Читаем без скачивания Клетка бесприютности - Саша Мельцер

Вахтерша остановила нас, высунулась из окошка и прищурилась. Игорь сунул ей пропуск.

– Клара Витальна, договаривался же с вами, ну, – он легко приобнял меня. – Невеста из Москвы. На две недели. Ну, вспоминайте же.

Она втянула носом воздух – ноздри дернулись, будто она – ищейка, милицейская собака, а я – опасный подозреваемый. С недоверием и явным нежеланием она выписала мне временный пропуск, действовавший ровно четырнадцать дней с сегодняшнего.

– Не положено, – процедила вахтерша, – но так уж и быть, Игорек. Проходите.

Я спрятала пропуск в карман – теперь потерять его было страшнее, чем паспорт, – и мы сразу свернули на лестницу, не заходя в страшный коридор с мигавшими лампочками.

Комната Игоря находилась на втором этаже, он отпер слабенький, хлипкий замок ключом и пропустил меня внутрь первую. Обычный интерьер – старый, кровать еще с пружинным основанием, узкая для двоих, но достаточная для наскучавшихся и изголодавшихся друг по другу. У противоположной стены стоял обычный шкаф с двумя дверцами, глянцевый и чуть потертый; рядом – стол, накрытый плотной бархатной скатертью. Там же лежал ноутбук, которого раньше у Игоря не было, но теперь зарплата наверняка позволила купить.

Игорь поставил чемодан у стены, рюкзак – на стул с деревянной спинкой. Стянув пуховик, я прошла внутрь и осмотрелась. Ванной не было, туалета – тоже, но на эти условности я наплевала еще в Москве, принимая решение приехать и сознательно отказываясь от гостиницы. Игорь не хотел переезжать на эти две недели, а я нуждалась в том, чтобы быть с ним постоянно.

– Уютно, – решила я все-таки, проведя пальцем по бархатной скатерти. – Мне нравится. Тобой пахнет.

Москва им больше не пахла. Мои вещи – тоже. А общажная комнатка в Дудинке впитала в себя этот родной, насыщенный запах. Я уткнулась Игорю в шею и закрыла глаза, а он скользнул ладонями мне под толстовку, вызывая колючую, приятную дрожь по телу. Мы целовались, мы были вместе, а все остальное уже не имело значения.

***

Заснеженное Плато Путорана, куда мы добрались на снегоходах, чтобы посмотреть на ледопады, отложилось где-то под сердцем и намертво запало в душу. Камера плохо передавала ту красоту, с которой мы столкнулись, стоя у подножья и глядя на ледовые, заснеженные склоны. Холодно оказалось так, что сводило пальцы ног и рук, но Игорь натянул мне на ладони рукавицы с утеплителем из овечьей шерсти, а на ноги нашли унты, в которых я постоянно скользила. Я придерживалась за Игоря и много смеялась, губы от непривычных холода и сухости потрескались, слегка кровоточили, и каждые полчаса я смазывала их бальзамом.

Мы целовались, завалившись прямо в снег, целовались на снегоходе, на фотографиях, я не хотела отрываться ни на секунду, но губы трескались только сильнее, и к сладости поцелуя примешивался соленый металлический привкус. Игорь отстранялся, а я наоборот притягивала его снова, зная, что трещинки заживут, а я через неделю улечу обратно, в скучную слякотную Москву. Без него. Можно ли было запечатлеть этот момент на оставшиеся два с половиной года вперед?

В Москве такой красоты не было. Дикой, первозданной, той, куда будто бы не ступала нога человека, и мы по случайной ошибке подсматривали за тем, как падают массивные ледяные обломки, как над заснеженной равниной, разлегшейся впереди, поднимается слабая метелица. Мы сделали несколько фотографий перед тем, как телефон отключился, но уже дома, из тепла, я отправила родителям снимки. Мы с Игорем – замерзшие, улыбавшиеся, счастливые; красоты Плато Путорана; снегоход, на котором мы добирались до места назначения; и катер, чтобы вернуться в Норильск. От Норильска до Дудинки обратно ехали на машине.

«Вернемся сюда летом?» – спросила я, почти засыпая, пока Игорь сосредоточенно вел машину. И когда только успел получить права?

«Конечно, – ответил он, – не сомневайся. Летом здесь еще красивее».

И я верила ему на слово, когда собирала чемодан обратно в Москву. Верила, что вернусь сюда летом или поздней весной, когда Игорю дадут отдельную квартиру, когда все зацветет, когда снегоход, чтобы добраться к красотам, нам не понадобится. Я верила, что это время пролетит незаметно, как закрыть глаза и открыть через пару мгновений. Игорь наблюдал за сборами из-за стола. Я на такси уезжала в аэропорт через час. Он через два уходил на дежурство.

– Зря ты уехал, – я впервые озвучила то, что действительно думала. – Зря не согласился на частную клинику. Тебе правда нравится здесь?

– Правда нравится, – неожиданно для меня ответил он. Я надеялась, что он начнет каяться, оправдываться и сожалеть о сделанном, но он выглядел как всегда непоколебимым и властным, тем, кто не сомневается в своих решениях. – Здесь хорошо. Зарплата прекрасная. Коллектив замечательный. Меня ценят, как врача. Не гоняют, как мальчика на побегушках, а ценят. Понимаешь?

Я заторможено кивнула.

– Наверное, понимаю, – мне не хотелось спорить, хотя резкие обвинения застряли в горле. – Но это просто работа. А как же мы?

– Мы есть, – Игорь удивился. – Осталось немного, Лу. Четыре месяца уже прошло. А значит, через каких-то два с половиной года я буду с тобой.

«Всего два с половиной года, – напомнила я себе мысленно. – Два с половиной, и все закончится».

– Ты храбришься, – я быстро поцеловала его в щеку и положила ладонь на грудь. – Чувствую, как свербит. Вот здесь.

– Скучаю, – признался Игорь неохотно. – По тебе, по Вадику. Мать… не дает с ним говорить. Считает, что это лишний раз его травмирует, он плачет потом, после моих звонков.

Я не нашлась, что ответить, и молча обняла его покрепче. Когда-то – через два с половиной года, позже или раньше, – это закончится. Все всегда заканчивается, и это тоже пройдет. Мы заживем еще лучше, чем жили.

Но на сердце все равно было тревожно, будто сейчас «Лада-Гранта» увезет меня в Норильский аэропорт, а Игорь останется здесь, и это разрушит оставшиеся между нами мосты, разберет по крупинкам асфальта путь. И останется сплошное, безликое бездорожье, по которому собьешь ноги в кровь острыми камнями раньше, чем успеешь дойти. Закрыв глаза, я сглотнула тугой ком и тихо всхлипнула. Игорь, почувствовав это, прижал меня к себе крепче. Теплые руки скользили между лопаток. Я почти обессиленно привалилась к нему.

– Я хочу остаться.

– Зайка, не сходи с ума, – он приподнял мое лицо за подбородок. – Умоляю, где ты тут будешь жить? В общежитии? И выращивать оленей