Читаем без скачивания Сказочные повести. Выпуск второй - Всеволод Нестайко

Змея отчаянно зашипела и открыла пасть.

— Лети! Лети скорей! — закричал я петугаю.

Но бедная птица была так измучена, что только дернулась и беспомощно опустила крылья.

Оправившись от боли и испуга, змея потянулась к птице и снова схватила ее за лапу.

Петугай слабо пискнул. Я понял, что у него больше нет сил сопротивляться.

Никакого оружия у меня не было. Разве только камень, который я положил в карман курточки.

Раздумывать было некогда. Я сбросил с левой ноги второй ботинок. Затем подпрыгнул, ухватился за нижний сук дерева и, перебирая босыми ногами, полез кверху.

Змея угрожающе шипела, стараясь меня испугать.

Еще мгновение — и я уже на ветке, над которой покачивается голова змеи.

Какие у нее ужасные глаза! Если бы не петугай — никогда бы не стал связываться с такой страшилой…

Ползу по ветке. Все ближе, ближе к змеиной голове… Вот я ухватился за птичью лапу и тяну ее к себе. А змея тянет за другую.

— Ой, ой, ой! — закричала в ужасе птица. — Вы так меня пополам разорвете!

«Фу, как глупо получается! — подумал я. — Что же делать?»

Я выпустил петугаеву ногу, обхватил птицу обеими руками и снова стал тянуть.

Силенок у меня не хватало. Я начал уставать. Еще немного — и змея проглотит птицу. Да и меня в придачу!..

От волнения во рту у меня пересохло. Я пошевелил языком и вдруг…

Из-за щеки на язык выпал последний оставшийся у меня гвоздик.

Тут мне в голову пришла вторая гениальная мысль.

Я отпустил птицу, поудобнее уселся на суку, вынул из кармана камень, а изо рта гвоздик, и…

Вы уже догадались! Я прибил ухо змеи к дереву.

Змея даже ахнула от неожиданности.

А я схватил петугая и дернул его к себе. Но не сумел сохранить равновесие.

Мы оба, петугай и я, кубарем покатились с дерева.

— Взззз! Хлоп!

Хорошо еще, что под деревом земля была мягкая. Все-таки не так больно! Хотя синяков и шишек появилось порядочно…

Змея, прибитая к дереву, рассвирепела. — Безобразие! Отдай назад птицу! — закричала она. Вот так штука! А я думал, змеи умеют только шипеть. Я сел, отдышался и показал ей нос.

Пока мы таким образом объяснялись со змеей, петугай попрыгал, попрыгал и, крикнув мне: «Благодарю, уважаемый спаситель!» — полетел в глубь леса.

Тут я сообразил, что не спросил у птицы, кто она такая и как ее зовут. И не знает ли она случайно, где найти попугая Арарахиса? Вот обида!

Я встал на ноги и отряхнул со штанов и курточки сухие листья. Потом надел ботинки, завязал шнурки и пошел по тропинке.

На опушке леса я обернулся и показал ушастой змее язык.

— Вот догоню, скверный мальчишка! Будешь знать, как язык показывать! — крикнула змея.

— Догони, попробуй! — ответил я. — Интересно знать, как ты отцепишься?

— Возмутительно! У меня, наконец, живот чешется! Немедленно почеши мне живот!

Мне стало смешно. Ничего сделать не может, а еще приказывает!

— Тоже выдумала! Стану я чесать животы всяким птицеедам! — отмахнулся я. — Ну, некогда мне с тобой разговаривать!

Я повернулся на одной ножке и побежал в лес.

Я ликовал. Подумать только — спас петугая! Победил змею! Вот какой я хороший, смелый и сообразительный!

Пока я бежал, мой пыл стал понемногу остывать. Я вспомнил, что дедушка больше всего на свете не любит хвастунов. А я больше всех на свете любил дедушку! Если я расхвастаюсь, друзья расскажут ему об этом. Что же будет тогда, когда?..

От подобных мыслей желание хвастаться у меня пропало.

— Что это ты задержался? — спросил Угадай, когда я, сильно запыхавшись, догнал товарищей.

— Да так как-то!.. — промямлил я. — Ботинок плохо починялся. Потом я сидел на камушке, слушал, как птички поют…

— Нашел время! — строго заметил Хандрила. — Мы торопимся, а он, изволите ли видеть, птичек уселся слушать! Где это ты, кстати, так испачкался? И шишка у тебя на лбу откуда?

— Видишь ли… Я полез на дерево — посмотреть, где дорога… И упал… — совсем сконфузился я.

Врать я не умел и поэтому чувствовал себя прескверно.

— Раз у него шишка, нужно приложить свинцовую примочку! — сказал заботливый Фунтик. — Пип, принеси немножко воды! Ребята, остановитесь! Я полечу Михрютку!

Примочка помогла. Но еще больше помог хороший завтрак, который мы устроили на лужайке, под деревом.

В лесу было сухо и не очень знойно. По дороге попадались фруктовые деревья. Мы срывали сочные плоды и на ходу утоляли голод и жажду.

Судя по тому, что рассказал Риноцерос, оставалось еще часов пять пути до океана.

Лес стал редеть. Мы вышли на поляну.

— Здесь устраиваем привал на два часа! — объявил я. — Хандрила! Готовь обед! Угадай и Фунтик! Идемте за хворостом! Пип остается сторожить лагерь!

Пип уселся на ветку дерева и приготовился наблюдать за лесом.

Только мы отошли немного, как услышали его тревожные призывы:

— Чиви! Чиви! Пинь-пинь-пинь! Таррарах!

С противоположной стороны опушки доносились вой и грохот.

В нас полетели камни, орехи, шишки и незрелые яблоки.

Мы кинулись к ближайшему дереву и укрылись за его стволом.

Пип благоразумно перелетел к нам и тоже спрятался.

— Везет нам на всякие встречи! — ворчливо заметил Хандрила.

— Но ведь они всегда сходили благополучно! — возразил Угадай. — Лев нес нам поклажу! Риноцерос переправил через горы!

— Так то были приличные звери! — сказал Хандрила. — А здесь какие-то хулиганы!

— Зачем обижаешь незнакомцев! Может быть, это недоразумение? — промолвил Угадай и высунул голову из-за дерева.

Тут же об Угадаев лоб ударился колючий орех.

— Ай! — вскрикнул пес и поспешно добавил: — Да, ты прав! Это действительно хулиганы!

— Кто там? — крикнул я. — Выходите!

Град камней, шишек и орехов продолжался еще несколько секунд и затих.

Воцарилась тишина. Но ненадолго.

Из-за деревьев с шумом и гиканьем выскочила ватага обезьян. Это и были гамадрилы.

Морды у них длинные, вроде собачьих. Зубы острые. Шерсть серая и густая. Бегали они на четырех лапах. На спине у мам-гамадрилих сидели маленькие гамадрильчики. Они строили нам рожи и показывали носы. Видно было, что дома их совсем не воспитывают.

Вперед выступил важный гамадрил с пышным седым воротником на шее.

Очевидно, это был Вожак стада.

Вожак тявкнул на своих товарищей, чтобы они замолчали, и грозно обратился к нам:

— Вы зачем пришли? Разве не знаете, что в этот лес вход посторонним воспрещен? Здесь могут находиться только Шумные Гамадрилы!

— Мы этого не знали! Тут нигде нет объявления! — сказал я.

— Немедленно убирайтесь отсюда! — крикнул Вожак. — Чтобы духу вашего тут не было!

— Мы должны выйти к океану! Пропустите нас, пожалуйста! — настойчиво повторил я.

— Об этом не может быть и речи! — ответил непреклонный гамадрил.

— Хандрила! Может быть, ты объяснишь ему?! — удивился Вожак.

— Как ты сказал? Хамадрила? Откуда у вас Хамадрила?

— Из далекой Северной Страны! — сказал Хандрила, надеясь, что ему удастся провести Вожака так же, как и льва в пустыне. — Я пушистый северный гамадрил. А это мои товарищи!

— Совсем ты не гамадрил! — презрительно сказал Вожак. — Ты просто мелкий жулик. У тебя и воротника-то нет! И хвост не тот! И мордой ты не вышел!

Похоже было на то, что надуть Вожака не удастся… Но хитрющий Хандрила всегда имел про запас какую нибудь увертку.

— Вы хотите, чтобы морда была гамадрилья? — промолвил кот. — Тогда у нас найдется еще один гамадрил! Угадай! Иди-ка сюда!

Из-за дерева вылез Угадай, потирая лапой шишку на лбу.

— Нда!.. — озадаченно сказал Вожак стада. — Этот похож на гамадрила.

Такой же хвост. Та же обезьянья голова…

Одной половиной морды, обращенной к Вожаку, Угадай выразил любезность. Другой половиной, обращенной к озорному гамадрильчику, дернувшему его за хвост, Угадай изобразил ярость.

Выражения Угадаева лица произвели должное впечатление. Вожаку стада понравилась честная, открытая морда Угадая. А испуганный гамадрильчик проворно отскочил в сторону.

— Нам ничего от вас не нужно! — сказал я, ободренный замешательством Вожака. — Разрешите только пройти через лес к океану! И, если можно, дайте проводника, чтобы побыстрее дойти до места!

— Я должен подумать! — заявил Вожак стада, которому неудобно было так вдруг сразу согласиться. — Оставайтесь здесь и никуда не двигайтесь. Девять дней я буду думать. На десятый сообщу свое решение!

Такое предложение нас не устраивало. Продукты подходили к концу. Их оставалось еще дня на два-три. Что же нам — умирать с голоду?