Читаем без скачивания Русская Италия - Сергей Нечаев

Но семья Толстых была не в состоянии самостоятельно поддерживать порядок в Ясной Поляне. По их просьбе в 1919 году управление имением взяло на себя «Просветительское общество «Ясная Поляна» в память Толстого», созданное в Туле в 1917 году.

Хранителем яснополянского дома была назначена младшая дочь Толстых Александра Львовна, которая к тому времени уже прошла сестрою милосердия по фронтам Первой мировой войны, и даже имела боевые награды. Однако в 1919 году она жила преимущественно в Москве, где в неотапливаемом помещении Румянцевского музея, голодная и больная, занималась разбором рукописей отца и подготовкой их к печати.

В том же 1919 году Александра Львовна оказалась под следствием по делу «Тактического центра», подпольного политического объединения контрреволюционных сил, возникшего в Москве в апреле 1919 года для координации борьбы против советской власти. Руководителями «Тактического центра» среди прочих были князь С. Е. Трубецкой (от «Национального центра»), С. М. Леонтьев (от «Совета общественных деятелей») и С. П. Мельгунов (от «Союза возрождения России»). «Тактический центр» действовал в тесном контакте с А. И. Деникиным, А. В. Колчаком и Н. Н. Юденичем, военными подпольными антисоветскими группами и иностранными интервентами. Особая военная комиссия «Тактического центра» готовила план контрреволюционного мятежа в Москве и захвата Кремля при подходе к столице деникинских войск.

Вина Александры Львовны Толстой заключалась в том, что она была знакома с некоторыми членами «Тактического центра» и несколько раз предоставляла им для собраний, в которых никакого участия не принимала, свою квартиру в Мерзляковском переулке. В итоге она дважды подверглась аресту, а в августе 1920 года Верховный трибунал ВЦИК приговорил ее к заключению в концентрационном лагере сроком на три года.

Ясная Поляна осталась на попечении Татьяны Львовны Сухотиной-Толстой, которая 14 декабря 1919 года заняла вместо арестованной сестры должность хранителя. Однако эта должность не давала достаточно прав, чтобы обеспечить сохранность усадьбы, и 13 января 1920 года Татьяна Львовна была назначена комиссаром-хранителем.

Одновременно с работой в Ясной Поляне Татьяна Львовна принимала участие в создании музеев Л. Н. Толстого в Москве. В частности, в 1923 году она была назначена заведующей Толстовским музеем на Пречистенке, а в 1924 году, после его объединения с домом Толстых в Хамовниках, она стала его директором.

В этот период еще более раскрылись незаурядные способности Татьяны Львовны. К этому времени относится ее близкое знакомство с А. В. Луначарским, К. С. Станиславским, В. И. Немировичем-Данченко, В. И. Качаловым, М. В. Нестеровым, И. Э. Грабарем и другими деятелями культуры, помогавшими ей в музейной работе.

Когда вернувшаяся из заключения Александра Львовна вновь стала хранителем усадьбы в Ясной Поляне, Татьяна Львовна переехала жить в Москву. Там она открыла школу живописи и рисования, в которой сама и преподавала. Находила она время и для литературной работы. В 1923 году вышла в свет ее книга «Друзья и гости Ясной Поляны».

Гражданская война, разгром имений, тяжелый быт, работа в музеях, школа живописи… Казалось бы, достаточно. Но Татьяна Львовна постоянно была занята заботами о родных, знакомых и незнакомых людях. На свои скудные средства она собирала и отправляла посылки, обивала пороги кабинетов, чтобы выхлопотать для кого-то пенсию, жилье, паек, работу…

Многие вопросы ей удавалось решить благодаря тому, что она была дочерью Льва Толстого (кстати, именно в эти годы она стала подписываться двойной фамилией: Сухотина-Толстая). Имя великого писателя, однако, не всегда помогало защитить других, да и самих детей Толстого оно не всегда защищало, и им пришлось испытать на себе все тяготы и невзгоды того бурного времени.

27 марта 1925 года Татьяна Львовна Сухотина-Толстая вместе с дочерью уехала из России. Путь ее лежал сначала в Прагу, а затем во Францию, куда она была командирована А. В. Луначарским для чтения лекций о Л. Н. Толстом.

Живя за рубежом, Татьяна Львовна общалась со многими деятелями русской и мировой культуры, видевшими в ней продолжательницу дела отца. Среди них были Илья Репин, Иван Бунин, Федор Шаляпин, Александр Куприн, Марина Цветаева, Ромен Роллан, Андре Моруа и многие другие. В Музее Л. Н. Толстого хранятся письма к ней, из которых видно, как велико было всеобщее уважение к дочери писателя.

В 1928 году Татьяна Львовна возглавила за рубежом празднование столетия со дня рождения Л. Н. Толстого. По этому поводу, а также в связи с выходом в свет ее книги об уходе и смерти отца она получила много писем из России и от своих соотечественников за границей. Ф. И. Шаляпин писал ей:

«Как ярко оживают в памяти моей Хамовники! Какое великое наслаждение испытал я петь Льву Николаевичу! Как горжусь я этой великой для меня минутой в моей жизни!»

М. И. Цветаева прислала ей книгу своих стихов «в знак внимания и симпатии». С большой теплотой многократно писал Татьяне Львовне и И. А. Бунин:

«Целую Ваши ручки с большой любовью и родственностью: ведь вы, Толстые, истинно как родные были мне всю жизнь».

В 1930 году ее дочь Таня вышла замуж за итальянца, известного римского юриста и общественного деятеля Леонардо-Джузеппе Альбертини. После этого Татьяна Львовна вслед за дочерью переехала жить в Рим.

Последующие годы Татьяна Львовна провела в Риме. Привязанная к дочери и внукам, Татьяна Львовна Сухотина-Толстая навсегда осталась в Италии, но всеми силами души тянулась в Россию, в родную Ясную Поляну. В одном из писем к брату, Сергею Львовичу, она в 1935 году с грустью писала:

«Я часто думаю, как странно, что я никогда уже Ясной не увижу. А как бы вдруг я себя почувствовала дома, легко, тепло, спокойно в своей комнате над девичьей или с корзинкой в Абрамовской посадке за подберезовиками. Иногда попадался бы толстый белый гриб с седой шапочкой; земляника запоздалая на жидких стеблях в тени берез, серые крутобокие сыроежки… Видно, «где родился, там и сгодился».

В последние годы жизни она сильно болела, и в ее «Дневнике» есть такая запись:

«Четвертый день в больнице. Сильные мигрени и полный отказ кишок что-нибудь варить привели меня в отчаяние, и я решила в последний раз подвергнуться всяким анализам, чтобы узнать, в чем дело. Вылечить меня нельзя. Но я хочу знать, в чем дело, и тогда легче остерегаться. А впрочем! Собственно, это моя слабость меня привела сюда. Больше ничего. Мне шестьдесят восемь лет. Пора переходить на умирание.

Как жизнь пролетела. Я все собиралась начинать жить, что-то делать. Мне все казалось, что я должна и могу что-то сделать очень большое: написать что-то замечательное, сделаться великим портретистом, иметь большое и решающее влияние на человеческие души в смысле уничтожения насилия, войны и торжества любви людей между собой. Я чувствовала и продолжаю чувствовать в себе все эти силы и возможности. Но всегда была и есть как бы тонкая стенка, которая мешает вырваться наружу этим стремлениям. Кажется, стоит только ее сломать, как из меня польется могучий поток духовных сил».