Читаем без скачивания Секс с чужаками - Эллен Датлоу

— Так что же именно ты сказала своей матери общежития?

— Что она погань, — пояснила я.

— Разок-другой мне и самому хотелось ее так назвать. Строит из себя симпатягу.

Я ждала, нисколько не сомневаясь, что за этим последует.

— Насчет этой вечеринки. Я слыхал, с мальчиками сейчас что-то происходит. Что же именно?

Такого вопроса я не ожидала.

— Не знаю, — ответила я и тут только поняла, что лопухнулась. — А если б знала, то сказала бы, как по-вашему?

— Ну конечно же, нет. Признаю. Знаешь, ты ведь уже вполне сложившаяся молодая женщина. Прямодушная, верная своим друзьям и очень красивая к тому же, если позволишь заметить.

Ага — а… И у тебя как раз случайно есть для меня работка, не так ли?

— Моя секретарша только что уволилась. Она заявила, что ей нравятся мужчины помоложе, хотя если то, что я слышал, верно, то может быть, ей без меня и лучше. Работа хорошая. Много поездок. Если, конечно, ты, как моя секретарша, не предпочитаешь мальчиков мужчинам.

Ну, вот вам и выход. Никаких больше целочек-первогодков, никакого невыхода. Большое искушение. Только вот ему самое меньшее сорок пять, а я отчего-то не в состоянии переварить мысль о том, чтоб делать чик-чик с собственным отцом. Уж простите, сэр.

— Если тебя беспокоит вопрос с доверенностью, то я уверяю, что имеются способы это проверить.

Врет. Ни один из них не знает, кто его ребенок. Для того-то мы и носим эти дурацкие книжные имена, чтобы не могли объявиться вдруг на пороге у папочки: привет, я ваша дорогая дочь. Доверенность защищает их от подобных сцен. Только изредка встретишь вдруг вот такую гнусь, как этот администратор, и начинаешь задумываться, кого же от кого защищают.

— Помните, что я сказала своей матери общежития? — спросила я.

— Да.

— Вам вдвое того же.

Невыход до конца года и сигнальная лента на руку, чтоб им пусто было.

— Я знаю, что у них такое, — шепнула мне Арабелла на уроке. Только на уроках я с ней и виделась. Проклятущая сигнальная лента тут же врубалась, стоило мне хоть пальчиком себе сделать без разрешения.

— И что же? — спросила я без особого интереса.

— Потом скажу.

Я встретилась с ней снаружи, в вихре падающих листьев и пуха. Система циркуляции опять поехала.

— Животные, — сказала Арабелла.

— Животные?

— Маленькие отвратные твари длиной так примерно с руку. Называются тессели. Отвратные коричневые зверюги.

— Не верю, — сказала я. — Не может быть, чтоб зверюги. Это же только для младшеклассников. Они что, с какой-нибудь усовершенствованной биологией?

— Ты имеешь в виду, феромоны или вроде того? — Арабелла нахмурилась. — Не знаю. Я в них уж точно ничего привлекательного не вижу, но вот пацаны… Браун приволок свою животину на посиделки — таскает на руке и называет ее Дочурка Энн. Они все вокруг нее увиваются, ласкают и говорят всякое типа «Иди к папочке». Ненормальные, точно.

Я пожала плечами.

— Ну, если ты права, нам не о чем беспокоиться. Пусть какие угодно усовершенствованные, разве звери их надолго займут? К середине семестра все кончится.

— Ты зашла бы, что ли? Я тебя совсем не вижу, — судя по голосу, Арабелла созрела для лесбия.

Я помахала рукой, на которой была лента.

— Не могу. Слушай, Арабелла, я на следующий урок опоздаю, — сказала я и заспешила прочь сквозь желто-белую муть. Следующего урока у меня не было. Я вернулась в общагу и приняла малость самолета.

Когда я «приземлилась», Зибет сидела у себя на койке и деловито строчила в блокноте, пристроив его на коленях. Выглядела она куда лучше чем в нашу первую встречу. Волосы ее малость отросли и достаточно завивались на концах, чтобы сделать ее посимпатичней. И такой напряженной она не выглядела. Собственно говоря, она выглядела почти счастливой.

— Чем ты занята? — надеюсь, я спросила именно это. Первая пара фраз после самолета выходит так, что можно только догадываться, о чем речь.

— Переписываю свои заметки, — отвечала она. Ну дела, чем только люди не тешатся. Я подумала — может, она нашла себе дружка, оттого и этот миленький румянец. Если так, у нее дела получше, чем у Арабеллы. Или у меня.

— Для кого?

— Что? — она ответила непонимающим взглядом.

— Для какого парня ты переписываешь свои заметки?

— Парня? — в голосе Зибет появился напряг. Вид у нее стал испуганный.

— Я думала, ты завела себе дружка, — осторожно сказала я. И еще раз увидела, как она съезжает с коньков. Нет, чтоб ей пусто было, ничего у ней в голове не наладилось. Интересно только, что я такого сказала, чтобы ее так взбаламутить.

— Зибет вжалась в стену, будто я на нее наступала с чем-нибудь таким опасным, и прижала к груди свой блокнот.

— Почему ты так подумала?

— Что же я такое подумала? Надо было мне рассказать ей про самолет, прежде чем я собралась «полетать». А то теперь приходится ей отвечать, будто это нормальный разговор, а не угадайка — будто в запертую крысу палкой тыкать. Одна надежда, что потом можно будет объясниться.

— Не знаю, почему. Просто у тебя вид такой…

— Значит это правда, — сказала она и весь напряг к ней вернулся, и лицо опять начало менять цвет с красного на белый и обратно.

— Что правда? — спросила я, продолжая гадать, во что же такое самолет превратил мое невинное замечание.

— До того, как я сюда попала, у меня были косы. Тебя, наверное, удивляет моя прическа.

— Елки-палки, наверное, я сказала какую-нибудь гадость про ее волосы.

— Мой отец… — Зибет вцепилась в блокнот так же, как в ту ночь хваталась за выключатель — будто жизнь спасала. — Мой отец их обрезал, — она признавалась мне в чем-то ужасном, а я понятия не имела — в чем.

— Чего ради он это сделал?

— Он сказал, что я ими… искушаю мужчин. Он сказал, что я… заставляю их думать обо мне нехорошее. Он сказал, что это бывает по моей вине. Он отрезал все мои волосы.

— До меня наконец дошло, что я спросила у нее как раз то, что хотела: не завела ли она себе дружка.

— Как по-твому, я правда это делаю? — спросила она меня умоляющим голосом.

— Шутит, что ли? Она бы не соблазнила даже Брауна, когда его на целочку тянет. Этого я, однако, не могла ей сказать, а с другой стороны, я знала, что если отвечу «да», то опять у нас наступит блевательный сезон. Жаль мне ее было, бедолагу, с ее отрезанными косами и с ее поганым папашей, который ее запугал до чертиков, наговорив воз всякого вранья. Неудивительно, что она была такой сдвинутой, когда только сюда попала.

— Как считаешь? — настаивала она.

— Если хочешь знать, что я думаю, — сказала я, не совсем твердо вставая на ноги, — так я думаю, что все отцы — куча дерьма. — Мне вспомнился рассказ Арабеллы — маленькие коричневые животные длиной в руку — и как Браун говорил: «Твой отец только хотел тебя защитить». — Хуже, чем куча дерьма, — повторила я. — Все.