Читаем без скачивания Столичный доктор. Том VII - Алексей Викторович Вязовский

Эскадру пришлось ждать долго. Морские бои — это не кино, где всё решается за десять минут. Маневры, артиллерийские перестрелки, перестроения...

Вернулись только к утру. Наблюдатели просигналили, и с причала отправили катер, чтобы вывезти раненых. Тут уже и я поехал в порт. По дороге остановился на берегу, взобрался на одну из батарей. Бледный поручик начал докладывать мне вытянувшись в струнку, я отмахнулся от него:

— Дайте бинокль!

Запрошенное тут же было предоставлено, я вгляделся в корабли эскадры на внешнем рейде. Бог ты мой! У «Петропавловска» торчит огрызок второй трубы, «Победа», «Ретвизан», «Пересвет», «Полтава» и «Севастополь» избиты снарядами, бронепояса в закопченных дырах. А где «Цесаревич»?! А нет его. Внутри екнуло. Я вдавил окуляры бинокля до боли в глазницы. Нашел Варяг, потом Новик и Аскольд. Все крейсеры, миноносцы были на месте. А «Цесаревича» — нет!

— Срочно в гавань! — крикнул я Тройеру, который выглядывал из повозки.

— Что случилась?

— Беда!

Мы помчались в порт, тут уже стояли санитарные экипажи из госпиталя. Тоже ждали.

Ко мне подошел флотский адъютант, кажется я видел его в штабе:

— Ваше сиятельство, командующий ранен, контр-адмирал Старк погиб. Отказался уходить с тонущего корабля. Это все, что известно.

Я матерно выругался. Потом еще.

— Цесаревич?

— Да. Какая трагедия!

Лицо молодого офицера исказилось, вот-вот заплачет.

— Держите себя в руках, лейтенант!

Пока я отчитывал адъютанта, катер уже начал швартоваться. Матросы еще вязали кнехты, или как там эти веревки называются, а уже бросили трап и начали спускать на носилках Макарова. Да уж, только по тому, что сказали о командующем, да по пальто, которым его укрыли, и было понятно. Потому что лицо практически полностью скрывалось под окровавленной повязкой.

Я отодвинул всех в сторону, и рявкнул на фельдшера, сопровождавшего носилки:

— Что там?!

— Осколочное ранение живота. Огнестрельный перелом левого плеча. Ранения лица... Тоже осколок, ваше сиятельство.

— Потом подробности! Давление?

— Измерить не удалось, — совсем тихо сказал фельдшер.

Плохо. Очень плохо.

— Быстро в госпиталь! — крикнул я Тройеру. — Сам буду оперировать!

До госпиталя мы долетели за считанные минуты. Я выпрыгнул из экипажа ещё на ходу, не дожидаясь остановки, и бросился в приемное отделение. Госпиталь мне знаком — я здесь чуть не каждый день бываю. Скоро тут будет горячо, когда привезут основную массу раненых, но пока я впереди всех.

— Немедленно, операционную! Определить группу крови и подготовить всё для гемотрансфузии! Мне переодеться, в предбанник! Бригаду туда же! Быстрее, черепахи! — раздавал я ценные указания, на ходу снимая шинель и не глядя бросая ее кому-то из сопровождающих.

Пока я переодевался и мылся, Макарова готовили к операции. В операционной царил организованный хаос: сестры-анестезистки бегали, выставляя флаконы с растворами, операционная сестра быстро накрывала столик, выкладывая скальпели, зажимы, пинцеты, шовный материал. Кто-то возился с переломом, меняли повязку на лице.

В итоге, когда мне помогли натянуть перчатки и завязали сзади на халате тесемки, всё было готово.

— Давление?

— Семьдесят на двадцать, ваше...

— В операционной сиятельств не бывает! — резко оборвал я. — Либо Евгений Александрович, либо по фамилии, и никак иначе! Пульс?!

— Сто тридцать, нитевидный. Частота дыханий тридцать, температура тридцать пять и девять.

— Группу определили? Чего ждем? Готовим поле! Скальпель! Производим срединную лапаротомию! Приступим, помолясь!

Разрез тут надо делать в лучших традициях коллеги Холстэда — быстро, максимум в четыре движения, но при этом держать в уме, что если там натекло крови, то кишечник приподнят, и поранить петли можно довольно легко. Ну вот, мы и на месте.

— Ножницы с тупыми концами. Коллеги, лигатуры, быстро!

Ножницами белую линию резать быстрее. Сейчас нужна только скорость, и это самое главное. Остальное можно сделать и после, если будет кому.

— Сколько крови, — пробормотал один из ассистентов.

— Вся наша. Собрать из брюшной полости в стерильную посуду, потом перельем назад. Готовимся к мобилизации тонкого кишечника вправо!

Да уж, это только в кино содержимое живота вываливается наружу как в мясной лавке. В жизни подвинуть его — задача не для слабосильных. Серозная оболочка скользкая, как рыба в руках. Едва потянешь — петли стремятся уйти обратно. Но мы сейчас пережмем крупные сосуды в брыжейке, и начнем тампонаду. Потому что откуда кровит — понять невозможно. По раневому каналу не угадаешь — осколок мог улететь далеко и повредить артерию в любом месте.

— Селезенка цела, — сказал ассистент, тот, который поражался количеству крови.

— Начинаем тампонаду, по часовой стрелке, начиная с левого верхнего квадранта!

— Пожалуйста, — подала мне свернутый тампон операционная сестра.

— Счёт! Первый!

— Один, — продублировал ассистент.

— Второй!..

Мы нашпиговали живот тампонами по самое не могу — мобилизовали тонкий кишечник влево, потом укладывали салфетки между петлями кишечника, и, как вишенка на торте — большой абдоминальный тампон поверх всего. Теперь остается ждать.

— Всем стоп! Ждём! Давление?

***

Кровотечение остановили. Не сразу, с трудом, но получилось. Надеюсь, все закрыли. Переливание сыграло свою роль: потихоньку давление восстанавливалось. Удалось перелить собственную кровь — ведь жизни ей всего шесть часов, да еще и процедить надо не один раз. На скорую руку наложили временные швы на кишечник, и закрыли брюшную полость, наложив швы через всю толщу стенки, не затягивая. Всё равно делать сейчас ничего нельзя: организм просто не выдержит большого вмешательства. Так что стабилизируем состояние, а потом уже займемся лечением. Что швы разойдутся, я не боялся — все равно сейчас будет паралитическая непроходимость. Главное — чтобы Макаров выжил, а уж остальное подлатаем с божьей помощью.

Ранение лица... Я тяжело вздохнул, мельком взглянув на него. Судовой врач явно работал в запарке, сшивал как попало, лишь бы закрыть рану. В итоге шов пошёл криво. Оставить как есть — значит, командующий останется с таким перекосом, что и есть нормально не сможет.

— Снять швы, промыть рану. Ждём, — приказал я, уже зная, что придётся делать всё заново.

И, конечно, панацеум. Сейчас он польётся широкой рекой. Применять его поводов хватало.

Переоделся и поехал в присутствие, на основную работу. Сочувствую оставшимся коллегам, у них после этой операции времени отдохнуть будет ровно столько, сколько понадобится перекусить наскоро, облегчиться, да переодеться. Флотским врачам тоже поучаствовать придется.