Читаем без скачивания Убийство на водах - Иван Любенко

Присяжный поверенный взял находку, рассмотрел ее поближе, сравнил со своим и вернул.

– Что ж, поздравляю! Итак, господа, если хотите, чтобы я познакомил вас с преступником, надобно поторопиться. Желающих прошу безотлагательно проследовать в «Гранд-отель». А то Николай Петрович, должно быть, места себе не находит.

Комната опустела. Выйдя на улицу, Клим Пантелеевич поймал себя на мысли, что дом со смертью хозяина заметно погрустнел. И даже неугомонный флюгер на ржавом стержне скрипел теперь как-то жалобно.

У входа в гостиницу нервно прохаживался Нижегородцев, то и дело посматривая на часы. Он напоминал нетерпеливого кавалера на свидании. Завидев адвоката, доктор шагнул ему навстречу:

– Где это вы запропастились, Клим Пантелеевич? Я уже изнервничался!

– Матушкина убили.

– Надо же! А где?

– Дома.

– Неужели червовый туз?

– Представьте себе!

– И опять из глазетной колоды?

– Именно. А у вас как?

– Заканчивают завтракать.

– Стильванский здесь?

– Вон, на диване сидит, газетку почитывает. Отделение передал новому назначенцу. Психиатрию бросил. Собрался литературной деятельностью заниматься… Сегодня похороны Фартушина. На кладбище соберется уйма народу. Куропятников из Пятигорска городовых просит – беспорядков боится. А Эйдельман затеял репортерское расследование. Требует обнародовать заключение о смерти ясновидящего. Клеймит всех и вся: заморили, говорит, провидца тираны, как пить дать, заморили!.. А вы, я вижу, уже с полицией пожаловали?

– Как же без нее. А где Анна Кузьминична?

– Я ее незаметно провел в свою комнату. Сейчас она там с Ангелиной.

– Видимо, пора им спускаться. Не сочтите за труд, пригласите Веронику Альбертовну. Супруга так устала от моего постоянного отсутствия, что как никто другой заслужила право лицезреть мизансцену.

– Хорошо, только вы не упускайте их из виду.

– Не беспокойтесь.

В вестибюле было шумно и суетливо. Приезжающие отмечались у портье и отправлялись в номера. Носильщики дугой сгибались под тяжестью кожаных чемоданов, затаскивая их на верхние этажи. И лишь в дальней части залы, было относительно тихо и спокойно. Именно там и шелестел «Кавказским краем» Стильванский, который заметно удивился, завидев приближающихся Круше, Боголепова и Триклятова.

– Позволите? – поинтересовался полицейский, и, не дожидаясь ответа, присоседился рядом.

– Пожалуйста. А вас, вероятно, так же, как и меня, пригласил Ардашев?

– Да.

– Судя по всему, число зрителей увеличивается, – следователь кивнул в сторону Вероники Альбертовны и американской четы Браун. Замыкал шествие сам Клим Пантелеевич. Дождавшись, пока все рассядутся, он изрек:

– Итак, уважаемые дамы и господа, позвольте я представлю вам того самого злодея, который вот уже два месяца приводит в содрогание не только Ессентуки и Кисловодск, но и всю Россию-матушку, как недавно писалось в «Московском листке». – Адвокат сделал паузу, окинул присутствующих внимательным взглядом и объявил: – Прошу любить и жаловать – миссис Эмили Браун!

Услышав свое имя, американка непонимающе заморгала глазами и удивленно проронила:

– What are you talking about?[40]

Будто не слыша ее возгласа, Ардашев продолжил:

– Это сейчас она подданная Соединенных Американских Штатов, а всего лишь десять лет назад тогдашнюю барышню из дворянской семьи звали Эмилия Юрьевна Лаврова – дочь известного в Казани фабриканта. После гибели ее сестры, стремясь поскорее избавиться от горестных воспоминаний, все домочадцы отправились в Европу. И там, в Париже, она случайно познакомилась с богатым американцем. Вскоре состоялась их свадьба. Эмилия Лаврова стала Amily Brown. Ардашев повернулся к Нижегородцеву: – Николай Петрович, пригласите нашу гостью.

Из-за боковой двери с надписью «Только для прислуги» возникла женщина лет шестидесяти пяти с седыми волосами. На ее изможденном лице проступала душевная боль и страдание. Она подошла к американке и дрожащим голосом вымолвила:

– Доченька, зачем же ты все это натворила? Леночки нет, папа умер… что ж я теперь… совсем одна останусь?

– Who is this old dame?[41] – визгливо выкрикнула Эмили и, поднявшись, собралась удалиться, но дорогу ей преградил капитан Круше. Улыбаясь, он проговорил:

– Я смотрю, мадам, вы хотите поиграть со мной в идиота?

Неожиданно вмешался мистер Браун. Он шагнул навстречу полицейскому и гневно выпалил:

– What is going on?[42]

Капитан вынул из кармана карточку-удостоверение, и, сунув документ под нос американцу, приказал:

– Сядьте, милейший! Пока я вас не арестовал!

Опустившись в кресло, тот изумленно посмотрел на старушку и вымолвил:

– What are you doing here mother Anny?[43]

– Вот и слава богу! – облегченно вздохнул Ардашев. – Вот и признали. А вы присаживайтесь, госпожа Лаврова. Беседа с дочерью будет долгой и непростой. Позвольте я поясню. Некоторое время назад, когда капитан Круше кратко обрисовывал мне дело покойного ныне «провидца», из его уст прозвучала девичья фамилия погибшей жены Фартушина – Елены Юрьевны Лавровой, уроженки Казани. Мне не оставалось ничего другого, как послать запрос в тамошний адресный стол и среди полутора десятков Лавровых отыскать присутствующую здесь Анну Кузьминичну – вдову известного фабриканта. Но это было все намного позже, а сначала все казалось сложным и весьма запутанным. Прежде всего с толку сбивал сам Фартушин. Я, признаться, уже готов был уверовать в его сверхчеловеческие возможности, но, к счастью, обратил внимание на бумагу.

– Бумагу? – переспросил Стильванский.

– Да, Куприян Савельевич. Ведь даже вы – главный врач психиатрического отделения ведете записи на простой почтовой бумаге, а безумец живописал на дорогой веленевой! Да откуда, скажите, она у него могла оказаться, если не с «Метрополя», где в каждом номере имеются бювары с письменными принадлежностями высочайшего качества? И по поводу цветных карандашей тоже довольно сомнительно… Собственно тогда я и заподозрил, что кто-то ему передает эти художества. Но кто? И как? Согласитесь, с самого начала было непонятно: что может связывать сумасшедшего, историю которого уже все давно забыли, и дерзкие и хладнокровные убийства с брошенными подле трупов картами? Здесь мне неоценимую помощь оказала аккуратность доктора Стильванского – я имею в виду дневники наблюдений за Фартушиным. Помните, Куприян Савельевич, – адвокат повернулся к врачу, – там фигурировали слова: «угадал», «соник», «плие»… А ведь это все термины карточной игры – штоса. Вот поэтому-то я и решил попробовать с ним пометать. Естественно, что вместо денег мы использовали обычные бумажки с цифрами, но самое поразительное – умалишенный человек играл исключительно грамотно! И тогда я сделал вывод, что если он может соблюдать правила штоса, то наверняка в состоянии выполнять чьи-либо указания. А вот повторить за мной написание простой цифры бывшему нотариусу оказалось не под силу, не говоря уже об изображении сердца – знака червей. И чем больше я наблюдал за ним, тем больше приходил к выводу, что он не мог отравить свою несчастную жену. Но кто же тогда это сделал?

– Скорее всего, Леночка покончила с собой, – упавшим голосом вымолвила Анна Кузьминична. – Афоня слабый, нет это не он…

– Этого мы уже никогда не узнаем, – огорченно вздохнул Боголепов.

– Мою сестру убили. Это убийство произошло здесь, на водах, десять лет назад, – холодно произнесла Эмили. – И неважно, сама ли она выпила яд или ей его подсыпал негодяй муж, какая разница? Время пришло и всем воздалось по заслугам. – Она закусила губу, с трудом стараясь сдерживать эмоции, которые так и рвались наружу сквозь маску ледяного спокойствия.

– Вы признаете свою вину? – спешно подсуетился судебный следователь.

– Нет. И больше не надейтесь услышать от меня ни слова.

– Как же так, Милочка? Как же так? – расплакалась мать. Ее потерянные глаза дико бегали, словно у помешанной.

– Но как удавалось такой молодой особе настолько точно определять карточных жуликов? – в изумлении взмахнул руками Круше. – Ведь она ни разу не ошиблась!

– Хотелось бы, чтобы на этот вопрос ответила непосредственно миссис Браун, однако заранее предвижу отказ и потому попытаюсь это сделать сам. В принципе, распознать шулера не так уж и сложно: его глаза, мимика, расчетливый взгляд, мелькающий во время притворной улыбки, манера метать, нереальное везение, ну и такие обычные штучки, как сдача карт над серебряным портсигаром или даже некоторые едва заметные мелкие оплошности при передергивании, подтасовке… К тому же не забывайте, что женщины – лучшие физиономисты.

– Ну а Матушкин? – удивился капитан. – Откуда она могла знать, что именно он стрижет купоны со всех шулеров? – Он бросил взгляд на Эмили. На ее лице не дрогнул ни один нерв. Дама была абсолютно спокойна и смотрела прямо перед собой, как будто на стене висел экран синематографа.