Читаем без скачивания Домик тетушки лжи - Дарья Донцова

– Ну, еще разок, – велел он.

– Сидеть, – повторила я.

Естественно, результата не последовало.

– Безобразие, – вскипел режиссер, – отвратительно! Почему он не выполняет приказ?

– Тут не уголок тети Наташи Дуровой, – спокойно ответила я, – Хучик хочет спать.

– Но мне надо, чтобы он сначала сел, а потом прошел по ковру!

– Вот и поставь перед ним актерскую задачу, – съязвила я, – объясни цель, растолкуй мизансцену, может, и поможет.

Борис фыркнул и вышел за дверь. Федор, сидевший у камеры, хохотнул.

– Ой, мамочка, хуже нет – животных снимать!

– Да? – удивилась я. – Они такие милые!

– Ага, – мотнул головой оператор, – на экране.

– Думаю, вы не правы, – вздохнула я, – помните фильм про колли, «Лэсси», кажется. Там снимали великолепно дрессированную собаку, большую умницу. Она такие штуки проделывала! Ну не могла же эта шотландская овчарка все забыть после съемок?

Федор поглядел на меня с жалостью.

– Даша, ты наивна до жути. Насколько я знаю, в фильме «Лэсси» снималось то ли восемь, то ли десять животных!

– Да ну?!

– Именно. Подобрали похожих дрессированных животных, одно умело прыгать через огонь, другое бегало по лестнице, третье плавало. А потом, ну подумай, сериал длился лет пять или шесть, а собака все оставалась молодой…

А ведь верно. Надо же, сплошной обман это киноискусство.

– Но даже с дрессированными зверями работать – чистый геморрой, – откровенничал Федор, – а уж с обычными… Недавно снялся с Ваграмовым, слыхала про такого?

– Нет, – покачала я головой.

– Да ты чего? – изумился оператор. – Тенгиз Ваграмов, автор ужастиков, два года по телику крутят «Сказки из могилы».

– Извини, я не смотрю такое.

– Вот и зря, – припечатал Федя, – адреналин так и кипит! Ну не в этом соль. Там нужно было сделать такой кадр. В фужере сидит мышь. Главная героиня хватает, не глядя, бокал, подносит ко рту и тут только замечает грызуна.

– Она слепая? – поинтересовалась я.

– Кто? – удивился Федор.

– Главная героиня! Тащит в пасть стакан и не замечает мышонка!

– Ой, да перестань, – взвился оператор, – не в этом дело.

– А в чем?

– Ну как заставить мышь тихо сидеть в бокале?

Я призадумалась, потом честно призналась:

– Не знаю!

– Вот и мне сначала в голову ничего не пришло, но потом додумался, – торжествующе сообщил Федя.

– И как? – заинтересовалась я.

– Дал ей хлеба с коньяком, – веселился оператор, – враз опьянела.

– И снял?

Федор махнул рукой:

– Говорю же, чистый геморрой. Сначала актриса истерику устроила. Визжала, будто дрель в бетоне: не стану дохлую мышь трогать! Я ей объясняю: мышь пьяная… Нет, ни в какую! Час уламывали! Джулия Робертс недоделанная! Еле-еле уговорили!

– Значит, сняли!

– Как бы не так, – взвизгнул Федя, – ты прикинь! Только-только эта идиотка фужерчик к носу поднесла, как мышка от алкоголя оклемалась, увидела рожу кинозвезды около своей морды, перепугалась, впрочем, тут на нее злиться нельзя, я бы тоже от ужаса скончался, приди бабе в голову идея ткнуться в меня физией, и…

– Что?

Федор принялся хохотать:

– Ой не могу, ой, мышка за нас всех отомстила! Звезда-то наша, Полуянова Надька, жуткая стерва. Правда, у них, у всех бабенок киношных, норов еще тот, считают себя великими и выдрючиваются по полной программе. Но Надька – редкостная сволочь, всех до обморока довела. У гримерши кисть рыбой пахнет, партнер потом воняет, раньше десяти на площадку не приду, в полдень подайте кофе, принесите минеральную воду без газа, да только «Перье»!.. Забодала всех, а тут такой прикол! Сунула, значит, наша мадама морду к бокалу, а мышка-то и цап ее за носик. Визгу было! Крику! Народ просто замертво попадал от смеха, кто где стоял. Надька воет, мышь у нее на ноздре висит! Тенгиз руками машет, один я не растерялся и все отснял. Так в фильм и вошло, можно сказать, лучший кадр!

Я с сомнением посмотрела на наших собак и кошек, собравшихся в гостиной. К сожалению, их невозможно заставить тяпнуть противного Бориса… Хотя… Не успела я придумать, каким образом объяснить Жюли, единственной из всех собак, способной пустить в ход зубы, что следует цапнуть мужика за ноги, как режиссер вернулся в комнату. В руках он нес глубокую тарелку, наполненную кусочками сыра.

– Вот, – торжествующе сообщил режиссер, – ты правильно про Дурова вспомнила! А чему нас учил этот гениальный дрессировщик?

Он обвел взглядом молчаливую аудиторию.

– Правильно, зверей следует поощрять, кормить вкусно и действовать лаской! Хучик, Хучик, иди сюда, мой сладенький, хочешь сыру?

При виде «Эдама» мопс мигом становится очень послушен.

– Сидеть!

Хучик мигом устроился на жирненькой попке и преданно заглянул в глаза Борису.

– Ага, – обрадовался режиссер, – ты продажен, как все. Просто великолепно! Ну, начали.

Следующие полчаса мопс послушно воплощал в жизнь задумки постановщика. Садился, вставал, лежал, ходил. Количество сыра уменьшалось, когда содержимое тарелки ополовинилось, я осторожно предупредила Борю:

– Ты бы поосторожней с сыром-то!

– Почему, – отмахнулся режиссер, – не мешай!

– Хучу нельзя столько жирного, сыр – тяжелая еда для собачьего желудка.

– Ерунда, – ответил Боря, – смотри, как ему нравится!

Я вздохнула и легла на диван, дожидаясь эффекта. Он не замедлил случиться буквально через секунду. Обожравшийся мопс икнул и лег на ковер.

– Эй, Хуч, – недовольно заметил режиссер, – ну, еще пару раз от окна до двери, и все!

Но мопсику явно было не по себе. У Хучика внутри организма нет стоп-сигнала. При виде вкусной еды наш мальчишечка теряет контроль над собой и начинает сметать все, что предлагают. Впрочем, желудок у Мопса умнее головы, и, когда он наполняется под завязку, происходит процесс освобождения органа.

– Хучик, вперед, – присел на корточки возле собачки режиссер, – на, видишь, сыр!

– Не давай ему больше, – прошелестела я, – не надо!

– Почему?

– Не надо!

– Глупости, – вскипел Борис и поднес к носу мопса очередной ломтик, – ну, Хучик, действуй!

Мопс осоловело глянул на качающийся перед мордой сыр, икнул, и все съеденное ранее оказалось на ботинках Бори.

– Это что такое! – взвизгнул постановщик.

– Пережеванный Хучем «Эдам», – мирно сообщила я, – говорила же, не давай ему больше!

– Ладно, – бормотал Боря, глядя, как Ирка убирала безобразие, – начнем сначала!

Я вспомнила, как плохо мне было после того, как я слопала немереное количество геркулесовой каши, и решительно заявила:

– Все, с бедного Хуча хватит, он уже переполнился искусством.

– Все, так все, – неожиданно покладисто согласился режиссер. – Теперь займемся кошкой, вон той! – и он ткнул пальцем в трехцветную Клеопатру.

Сначала выстроили мизансцену. В кресло посадили меня и велели гладить Клепу. Я старательно выполняла все требования, но Борису постоянно что-то не нравилось. То не так улыбаюсь, то слишком размахиваю руками, то голова повернута не в ту сторону… Клеопатра вначале сидела тихо, но потом ее тело напряглось, а из груди стало вырываться нервное урчание.

– Боже мой, – в очередной раз возмутился режиссер, – ну неужели так трудно! Элементарщину прошу, дай сюда киску.

Он вырвал из моих рук Клеопатру.

– Не надо, – сказала я, – не трогай кошку!

Борис вздернул бровь:

– Почему?

– Она нервничает.

– Ой, не могу, – засмеялся постановщик, – ну и пусть! И потом, ты ошибаешься, киска урчит.

Очевидно, у Бориса никогда не было кошек, потому что все, кто держит дома это существо, знают: киски издают урчание не только в момент удовольствия. Очень часто подобный звук вырывается из них на пике нервного напряжения.

– Давай, – сердито заявил Боря, – смотри, как надо!

Он плюхнулся в кресло. Кошка попыталась удрать, но режиссер с силой прижал ее к себе.

– Ну уж нет, лежи!

Клепа забила хвостом.

– Отпусти ее, – дружески посоветовала я, – она злится!

– Вовсе нет, хвостом виляет!

Я вздохнула, Борис ошибается, это собака вертит нижней частью позвоночника от радости и дружелюбия, кошка же начинает дергать хвостом от раздражения, и сейчас Боре мало не покажется.

– Вот так, – торжествующе объявил режиссер, – голову налево, лапки направо, хвост вверх и аккуратно… Ой, что такое?

Я попыталась скрыть усмешку. Наша Клеопатра – необыкновенная киска. Она появилась в доме раньше всех животных. Еще не было в помине Черри, Банди, Снапа, Хуча и Жюли. Не взяли мы еще и Фифину, а, если сказать честно, не собирались вообще никого брать. Но однажды, холодным декабрьским вечером, я, тогда еще нищая преподавательница французского языка, брела домой после очередного рабочего дня. Вернее, где-то около десяти вечера я вышла из квартиры одного из своих учеников и наткнулась на крошечного котенка, лежащего на ступеньках. Несчастное существо громко плакало, оно замерзло и хотело есть. Думая, что кошечка невесть как выползла из соседней с моим учеником квартиры, я позвонила в дверь. Высунулась тетка, за ней выплыл запах жирных щей, сваренных на свинине, просто удар по организму, а не супчик.