Читаем без скачивания Разделяющий нож: В пути - Лоис Буджолд

— Ага, понял, — прошептал Ремо. Его губа снова приняла нормальный вид, но синяк вокруг глаза, начинавший зеленеть по краям, приобрел живописный лиловый оттенок. Застегнув наконец рубашку, Ремо стоял перед Дагом, сжимая и разжимая кулаки, и молчал, словно слова застряли у него в горле.

Ради этого разговора наедине, подумал Даг, парень преодолел нешуточные трудности, и вот теперь не может выдавить ни слова. Осторожность возобладала над любопытством, и вместо того чтобы спросить: «Чем я могу тебе помочь?», Даг просто вопросительно поднял бровь. Впрочем, этого оказалось достаточно.

— Возьми меня с собой, — выпалил Ремо.

— И с какой стати мне это делать?

Ответный взгляд огорчительно напомнил Дагу Хога.

— Ты хоть знаешь, куда я направляюсь? — попытался прояснить ситуацию Даг.

— Вниз по реке. Прочь отсюда. Куда угодно, только прочь отсюда.

Это был тот самый дозорный, напомнил себе Даг, которому пришлось представить своей семье сломанный, пропавший даром разделяющий нож, стоивший жизни его прапрабабушке. Нетрудно было представить себе, какой тяжелой была сцена, хотя и имелся широкий выбор между «плохо», «ужасно» и «невыносимо». Из двоих бесшабашных напарников Ремо был более совестливым, он хотя бы пытался вести себя как положено. Да только вышло все у них нескладно…

«Ну уж ты-то знаешь, как такое бывает, старый дозорный».

Даг потер лоб и опустился на скамью у стены каюты. Поскольку протез на ночь он снял, левую руку он старался не показывать, а правую положил на колено.

Ремо поспешно уселся на палубе, скрестив ноги, возможно, почувствовав, что не стоит обращаться с просьбой, нависая над собеседником.

— Туда направляются десять других судов, — сказал Даг. — Почему тебе нужна именно «Надежда»?

Ремо поджал губы и раздраженно посмотрел на Дага.

— Потому что они полны крестьян!

Даг не очень понял, как воспринимать такой тон. У него возник соблазн задать Ремо взбучку, чтобы тот сбавил гонор, но было поздно, а Даг устал. Ну, со взбучкой еще успеется…

— Это судно тоже их полно.

Вторую стрелу Ремо выпустил ближе к цели.

— Ты же уезжаешь!

— Я не…

— Если тебя и не изгнали, то выжили! Сделали так, что ты не мог оставаться. Я думал, ты меня поймешь. — Горький смех подчеркнул и юность Ремо, и то, что он дошел до крайности.

«Ох, понимать-то я понимаю…»

— Ты отбросил их старые правила. Ты восстал. Ты выбрал собственный путь и вступил на него в одиночку. И никто не скажет тебе, что все это только потому, что ты глупый мальчишка!

«Мы видим мир не таким, каков он есть, а похожим на нас».

— Это не совсем то, к чему я стремлюсь. Вот что должен тебе сказать: что бы ни происходило между тобой и твоей семьей, все это пройдет. Так всегда случается с великими горестями, хотя бы потому, что ни у кого не хватит сил выносить их долго.

«По крайней мере не больше, чем двадцать лет».

Ремо только покачал головой. Может быть, он слишком погружен в свое горе, чтобы слушать? Чтобы услышать?

Даг с печалью вспомнил собственную семью и решил, что его мудрый совет нуждается в уточнении.

— А пока ты ждешь перемен к лучшему, всегда есть возможность отправиться в дозор.

Ремо еще сильнее затряс головой.

— Отряд из Жемчужной Стремнины кишит моими родичами — в нем почти все мои братья и сестры… и кузены тоже, и дяди с тетками. И все они уверены, что нож прапрабабушки должен был достаться им, а не мне… и они правы! — Ремо сглотнул и добавил: — Я вчера зашел к мастеру, чтобы он сделал нож для меня, а он даже на это не согласился!

«При твоем-то настроении?»

Даг мысленно похвалил осмотрительного мастера, а вслух терпеливо проговорил:

— Каковы бы ни были твои трудности, ты не разрешишь их тем, что убежишь. Моя дорога не для тебя. Вот что я тебе скажу: лучшее, что ты можешь сделать и для себя, и для лагеря, — это вернуться и притвориться, что реку ты не переплывал.

Губы Ремо задрожали.

— Я могу проплыть обратно до середины реки. Это разрешит мои трудности.

Даг вздохнул, но прежде чем он успел привести следующий довод, люк бесшумно открылся, и на палубу проскользнула Фаун. Она закуталась поверх ночной рубашки в одеяло, как в шаль, а в руке держала объемистый сверток. Глянув на Дага, Фаун вскинула голову.

— Может быть, мне стоит вставить словечко — как-никак я тут главный специалист по побегам из дому. — Она развернула сверток. — Вот, возьмите-ка по куску яблочного пирога. Я сделала начинку сладкой.

Ремо автоматически взял угощение, но воззрился на него в полной растерянности. Фаун протянула кусок Дагу, а сама взяла последний. Даг принялся жевать, жестом предложив Ремо последовать его примеру. Фаун прислонилась к стене каюты и толкнула Дага в колено босой ногой.

— Это и есть твой Ремо, верно? Или это Барр?

Даг слизнул с ладони крошки и представил Фаун и Ремо друг другу:

— Да, это Ремо. Ремо, это моя жена, Фаун Блуфилд.

Ремо, держа в руке кусок пирога, смущенно сделал попытку встать, но Фаун махнула рукой, так что он ограничился тем, что только кивнул.

— Ты и есть жена-крестьянка? Я думал, что ты окажешься… выше.

Даг с любопытством подумал о том, какое прилагательное Ремо проглотил вместе с пирогом, и решил, что это наверняка было «старше».

— А теперь, — весело сказала Фаун, — вот в чем я совершенно уверена, когда дело касается побега из дома: план, придуманный в середине ночи, не всегда самый удачный. Утром, после завтрака, обычно удается придумать гораздо лучший план. — Она обменялась с Дагом многозначительным взглядом и продолжала: — Сейчас как раз середина ночи, и ты вытащил Дага из моей постели. Я разложила для тебя меха и одеяла у очага, где прошлой ночью спала больная; они теперь уже не только нагрелись, но стали прямо-таки горячими.

Ремо бил озноб, холодный туман лип к мокрой коже. Пряди, выбившиеся из намокшей косы, свешивались на лоб.

— Если ты согреешься, держу пари: ты тут же уснешь, несмотря на все свои горести. Ты выглядишь ужасно усталым — переплыть реку не шутка. Да и болит еще у тебя все, наверное.

Болело у бедняги многое, не только ушибы, подумал Даг. Он не позволил себе улыбнуться при виде того, как Ремо, открыв рот, вытаращил глаза на Фаун: как ему было не поддаться на первые добрые слова, услышанные за последние дни… Милая молодая женщина, накормившая его, мягкая постель, симпатия и сочувствие — этому противиться он не мог, пусть женщина и была крестьянкой.

— Умница Искорка, — похвалил жену Даг. — Воспользуйся предложением, Ремо: лучшего тебе никто не посоветует. — Ему едва хватило мудрости не добавить вслух: «Это много лучше, чем доплыть до середины реки». Не стоит сыпать соль на раны, даже если их нанес себе сам страдалец.