Читаем без скачивания Копьё Маары - Евгения Витальевна Кретова

– Да это не мне от вас что-то надо! А вам от меня! – выдавливала она сквозь хохот, хватаясь за живот. – Не я к вам в дом пришла, а вы ко мне, не спросясь, пожаловали!

Мара пристально смотрела на Катю, преображаясь и взрослея на глазах. Сейчас она была ровесницей ребят.

– Где мы? Это же не… – не смогла договорить Катя.

Царица снова расхохоталась.

– Бе… Ме… – передразнила она Катю. – У Велеса дочка-то – дура полоумная! Ох и умора!.. Не зря он тебя ото всех прятал, выходит!

– Где Енисея? Где Ая?

– Где надо, там и Енисея с Аей. В подвале пока посидят, покуда не решу, что с ними делать, – холодно отрезала Мара, продолжая с издевкой наблюдать над стараниями Кати выбраться из-под невидимого колпака.

Девушка перестала царапать стену, оставила попытки выбраться. Выпрямилась. И посмотрела в глаза Мары.

Представив в своих ладонях аркаимское солнце, Катя с силой ударила по невидимой преграде. И шагнула в сторону царицы, уверенная в том, что теперь преграда разрушится. Так и вышло – стена дрогнула и осыпалась миллионами льдинок. Царица делано ахнула, отпрянула на несколько шагов.

– Ох, не гневайся на меня, дочь Велеса, не смотри на меня так! – паясничая, произнесла она и тут же в голос расхохоталась, до слез. – Я ж прямо вся дрожу от страха! Такой взгляд… – Настроение ее снова переменилось, в глазах появились холодная ненависть и презрение. – Соплячка.

Она перестала смеяться. Встав перед Катей так близко, что девочка чувствовала ее холодное дыхание, она с интересом рассматривала дочь Велеса.

– Хотя-а-а… Из тебя, может, и выйдет толк. – Глаза Мары лихорадочно загорелись. Она решительно кивнула. Улыбнулась широко, приветливо, как старой знакомой: – Оставайся у меня! Я тебя в свои ученицы возьму.

– Что вообще происходит? – Катя не верила ни одному ее слову. – Зачем ты нас сюда затащила? Отпусти нас.

Мара будто ее не слышала.

– Не хочешь у меня жить? – Делано вздохнула. – Ну что ж, воля твоя, насильно мил не будешь, как говорят старики. Раз так, не держу тебя, ступай! Привет отцу передавай да матушке. В гости не зову, и так видимся.

Она отступила назад, пропуская Катю к цветку.

– Что значит «ступай»? Я уйду отсюда только со своими друзьями.

Мара фыркнула:

– Не сговоримся мы так с тобой. Твои друзья мне самой нужны. Енисея за обман отца откупаться будет. Вот эта, почитай, моя поданная, – она ткнула пальцем в скрюченную и лежавшую неподвижно на холодном полу Ярославу, – отсюда не выберется, она уже не жилец, а тот, – она кивнула в сторону Истра, безуспешно пытавшегося по примеру Кати разбить невидимую стену, – без нее не уйдет никуда. Он, видишь ли, изволит ее любить… Смешно, правда? А, да! – Она зловеще сузила синие глаза. – Там в подвале с Енисеей еще эта девочка, из людей. Так у меня к ней разговор особый будет, до-о-олгий: откуда про копьё заветное узнала, как в края заповедные попала, отчего всех взбаламутила. В общем, ступай себе с миром. Дорогу, чай, сама найдешь, не маленькая.

И, крутанувшись на каблуках, она отвернулась от Кати.

Порывом ледяного ветра подхватило Ярушку, потянуло за царицей. Истр с силой ударился в невидимую преграду, взвыл от бессилия. Ярослава цеплялась за черные плиты, разбивая в кровь руки.

Катя бросилась наперерез.

Ловко извернувшись, ухватила Мару за рукав. Невесомая ткань будто ледяной наст на мартовской реке хрустнула, рассыпавшись в снежную пыль. Платье царицы мгновенно изменилось – второй рукав тоже осыпался, шлейф уменьшился, морозный рисунок дрогнул и улегся новыми замысловатыми линиями. Мара оглянулась, смерила девушку взглядом, прошептала:

– Коли так о своих друзьях печешься, так с ними и оставайся…

И тут же Катю, Ярушку и Истра острыми, как ножи, пальцами подхватил ледяной ветер и в одно мгновение увлек вглубь залы. Там, за каменным цветком, оказался спуск во внутренние помещения дворца, словно изломанное чьим-то воображением пространство, отражение самого себя и всего подземного мира. Ребята не успели и глазом моргнуть, как оказались глубоко под покрытым инеем мраморным полом и окаменевшей от вечного льда поверхностью.

Глава 19

Кровь от крови

– Да будешь ты шевелиться али нет, бес треклятый?! – Могиня практически волоком тащила Велимудра вперед. Тот плелся за ней безвольной куклой, то и дело падая, разбивая колени и причитая: – Это все бесполезно, зачем мы туда идем? Из навьего мира никто не возвращался, это мир усопших. Цветок погас, проход закрыт и откроется вновь только тогда, когда Маара сама того захочет… О, моя дочь! Моя Енисея! Я никогда не увижу глаз твоих ясных…

– Не каркай. – Могиня то и дело мрачно прикрикивала на него, переводила дыхание и снова дергала за рукав и тащила дальше. Упрямо бормотала: – Всегда можно оттуда вернуться, из энтого навьего мира, ежели не в означенный час туда попали.

А про себя отметила: «Коли сестрица моя смогла, так и я найду способ».

Старик был прав в том, что после исчезновения детей цветок в самом деле будто умер. Он потускнел и погас. И это беспокоило Могиню. На земле она многое могла, да только, чтобы вызволить ребят из царства Мары, мало быть просто ведьмой, тут нужна волшба посильнее.

Перед вратами, ведущими к опустевшему городу, она остановилась – арка не пропускала в мир людей. В ее легкой пелене виднелось лишь отражение Могини.

– Жертву какую надобно отдавать? – окликнула она жреца.

Она знала древнее правило волховства: камень, открывающий людям дорогу в навий мир, должен был получить что-то за свою работу, а если путник забывался, то камень мог забрать то, что посчитает нужным, – молодость, здоровье, красоту. И лучше знать, что потребует камень, прежде чем он заберет то, что ему заблагорассудится.

Старик заохал и запричитал прежнее «нету возврата, нету надежды».

– Да замолкни ты, – Могиня в сердцах топнула ногой, – там моя кровинушка погибает, а ты мямлишь невесть что! Говори живо!

Велимудр протянул дрожащую руку и указал на бледно сиявшие письмена на камне.

– «Дар особый и чужой не останется с тобой», – прочел старик надпись и слабо закивал: – Да, нужна жертва… твой дар, чародейка…

И посмотрел с вызовом.

Могиня озадаченно пошамкала губами:

– Еще чего! Дар мой мне еще самой сгодится! А ну-тка, подь сюда!

Она крепко схватила старика за запястья, дернула на себя, поднимая на ноги, и приложила его ладони к камню. Белоснежные письмена запылали, от ладоней Велимудра потекли тонкие лучи, словно вены, постепенно исчезая в камне. Когда последняя искра с ладоней старика