Читаем без скачивания Боги войны - Конн Иггульден

Брут жаждал битвы. Он нервно всматривался в холмы, и солдаты старались держаться подальше.

К тому времени как возвели стены и выкопали рвы, на землю опустилась ночь, пришлось зажечь лампы. Помпей приказал возвести один большой лагерь, и вот, будто по волшебству, в диких полях вырос настоящий город.

Греческие легионеры натачивали поострее клинки и молча ужинали, сидя вокруг костров. Многие решали, как распорядиться своим имуществом; грамотные за несколько монет записывали завещания товарищей.

Никто этой ночью не смеялся, и Бруту стало немного не по себе. Их много больше, чем врагов, они должны бы уже охрипнуть от бахвальства. Никто не кричал, не пел, словно всех охватило уныние.

Стремительным шагом Брут подошел к Сенеке, который, уставившись в огонь, задумчиво дожевывал кусок мяса. Легионеры, теснившиеся у огня, раздвинулись, и Брут со вздохом сел и огляделся. Повисло неловкое молчание. Брут гадал, о чем тут говорили до его прихода.

— Веселая компания, ничего не скажешь, — обратился он к Сенеке. — Я-то думал, кто-нибудь хоть песню споет.

Сенека улыбнулся, однако ничего не сказал, и Брут удивленно поднял брови:

— Я для вас немало постарался. Раздобыл для вас галеру. Доставил в Грецию. Потратил столько времени и сил, стараясь вас обучить. И что же? Может быть, кто-то из вас почистил, например, мне доспехи? Или поделился, просто из благодарности, небольшой частью жалованья? Никто. Или хоть раз предложил мне выпить с вами вина?

Глядя на полководца в серебряных доспехах, Сенека глупо хихикнул:

— Не хочешь ли выпить с нами, господин? — Он потянулся к лежащей позади него амфоре.

— Нет. Совершенно, — ответил Брут, забирая чашу с вином из руки своего соседа. Легионер в удивлении захлопал глазами. — Ведь вы понимаете, что мы победим, — произнес Брут, поднимая чашу и чокаясь с Сенекой. Сенека молча выпил. — Куда Цезарю деваться, если на него нападет наша кавалерия? Он побежит скорее, чем течет пролитое молоко. Слышали, как они удирали от Лабиена? А если мы будем наступать всей армией?

Сенека неохотно кивнул, однако немного оживился.

Когда Брут узнал о бегстве своего бывшего легиона, то не сомневался: это тщательно спланированная ловушка. С первыми лучами солнца он выехал из лагеря проверить следы и не нашел и намека на то, что ночью здесь прятались крупные силы противника. Брут едва поверил своим глазам и даже немного обрадовался — ведь под его командованием Третий ни разу не бежал. Видно, Юлий разучился водить солдат в бой.

Допивая вино, Брут сунул руку под нагрудник и достал мешочек с игральными костями. Не глядя, взял две штуки и бросил в пустую чашу. От стука, словно по волшебству, люди оживились, лица их потеплели.

— Ага, зашевелились! — добродушно говорил Брут. — Сыграем немного, а потом на боковую, а? Думаю купить себе нового коня, а деньжат маловато.

Когда часом позже Лабиен проходил мимо, Брут уже стал душой компании. На крики и смех собрались любопытные; у соседних костров тоже началась игра. Увидев, как Брут, откровенно радуясь удаче, сгребает столбик монет, Лабиен ухмыльнулся. Постояв немного, он отправился дальше вдоль всего лагеря, конец которого терялся во тьме.

Поднявшись на рассвете с постели, диктатор послал за лекарем. Живот у него затвердел и вздулся, до кожи было больно дотронуться. Стиснув зубы, Помпей заставил себя негнущимися пальцами ощупать опухоль, но едва не задохнулся от боли. Позволить лекарям прооперировать? По ночам выдавались минуты, когда Помпей в полном отчаянии хотел сам воткнуть в себя нож. Выпустить острым лезвием весь гной и смрадный воздух, от которого вздувается живот. А утром приходилось вставать, заставлять себя одеваться, стягивать живот полотном, чтобы никто ничего не заметил.

Помпей провел рукой по лицу — после ночных мучений оно покрылось испариной. Глаза болели и слипались, и Помпей яростно тер их, ненавидя собственное тело за то, что оно отказывается ему служить. Командующий сидел на краю походной койки, согнувшись от боли. Вошел лекарь и, увидев его бледность, нахмурился. В мрачном молчании положил сумку и подошел к пациенту. Опустив прохладную ладонь ему на лоб, лекарь покачал головой:

— У тебя лихорадка, господин. Ты не замечал крови в своих испражнениях?

— Делай лекарство и убирайся, — оборвал Помпей, не открывая глаз.

У лекаря хватило ума промолчать. Он отвернулся и выставил на стол ступку с пестиком и целый ряд закрытых пробками баночек.

Помпей открыл глаза и стал наблюдать, как лекарь смешивает и толчет снадобья. Видя интерес пациента, тот наклонил котелок и показал пациенту вязкую белую массу, оседающую на стенках.

— На это лекарство я возлагаю большие надежды. Я тут смешал оливковое масло, воду, молоко и кору — я купил ее в Диррахии. Торговец клялся, что она помогает от любых желудочных болезней.

— Похоже на семя, — сквозь зубы выдавил Помпей.

Лекарь вспыхнул, но Помпей, который от него уже устал, раздраженно махнул рукой и потребовал:

— Давай сюда.

Он взял горшочек и стал глотать лекарство, черпая его сложенными пальцами. Смесь была безвкусной; немного погодя Помпею слегка полегчало.

— Приготовь еще. Я не могу каждый раз, как прихватит, бегать к тебе за лекарством.

— Помогло, господин? — спросил лекарь. — Если бы ты только позволил избавить тебя от той отравы, что носишь в себе…

— Приготовь и запечатай воском еще один сосуд — я возьму с собой! — отрезал Помпей. — Две порции этого и одну — твоей обычной дряни.

Вспомнив, сколько желудочных хворей и ранений довелось ему повидать, Помпей содрогнулся. В детстве он однажды убил кролика и вспорол ему живот, пытаясь снять шкурку. Помпей тогда перепачкал вонючими потрохами и руки, и мясо кролика. Кролика пришлось выкинуть, а зловония Помпей не забыл до сих пор. Позже ему приходилось видеть, как в результате ранения копьем в живот наружу вытекает содержимое желудка. Такие раненые всегда погибали.

— Хорошо, господин, — обиженно сказал лекарь. — У меня в палатке есть еще кора, и я пришлю тебе лекарство.

Помпей не ответил. Оставшись один, он заставил себя подняться на ноги. Войска готовы выступить. Сквозь полог шатра брезжит свет, значит, легионеры уже выстроились и ждут появления командующего. Прежде чем звать рабов и начать одеваться, нужно перетянуть живот. Только лекарь мог видеть жестоко вздувшуюся опухоль, которую Помпей утягивал полосками чистого полотна. Но и лекарь не знал о том, что по ночам диктатор кашляет кровью. Находясь на людях, Помпей проглатывал противную склизкую массу, и каждый раз это давалось ему все труднее.

У диктатора закружилась голова, и он тихонько выругался: придется ждать, пока пройдет приступ. Капли едкого пота катились по лицу, даже волосы у Помпея взмокли.

— Всего несколько дней, мне нужно лишь несколько дней, — шептал он, сам не зная, кого умоляет — богов или терзающую его боль.

Помпей дотянулся до бинтов, лежащих в ногах койки, и стал обматываться, резкими движениями заталкивая опухоль вглубь и вздрагивая от боли. Завязав неловкими пальцами узлы, он наконец смог выпрямиться и перевести дыхание. Подошел к ведру с водой, ополоснулся, затем накинул тунику. Едва дыша, кликнул рабов; те вошли, не поднимая глаз, и стали надевать на хозяина доспехи. Знают ли они, почему их господин так задержался? Впрочем, не важно. Боги даруют ему время, чтобы он успел уничтожить своего последнего врага. Когда Юлий будет мертв, тогда пусть и его, Помпея, забирают, а до тех пор ему нужно держаться — каждый день, каждый час. Новое снадобье все же уменьшило остроту боли, с облегчением отметил диктатор.

Отпустив рабов, Помпей положил руку на эфес гладия и вышел из шатра к своим легионам. У порога он помедлил и сделал глубокий вдох. Помогло ли новое лекарство, или дело было в том, что решение уже принято, но Помпей впервые за многие месяцы не чувствовал страха перед неприятелем.

На третье утро похода к Цезарю вернулись посланные вперед разведчики. Лица их пылали от быстрой скачки — каждый спешил первым сообщить новости. Через несколько миль, в окрестностях Фарсала, начинается обширная голая равнина.

Мало кому из легионеров это название о чем-то говорило, но у тех, кто бывал в Греции, по спинам пробежал холодок. Вот оно — место, подходящее для большого сражения.

Было ясно, что на такой местности битву поведут по старым правилам, так, как воевали прежние полководцы Рима. На пустынной плоской равнине негде спрятаться, никаких ловушек тут не устроить. Только с южной стороны протекает грязная мутная речушка. Если бой состоится здесь, всё решат скорость, тактика и сила. Армии встретятся в чистом поле и станут драться, пока одна из них не отвоюет право вернуться в Рим. Сципион Африканский одобрил бы подобный выбор. Юлий решился сразу. Он даст сражение у Фарсала.