Читаем без скачивания Маршалы Сталина - Юрий Рубцов

Начавшееся 24 июня наступление войск Рокоссовского было успешным. За пять дней боев, прорвав оборону врага на двухсоткилометровом фронте, они окружили и уничтожили бобруйскую группировку и продвинулись в глубину на сто с лишним километров. Темп наступления составлял 22 километра в сутки! Так настойчивость Константина Константиновича перед лицом Верховного дала свои плоды. Да и оценена была по достоинству: с 29 июня 1944 г. на плечах Рокоссовского красовались погоны Маршала Советского Союза.

Одним из самых сложных в его жизни эпизодов был тот, что связан с боевыми действиями возглавлявшегося им 1-го Белорусского фронта на варшавском направлении. После Белоруссии перед войсками лежала Польша. А ведь это была для него родная земля.

Все энциклопедии указывали, что он — русский и место его рождения — г. Великие Луки. Содержащийся же в следственном деле личный листок по учету кадров содержал истинные сведения: место рождения — г. Варшава, национальность — поляк. Мог ли он, варшавский каменотес, в годы Первой мировой войны добровольно вступивший рядовым в полк каргопольских драгун и вместе с ним вынужденный уйти из Полыни под напором германских войск, даже подумать о том, что вернется сюда спустя тридцать лет? И вернется во главе целого фронта, чтобы начать священное дело освобождения своей родины от фашистского ига?

В сентябре 1944 г., пройдя за 40 дней напряженных боев 700 километров, форсировав несколько рек, войска 1-го Белорусского фронта вышли к Висле. Более того, на ее западном берегу были захвачены три плацдарма, а на правом взята Прага — предместье Варшавы. В польской столице разгоралось восстание. Но наши войска остановились. Почему? Этот вопрос до сих волнует и фронтовиков, и военных историков, он стал незаживающей раной в российско-польских отношениях.

Сам Рокоссовский отвечал на него так: «Варшава мой родной город… Я в бинокль рассматривал город своей юности, где продолжал жить единственный родной мне человек — сестра. Но видел одни развалины. Войска были измотаны, понесли, конечно, немалые потери. Необходимо было получить пополнение, подвезти большое количество боеприпасов, создать резервы. Без этого ни о каком наступлении через Вислу не могло быть и речи. Но мы помогали восставшим всем, чем могли: с самолетов сбрасывали им так необходимые нам самим продовольствие, медикаменты, боеприпасы. За две недели было сделано пять тысяч вылетов. Высадили через Вислу крупный десант, но он успеха не имел и, понеся значительные потери, отошел на восточный берег… Тогда и после войны об этих событиях было много ложных сообщений в западной прессе, но дело обстояло именно так»{157}.

Ни от руководителя восстания главнокомандующего Армии Крайовой генерала Т. Бур-Коморовского, ни от польского эмигрантского правительства никакой информации о готовящемся восстании не поступало. И в дальнейшем с их стороны не было попыток связаться с советским командованием и скоординировать совместные действия. Когда же Рокоссовский послал к Бур-Коморовскому для связи двух офицеров-парашютистов, он не пожелал их принять. На обратном пути офицеры погибли. Не пытался руководитель восстания связаться и с советским десантом. 2 октября гитлеровцы подавили восстание. Погибли 200 тысяч поляков, Варшава была полностью разрушена.

Все это происходило на глазах Рокоссовского и, без сомнения, добавило ему рубцов на сердце. Не довелось ему и реабилитироваться перед самим собой. 12 октября 1944 г. состоялось решение Ставки, согласно которому 1-й Белорусский фронт, действовавший на основном, варшавско-берлинском направлении, Рокоссовский сдал Жукову. Сталин посчитал политически ошибочным предоставить взятие Берлина поляку по национальности, хотя официальное объяснение было, разумеется, другим.

Конечно, такое решение Рокоссовский воспринял с большой обидой, и не только на вождя, но и на своего давнего сослуживца. По собственному признанию Георгия Константиновича, с тех пор их отношения были уже далеко не такими дружескими и сердечными, как раньше.

На войска фронта, которым теперь предстояло командовать Рокоссовскому, возлагалась задача отсечь восточно-прусскую группировку от главной, действовавшей в основной части Германии. Начав наступление 14 января 1945 г., 2-й Белорусский фронт последовательно форсировал реки Нарев и Вислу и успешно продвигался на запад. Но через неделю в первоначальный план пришлось вносить коррективы: отстали войска 3-го Белорусского фронта (командующий генерал армии И.Д. Черняховский). Ставка сформулировала Рокоссовскому новую задачу — совместно с Черняховским окружить и уничтожить восточно-прусскую группировку противника.

Удар по Восточной Пруссии был организован в считаные дни — к 20 января. Войска 2-го Белорусского фронта таранным ударом пробили мощный укрепленный рубеж, построенный немцами еще до войны. Маршал ввел в прорыв 5-ю гвардейскую танковую армию, главные силы которой уже 26 января вышли к береговой полосе Балтийского моря и тем самым отрезали противнику пути отхода из Восточной Пруссии на запад.

Войска 2-го Белорусского фронта успели принять участие также в Берлинской операции. Уничтожая фашистские войска, соединения фронта занимали один за другим порты на Балтике. Заключительная операция блестяще завершилась выходом на побережье, овладением островами Воллин, Узедом и Рюген, портом Свинемюнде.

С июня 1945 г. маршал стал командовать Северной группой войск, дислоцированной в Польше. В октябре 1949 г. получил вызов к Сталину. «Константин Константинович, — обратился хозяин к гостю, — обстановка такова, что нужно, чтобы вы возглавили армию народной Польши…» Вождь хорошо знал своего маршала. Хотя Рокоссовского обуревали смешанные чувства, он ответил: «Я солдат и коммунист! Я готов поехать».

Достойно выйдя из испытаний войной, Константин Константинович принужден был теперь проходить чистилище большой политики, в которой он вольно и невольно становился орудием Кремля. Его назначение должно было не только резко усилить советский контроль в Войске Польском, но и ослабить влияние на президента Польши Б. Берута со стороны членов польского руководства, настроенных в реформистском духе.

В ПНР Константин Константинович вошел в состав высшего государственного руководства, ему присвоили высшее воинское звание Маршал Польши, он получил назначение на должность министра национальной обороны, а с 1952 г. одновременно стал и заместителем председателя правительства. Кроме того, в 1950 г. полководца избрали членом Политбюро ЦК ПОРП.

Тем не менее для многих поляков он оставался символом сталинского режима. «Нельзя сказать, что весь офицерский корпус Вооруженных Сил Польши тепло принял меня, — рассказывал Константин Константинович. — Часто во время приездов в дивизии из глубины построенных на плацах для встречи войск слышались одиночные, а иногда и групповые выкрики: “Уезжайте в Россию!“, “Долой красного маршала!“…В январе 1950 г. при посещении артиллерийских частей в Люблине в меня стреляли из пистолета. Выстрел был произведен с большого расстояния, и пуля пролетела мимо. Стрелявшего не нашли. Через три месяца в Познани по моей машине дали автоматную очередь. Оказался раненым сопровождавший офицер, было разбито вдребезги заднее стекло, но я не пострадал. И на этот раз стрелявших не нашли.

Выступали против меня в основном бывшие участники Армии Крайовой и формирований “Национальных Вооруженных Сил”. Поэтому работать в Польше было трудно»{158}.

Трудно… Зная, насколько стоек всегда был маршал под ударами судьбы, по-особому воспринимаешь эти скупые признания.

Политика — в том числе и скрытая, закулисная — политикой, но «маршалу двух народов» предстояла и чисто профессиональная работа по строительству современной армии в ПНР. Именно в те годы была полностью модифицирована организационно-боевая структура армии. К моменту завершения Рокоссовским его миссии в Войске Польском имелись реорганизованные сухопутные войска, ракетные соединения, войска ПВО, авиации и военно-морского флота. Организационные изменения шли параллельно с напряженной боевой подготовкой войск, командиров и штабов, совершенствованием взаимодействия родов войск в рамках новой структуры вооруженных сил. И на всем лежала печать интеллекта маршала Рокоссовского, его высокой организованности, редкого умения тактично побуждать подчиненных к качественному выполнению служебного долга.

С годами положение Константина Константиновича в Польше мало менялось к лучшему. Он все более тяготился постом министра, да и поляки все чаще выказывали свою неприязнь. Завершение его миссии было ускорено внутриполитическими процессами, активно шедшей десталинизацией польского общества, дополнительный импульс которой дал XX съезд КПСС. Конфликт между властью и обществом вылился в массовые волнения в Познани 28 мая 1956 г., сопровождавшиеся столкновениями их участников с подразделениями госбезопасности, внутренних войск и регулярной армии и гибелью более 70 человек. Наряду с другими должностными лицами ответственность за это, по крайней мере моральную, поляки возложили и на Рокоссовского.