Читаем без скачивания Охота на Герострата - Антон Первушин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава двадцать шестая
Я оказался прав. Ожидание затянулось.
Шел двенадцатый день охоты на Герострата, двадцатое июля, но никакой новой информации о Своре и самом Герострате сотрудникам ФСК раздобыть не удалось. След остыл, как сказал бы, наверное, Мишка Мартынов, будь он рядом. И добавил бы, скрипнув зубами: «Дьявол, дьявол, а не человек!».
Я бы с ним не согласился. Герострат — человек, а это гораздо страшнее. Я ПОМНИЛ, насколько страшнее. И то, что ожидание наше затягивалось, постепенно начинало выводить меня из себя.
Когда-то в мае я каждым нервом, каждой клеткой чувствовал, как ускользают минуты, как протекают они плавно сквозь пальцы, и что за любой из них — кровь, новые жертвы. И теперь, в июле, я испытывал сходные ощущения. Можно было бы вновь заняться самобичеванием, но результат от подобного мазохизма — нулевой, и я, к счастью, это хорошо понимал. Потому самобичеваниями не занимался, но раздражение все равно продолжало накапливаться, нарастать.
Сифоров приходил часто, просиживал время у нас на кухне, литрами поглощал кофе и, не щадя легких, выкуривал по две пачки в день. Видимо, и его самообладание где-то имело пределы, и он старался поддержать его стимулирующими средствами.
Одна Марина, казалось, чувствует себя вполне в своей тарелке. Она исправно готовила завтраки, обеды и ужины — надо отметить, готовить она умела — читала книги, разглядывала подолгу репродукции в роскошных альбомах.
Я же, слоняясь по комнатам «явки номер раз», не мог найти себе места. Пытался смотреть телевизор, ставил в видеомагнитофон кассеты из любовно подобранной коллекции, но часто ловил себя на том, что происходящее на экране совершенно проскальзывает мимо моего восприятия. Я бросил бесполезное занятие, но нового себе не нашел, и время тянулось резиной, и раздражение росло.
А срок, выделенный на поиски Герострата, подходил к концу, и вполне потому понятно, что скоро я сцепился с настолько же раздраженным Сифоровым.
Был это день четвертый вынужденного безделья, день двенадцатый от начала охоты. Как всегда, Сифоров появился около десяти утра, и я застал его, уютно расположившимся на кухне.
— Есть новости? — задал я ставший уже традиционным вопрос.
— Есть, — отвечал Сифоров мрачно.
Я, ожидавший услышать привычное «нет», немедленно встрепенулся:
— Центр?
— Ничего даже похожего. С Центром все в порядке, — Сифоров помолчал, затем продолжил с плохо скрываемой злостью. — Некий капитан Андронников, коллега, сами судите, которому поручили взять Заварзина, решил наконец доложить о мучающих его сомнениях. В момент, когда его команда должна была Заварзина повязать, рядом остановилось такси. Водитель такси за минуту до этого отказал в услуге случайному прохожему. Андронникову показалось странным поведение таксиста, но о своих подозрениях он рассказал только сейчас.
— Третья сила? — догадался я.
— А может быть, случайное совпадение. Но если все-таки не случайное, то получается, что третья сила контролирует нас с самого начала. Каждый наш ход им известен, и не успели они только один раз при аресте Заварзина.
— Знаете, что я вам скажу, Кирилл. Сейчас мне вспомнилось то наше майское приключение и вот в каком аспекте. Тогда в мае мы: вы и я — были пешками, фигурами на чужой доске. Нам ничего не полагалось знать; нами управляли все, кому не лень. А мы послушно следовали приказам… Как вы думаете, Кирилл, почему я об этом вспомнил? Не повторяется ли ситуация сегодня? Не являемся ли мы пешками в новой игре, а все эти разговоры о том, что мы самостоятельны и чуть ли не возглавляем охоту на Герострата, предназначены лишь для успокоения нашего честолюбия, чтобы мы не рыпались, а следовали установленному плану.
— Этого не может быть, — не захотел меня слушать Сифоров, — потому что этого не может быть никогда.
— Замечательная цитата, но попробуйте мне и, прежде всего, себе объяснить, почему этого не может быть никогда.
— В этом нет никакого смысла. При современном положении дел.
— Это ваши самоуговоры лишены смысла, они как раз в духе пешки. Вполне в духе того, чего от нас ждут.
— Допустим, мы — пешки. Допустим, нами играют. Но что дальше? Какие такие глубокомысленные выводы я должен, по-вашему, из этого положения сделать?
— Элементарные, — ответил я. — Самые элементарные. Нет никакой третьей силы в природе. Не было никогда и нет.
— Еще скажите Герострата нет, — поддел меня Сифоров.
— Герострата я немного знаю, — не купился я. — Герострат, вырвись он из вашего Центра, и, скорее всего, были у него на то причины, вряд ли захочет возвращаться назад. Сейчас он играет за себя и только за себя, благо генералы спасовали. А вот на чьей стороне выступаем мы? Не используют ли нас в качестве прикрытия, отвлекающего маневра? И все наши задумки, вроде Центра-два, заранее обречены на провал? Скажите, капитан, вам нравится, когда вас бесцеремонно используют? Навроде презерватива, нравится? Мне лично не нравится! Не выношу я, когда ко мне относятся, будто к контрацептивному средству. Слишком дорого мне обошлись майские «любовные» игры.
— Даже если дела обстоят именно так, как вы говорите, нашего с вами положения не изменить. И в конце концов, Борис Анатольевич, вы же служили в армии, вы должны понимать, что такое субординация! Если нас используют втемную, как вы утверждаете, значит, на то есть свои причины. Мы должны делать наше дело на своем уровне компетенции; кто-то пусть делает на своем. А если каждый начнет требовать, чтобы его непрерывно информировали о том, что происходит на других уровнях, тогда это не дело будет, а бардак.
Те же самые аргументы, отметил я, можно привести в оправдание совершенно противоположных выводов. Велика наука софистики!
Но вслух сказал я другое, причем, в вызывающе оскорбительной манере:
— Чем же тогда вы, товарищ капитан, отличаетесь от «всего из себя великолепного» агента Альфа? — и процитировал, нарочито подражая высокомерным интонациям «голоса совести» Заварзина. — «Если надо стрелять, я буду стрелять. Если нужно убить, я убью. Если понадобится взорвать этот мир, я взорву его. И Владыки ценят меня, я не обману высокое доверие Совета.»
Лицо Сифорова вдруг страшно перекосилось. Было это настолько неожиданно, что я отпрянул. Мне вдруг показалось, что сейчас он попытается меня ударить. Он стиснул пальцы в кулаки, и на скулах у него выступили красные пятна. Совсем как тогда, под воздействием выпитой залпом водки. Но ударить он меня не ударил, даже не пытался.
— Не понимаю, Борис Анатольевич, — сказал он высоким звенящим от напряжения голосом. — Не понимаю, зачем вам нужно ссориться со мной?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});