Читаем без скачивания Беглый огонь - Александр Зорич

– «Вертикальный бич» редкий феномен… Я сомневаюсь, накоплена ли мировой наукой отвечающая стандартам статистика, – степенно ответил Трофим. Хорошо им, ученым, – говори гладко, слов побольше всяких лепи, а тебе за это денежки каждый месяц заносят. Спецам по Зоне, кстати, – немалые…

– Вот именно поэтому я бы хотел говорить с лучшим специалистом по А-генерации, – сказал я, сделав ударение на «лучшим». – Не в обиду, Трофим.

– А чего мне обижаться? Я некробиотик, занимаюсь местными формами квазижизни. Аномалии и артефакты меня интересуют лишь в той мере, в какой возможно установление связей между их активностью и поведением форм квазижиз…

Видимо, взгляд мой в ту секунду стал достаточно красноречив, потому что Трофим осекся и кротко сказал:

– Хочешь, сейчас сходим в лабораторию Менглера. Спросим у кого-то из его сотрудников. Может, знают.

– Хочу. А пока мы идем, ты думай, пожалуйста, как меня на тот берег переправить. Очень надо.

Я так запросто с Трофимом обращался – будто был он моим подчиненным, – потому что чувствовал за собой моральное право. А когда я чувствую за собой моральное право – извините-подвиньтесь.

В конце прошлого года я спас Трофиму жизнь. Ничего особенного, обычная история про обычных парней в Зоне.

Он шел по Зоне один, ошибся, попал в жадинку. Собственно, главная ошибка Трофима была в том, что он шел по Зоне один. То, что он жадинку не заметил и позволил себя крепко прихватить, – это уже мелочи.

Ну а я тоже шел по Зоне один – мне можно! – и вдруг оказался в нужном месте в нужное время. И был у меня при себе, к счастью, артефакт «иллюзион». Редкий, но дешевый, потому что за пределами Зоны он теряет все свои свойства. Да и в пределах-то Зоны свойство у него лишь одно: вместе с изменениями температуры «иллюзион» меняет вес. В частности, при нагреве – тяжелеет.

Ну и вот при помощи «иллюзиона» вкупе с горелкой (на которой я кофе себе по утром варю) я без проблем перегрузил жадинку. Она лопнула и Трофима отпустила.

Так что Трофим – мой должник. Но я пока ни разу не злоупотребил этим. А теперь вот намеревался.

Пока мы шли, Трофим сопел, пыхтел, и было видно, что в душе у него идет настоящая борьба – сообщать некоему Комбату нечто важное или перебьется. В то же время это «нечто» тянуло его за язык…

Наконец – припомнил, видать, по чьей милости он все еще землю топчет – Трофим остановил меня, придержав за локоть, перед ангаром, на дверях которого желтела трафаретная надпись «Лаборатория А-3».

– Я вообще-то не рекомендую тебе сейчас идти на тот берег, Комбат. Сейчас – не надо.

– А что такое?

– Не могу тебе сказать. Мне и знать-то это не положено… Но там что-то аховое. Все наши военные сталкеры сорвались туда, за озеро, два часа назад.

«Ах какая неожиданность!» – удовлетворенно подумал я.

– Зачем сорвались?

– Ну а зачем военсталкеры срываются? Спасают кого-то, сам понимаешь.

– А не кажется тебе, товарищ ученый, что есть какая-то связь между той семеркой, которая вчера выгребла все мокроступы, и вашими военсталкерами?

– Какая связь? – Трофим нахмурился. Кажется, он действительно не просекал.

«Во дает! Хорош интеллектуал!»

– Ну, например, ваши военсталкеры получили сигнал тревоги от аларм-маячка, принадлежащего одному из тех типов, в ваших мокроступах. А?

– А ведь похоже… Ну так тем более, Комбат! Куда ты собрался сейчас? Если те громилы всемером не справились! Если были вынуждены позвать на помощь наших военсталкеров, значит, там кошмар и полный пэ!

«Полный пэ» – такое я из уст Трофима слышал впервые в жизни.

– Без истерик. Полный или неполный – надо идти смотреть. Заозерье, в конце концов, большое. Если те вчерашние ходоки были идиоты и сунулись, скажем, ко второй скважине… Или если у кого-то из них хватило ума выстрелить в Каменное Небо…

– Для самоуспокоения то, что ты говоришь, вполне годится. Но лично я тебя на тот берег идти всячески отговариваю.

– Это я вижу. И вообще – спасибо за заботу о моей бесценной шкурке! А теперь позволь же мне поговорить с кем-нибудь из сотрудников этого вашего Менглера.

Трофим рывком открыл дверь в «Лабораторию А-3», предварительно скользнув своей пластиковой карточкой по панели электронного замка.

Мы вошли.

Внутри оказалось на удивление светло и просторно. Я готовился обнаружить, что весь объем лаборатории заставлен железными шкафами с оборудованием. Но ничего подобного. Никаких шкафов – только два стальных стола. На одном стоял некий затейливый агрегат, похожий на портативный электронный микроскоп, на другом – прозрачная банка с желеобразной багровой жидкостью. Не могу назвать оттенок жидкости «кровавым», скорее она походила цветом на малиновое варенье.

Над банкой, на высоте порядка метра, висел болт. Железный болт. Таких устрашающих размеров, будто передо мной была заклепка от «Титаника».

Рядом с банкой стоял грошовый пластмассовый будильник в виде красной божьей коровки.

Чуть в стороне можно было видеть канистру с надписью «Гипохлорит натрия». Что такое гипохлорит натрия, я случайно знал, потому что у одного моего приятеля в Витебске есть дом с бассейном. Так вот этим гипохлоритом дезинфицируют воду в бассейнах, действующее вещество там – обычный хлор.

Возложив локти на стол и сцепив руки под подбородком, банку безмолвно созерцал человек чуть старше средних лет, полный, краснолицый, в очках с толстыми линзами.

– Профессор, можно к вам?

– Нельзя.

– Профессор, мы нуждаемся в вашей эрудиции исследователя и таланте крупного ученого.

Краснолицый чуть повернул голову в нашу сторону, но взгляд его по-прежнему был сфокусирован на малиновом варенье в банке. «Картина: чем занимался Карлсон до того, как начал интересоваться малышами», – пронеслось в голове.

– Убирайтесь к дьяволу.

Я поглядел на Трофима. Трофим поглядел на меня. Удивительно, но в глазах Трофима не читалось обиды. Напротив! Казалось, мой друг некробиотик нашел для себя в словах Добровольцева нечто обнадеживающее.

– Вопрос про «вертикальный бич», – сообщил Трофим.

Добровольцев вдруг резко развернулся на нас всем корпусом вместе со стулом, вмиг потеряв всякий интерес к малиновому варенью, будильнику, болту.

– И какой вопрос? – спросил он с живейшим интересом.

Я повторил то, что уже говорил Трофиму по поводу генерации артефактов.

– Ага, ага. – Ученый оживленно закивал. – Насколько мы можем судить, генерируются «вертячки», «волчьи слезы» и «мамины бусы». Ну еще полумифическая «звезда Полынь», но это… вы понимаете…

– Я понимаю. А скажите, уважаемый профессор, «вертикальный бич», он же, по идее, сопровождается правозакрученной турбулентностью?