видимо, пришли после тайных дискуссий, в которых, несомненно, доминировал Гитлер. По свидетельствам Вольфа и Керстена, Гиммлер в тот период часто был беспокоен, и казалось, что он поглощен какой-то проблемой, которую не может обсудить ни с кем из окружающих.

Летом было принято твердое решение. 31 июля 1941 года Гиммлер, тщательно подобрав выражения, послал свое распоряжение Гейдриху, которому поручалось административное планирование уничтожения.

«Дополняя задачу, определенную 24 января 1939 года, о решении еврейской проблемы средствами эмиграции и эвакуации, как наилучшим способом в данных обстоятельствах, я настоящим поручаю Вам сделать все необходимые приготовления, касающиеся организационных, финансовых и материальных вопросов, для полного решения еврейского вопроса в пределах немецкого влияния в Европе… Далее я поручаю Вам как можно скорее представить мне общий план мер по организации и действиям, которые необходимо предпринять для проведения в жизнь окончательного решения еврейского вопроса».

Согласно показаниям Ламмерса, начальника канцелярии рейха, на Нюрнбергском процессе, различия между «окончательным» и «полным» решениями Гиммлер объяснил Гейдриху на словах. Можно не сомневаться в том, что Гейдрих и сам знал это; он назначил своим главным заместителем в этом вопросе Адольфа Эйхмана. Эйхман также подчинялся Гиммлеру, удерживавшему непосредственный контроль за концентрационными лагерями, которые частично перестали быть центрами уничтожения. Давая показания на суде в Израиле в 1961 году, Эйхман утверждал, что даже в ноябре 1941 года «не знал никаких подробностей плана», а знал лишь, что «план готовится».

Помощник Гейдриха, Вислицени, свидетельствовал в Нюрнберге в январе 1946 года, что весной 1942 года Эйхман получал определенные приказы от Гиммлера. На встрече в кабинете Эйхмана «в конце июля или в начале августа» обсуждалось убийство евреев.

«Эйхман говорил, что может показать мне письменный приказ, если это успокоит мою совесть. Он вынул из сейфа небольшую папку с документами, полистал их и показал мне письмо от Гиммлера шефу полиции безопасности и СД. Суть письма заключалась приблизительно в следующем: фюрер отдавал приказ об окончательном решении еврейского вопроса; шефу полиции безопасности и СД и инспектору концентрационных лагерей поручалось осуществление этого так называемого окон-нательного решения. Все еврейские мужчины и женщины, годные к работе, временно освобождались от этого «окончательного решения» и использовались для работ в концлагерях. Письмо было подписано лично Гиммлером. Я не мог ошибиться, поскольку хорошо знал его подпись».

Этот приказ, по словам Вислицени, Гиммлер послал Гейдриху и инспектору концлагерей; он относился к разряду совершенно секретных и был датирован августом 1942 года. Эйхман продолжал объяснять, что «за выражением «окончательное решение» скрывалось планируемое биологическое уничтожение еврейской расы на восточных территориях…» и что лично ему «поручили выполнение этого приказа».

После принятия окончательного решения Гиммлер долго оставался в подавленном состоянии. В ноябре, в период лечения у Керстена в Берлине после определенного давления он признался, что планируется уничтожение евреев. Когда Керстен выразил свой ужас, Гиммлер занял оборонительную позицию: евреев нужно наконец уничтожить, говорил он, они были и всегда будут причиной неразрешимого спора в Европе. Как американцы уничтожили индейцев, так и немцы должны стереть с лица земли евреев. Но несмотря на все свои доводы, Гиммлер не мог скрыть угрызений совести, а через несколько дней признал, что «уничтожение людей несвойственно Германии».

Аушвиц возле Кракова в Польше стал основным центром гиммлеровского плана уничтожения. Раньше это было место австрийского военного лагеря, построенного на заболоченной почве, где холодный туман поднимался с сырой земли. Гиммлер превратил это военное сооружение в концентрационный лагерь для поляков, который официально был открыт 14 июня 1940 года; его первым комендантом был назначен лейтенант Рудольф Хесс. Адъютантом Хесса был Йозеф Крамер, который позже стал заведовать Бельзеном.

Хесс, ставший одним из самых доверенных сотрудников Гиммлера, пережил падение Германии. Хотя в мае 1945 года он был арестован, его личность не смогли установить, и его пришлось освободить. Когда его арестовали снова, он назвал себя и 16 марта подписал признание, где говорилось: «Я лично по приказу, полученному от Гиммлера в мае 1941, организовал отравление газом 2 миллионов человек в июне — июле 1941 года и в конце 1943, в то время, когда являлся комендантом Аушвица». Он был очень откровенен и готов к сотрудничеству, давая свои страшные показания в Нюрнберге, со всей беспристрастностью хорошего и скромного управляющего. Позже его передали в руки польских властей и, ожидая суда, он написал автобиографию, являющуюся, возможно, самым невероятным документом, который мог создать нацистский агент. Если Шелленберг с наслаждением описывает свои запутанные шпионские предприятия, которые он выполнял для Гейдриха и Гиммлера, и пишет свою историю так, будто это триллер, Хесс всегда скромен, меланхоличен и нравоучителен. Воспитание в католическом духе привило ему высшую добродетель послушания.

Хесс изображает себя простым, добродетельным человеком, любящим работу и армейскую службу и чувствовавшим себя подавленным подонками-уголовниками, с которыми он был вынужден работать. В Дахау ему не нравились методы, используемые Эйке, и, сознаваясь, что «симпатии его были на стороне заключенных», он признает, что ему «слишком нравилась черная форма», чтобы заявить о своем несоответствии занимаемой должности и оставить работу. «Я хотел выглядеть жестким, чтобы не показаться слабым». Когда он прибыл в Заксенхаузен в качестве адъютанта, его назначили командовать казнью одного офицера СС, который из сострадания позволил заключенному бежать. «Я был так взволнован, — вспоминал Хесс, — что едва смог направить дуло пистолета на его голову для последнего смертельного выстрела». Но казни стали обычным делом, и Хесс научился прятать голову в песок послушания. Примерное поведение способствовало его повышению: он стал комендантом Аушвица. Там он, по его словам, «жил лишь для работы… Я был поглощен, можно сказать одержим… Любая новая трудность лишь усиливала мое рвение». Но этот идеализм обманула «общая ненадежность», окружавшая его. Сотрудники Хесса, по его утверждению, подводили его, и он оказался беспомощным против коррупции и враждебности собственных подчиненных. Он начал понемногу выпивать; его жена пыталась помочь ему, организовывая общественную жизнь в их доме в лагере, но «все человеческие эмоции отошли на второй план».