Читаем без скачивания Водоворот - Питер Уоттс

Ахилл видел их по каналам телеметрии.

Увидел он и то, что случилось потом. Сверху раздался приглушенный вой, несколько громче, чем от обыкновенных «оводов». Человеческое море заволновалось; взгляды неожиданно устремились вверх, пытаясь выжать картинку из серого хаоса. Пошли слухи: «Такое раньше случалось, в трех дня к югу. Вот так все и начинается. А потом о них больше ничего не слышали...» Кто-то ворчливо согласился; кто-то начал толкаться, другие уже побежали.

Страх наконец пробился сквозь химическую покорность, которая так долго держала их на привязи.

Правда, толку от него нет. Зону уже перекрыли. Паника бессмысленна, выхода для инстинктов самосохранения не найти. Беженцев предупредили всего пару секунд назад, но все уже практически закончилось.

Лезвием скальпеля пробился сквозь облака бирюзовый пунктир лазера, ажурной строчкой вышивающий поперечный разрез в десять километров длиной. От его касания сгорали крохотные частички песка и плоти. Аргоновые нити, столь яркие и прекрасные, что от одного взгляда на них можно было полностью ослепнуть, становились видимыми для человеческих глаз, только отра­зившись от капель в пропитанном влагой воздухе. Они действовали быстро: световое шоу закончилось прежде, чем раздались крики.

Принцип прост: горит все. Правда, каждый предмет дает свой отдельный спектр, едва отличимые сочетания бора, натрия и углерода люминесцируют каждое на своей длине волны, порождая гармонию света, уникальную для каждого объекта, преданного сожжению. В теории даже идентичные близнецы от пламени сияли бы по-разному, если только в жизни придерживались разных диет.

Для нынешних целей, конечно, такое разрешение не требовалось.

Взглянем сюда: перед нами некий стратегический участок. Надо выяснить, вражеская ли это территория. Для этого проведем через нее линию, причем так, чтобы разрез по обе стороны заходил на безопасную территорию. Прекрасно. Теперь возьмем образцы вдоль проложенной нами траектории. Превратим материю в энергию. Прочитаем язык пламени. Концы раны — это исходный материал, контрольные зоны; их свечение — это свет дружественной почвы. Далее следует вычис­лить длину волн от того, что обнаружится посередине, а потом прогнать данные через обычную статистику, выяснив уровень генетической неоднородности в окружающей среде.

Джовелланос получила из своих кашеобразных образцов отчетливый снимок того, как должен выглядеть спектр Бетагемота на расстоянии. С таким критерием существовал лишь один способ понять, прошел ли про­верку каждый отдельный участок: если полчаса спустя его не заливали галотаном и не выжигали там все до скальной породы, значит, заразу не обнаружили.

Тест был надежен на девяносто процентов. Сильные мира сего считали, что этого вполне достаточно.

***

Даже Ахилл, обладатель невероятно быстрой реакции, удивлялся тому, как все изменилось буквально за пару месяцев.

Разумеется, поползли слухи. Ничего последовательно­го и уж точно — официального. Карантины, вымирание растений и гибель урожая уже многие годы никого не удивляли. Дня не проходило, чтобы не вернулась какая-нибудь болезнь, — уставшие старые гены обретали новую жизнь в лабораториях террористов или вступали в союз с вирусными переносчиками, плевавшими на репродук­тивную изоляцию видов. На таком загрязненном фоне можно было спрятать немало новых эпидемий.

Однако смесь менялась. Двадцать первый век походил на изобильный «шведский стол» из катастроф, эпидемий, экзотов, пылевых бурь, и все они навалились на человечество с разных сторон. Но теперь в тени остальных потихоньку росла одна очень необычная угроза. Все чаще встречались определенные типы локализации. Пожары бушевали на всем Западном побережье, и официально они были никак друг с другом не связаны: где-то якобы шла дезинсекция, в других местах оказались виноваты террористы, а некоторые и вовсе вспыхнули из-за осушения почв, продолжавшего расползаться по всей тер­ритории Северной Америки. И все-таки, почему столь­ко пожаров, и все — вдоль берега? Почему установили столько карантинов, провели столько зачисток по направлению с севера на юг, вдоль Скалистых гор? Очень странно, ну очень.

Среди изобилия уже привычных катастроф вызревала какая-то темная энтропийная монокультура, сама по себе невидимая, но оставляющая яркий след. И люди начали его замечать.

Из-за Трипа Дежарден, естественно, держал рот на замке. Ахилл больше не занимался Бетагемотом — они с Джовелланос выполнили задание, отчитались о результатах и снова перешли к практике, разбираясь со случай­ными катастрофами, которые им выдавал Роутер, — но глубинные предчувствия не зависели от работы. После смены Ахилл спускался в уютные внутренности «Реактора Пикеринга», где с радостью напивался, мило общался с местными — в том числе позволил Гвен уговорить себя на настоящий секс, что впоследствии даже она признала полной катастрофой, — и прислушивался к молве о надвигающемся конце света.

И пока он так сидел и ничего не делал, в мире появ­лялось все больше самозванцев в черных гидрокостюмах с пустыми глазами.

Поначалу до него не доходил смысл новых веяний. Когда Ахилл впервые встретил Гвен, та вырядилась по последней моде, которую называла «рифтерским шиком», и оказалась одной из первых. За последние несколько месяцев тренд набрал силу. Теперь все кому не лень, включая органклонов, залезли в обтягивающие трико и вооружились фотоколлагеном. В основном, конечно, К-отборщицы, но «эрки» тоже не отставали. Дежарден даже видел нескольких людей, разодетых в настоящие отражающие кополимеры. Те казались чуть ли не живыми, меняли проницаемость для поддержания оптимального температурного и ионного баланса, зарастали, если ткань рвалась. Она как бы скользила по телу того, кто ее надевал, заползая в малейшую впадину, ее края и швы искали друг друга, желая слиться в единый организм, словно какая-то фарма скрестила амебу с нефтяным пят­ном. Дежарден слышал, что эта штука связывается даже с глазами.

От таких мыслей ему становилось не по себе. Впрочем, он не слишком много о них думал. От вида каждого нового модника Ахилл испытывал не просто отвращение — внутрь вонзался куда более острый нож.

«Шестеро погибли, — шептали клинки, скользя по кишкам. — Может, и зря. А может, их жизней не хватило.

Всякое бывает, знаешь ли. Шестеро погибли, а теперь еще несколько тысяч, и ты в этом сыграл далеко не последнюю роль, приятель. Ты не знаешь, правильно поступил или неправильно, ты понятия не имеешь, что конкретно натворил, но влез в дело по-крупному, о да. И теперь кровь погибших отчасти и на твоих руках».