Читаем без скачивания Князь Света - Роджер Желязны

Раздался щелчок, и линзы стали красными.

— Да, теперь я вижу, ты говоришь правду, — отвечал Агни. — Налицо случай демонической одержимости. Интересно и поучительно. И слегка, к тому же, запутано.

Он пожал плечами.

— Мне, впрочем, все равно, что уничтожить одного, что двоих.

— Ты так думаешь? — спросил Тарака, поднимая перед собой руки.

В ответ его жесту раздался грохот, мгновенно вырос из пола черный лес, поглотил стоящую фигуру, оплел ее корчащимися словно от боли ветвями и сучьями. Грохот не умолкал, и пол у них под ногами подался на несколько дюймов. Сверху послышался скрип и треск ломающегося камня, посыпались пыль и песок.

Но ослепительно полыхнула вспышка света, и исчезли все деревья, оставив по себе лишь низенькие пеньки да черные пятна гари на полу.

Затрещал и с оглушительным грохотом рухнул потолок.

Отступая через ту же дверь позади трона, они увидели, как по-прежнему стоявшая в центре зала фигура подняла над головой свой жезл и описала им едва заметный круг.

Вверх вознесся конус ослепительного сияния, и все, на что он натыкался, тут же исчезало. На губах Агни по-прежнему играла улыбка, когда вокруг него валились огромные камни — но не слишком к нему близко.

Грохот не смолкал, трещал пол, покачнулись стены.

Они захлопнули за собой дверь, и у Сэма закружилась голова, когда окно, еще миг тому назад маячившее в самом конце коридора, промелькнуло мимо него.

Они неслись вверх и прочь, сквозь поднебесье, и тело его было переполнено, в нем что-то пузырилось, что-то его покалывало, словно весь он состоял из жидкости, сквозь которую пропустили электрический ток.

Своим демоническим зрением он видел сразу все вокруг и, в частности, Паламайдзу, уже столь далекий, что его вполне можно было взять в рамку и повесить в качестве картины на стену. На высоком холме в самом центре города рушился дворец Видегхи, и огромные вспышки, словно зеркально отраженные молнии, били из руин в небо.

— Вот тебе и ответ, Тарака, — сказал он. — Не вернуться ли нам назад и испытать еще раз его силу?

— Я должен был разобраться, — ответил демон.

— Позволь мне предостеречь тебя еще раз. Я не шутил, когда сказал, что видит он все до самого горизонта. Если он высвободится из-под всех этих обломков достаточно быстро и обратит свой взор в нашу сторону, он нас засечет. Я не думаю, что ты можешь двигаться быстрее света, так что давай полетим пониже, используя неровности рельефа в качестве прикрытия.

— Я сделаю нас невидимыми, Сэм.

— Глаза Агни видят далеко за пределами и красной, и фиолетовой оконечностей доступного человеку спектра.

И тогда они быстро снизились. Сэм успел еще заметить, что все, что осталось от дворца Видегхи в далеком уже Паламайдзу, — это клубящееся над серыми склонами холма облако пыли.

Как смерч, неслись они на север, дальше и дальше, пока не раскинулась наконец под ними цепь Ратнагари. Они подлетели к горе, именуемой Чанна, скользнули мимо ее вершины и приземлились на ровной площадке у настежь распахнутых дверей в Адов Колодезь.

Они вошли туда и захлопнули за собой дверь.

— Будет погоня, — заметил Сэм, — и даже Адов Колодезь не устоит против нее.

— До чего они уверены в своих силах, — подивился Тарака, — прислать всего одного!

— Тебе кажется, что доверие неоправданно?

— Нет, — сказал Тарака. — Ну а этот Красный, о котором ты говорил, тот, что выпивает глазами жизнь? Разве ты не считал, что они пошлют Великого Яму, а не Агни?

— Да, — согласился Сэм, пока они спускались к колодцу. — Я был уверен, что он последует за мной, да и сейчас еще думаю, что так он и сделает. Когда я виделся с ним в последний раз, причинил я ему кой-какое беспокойство. Чувствую, что он повсюду меня выслеживает. Кто знает, может быть как раз сейчас он лежит в засаде на дне самого Адова Колодезя.

Они дошли до колодца и ступили на тропу.

— Внутри он тебя не поджидает, — заверил Тарака. — Мне бы сразу же сообщил кто-нибудь из все еще скованных, если бы этим путем прошел кто-то помимо ракшасов.

— Придет еще, — ответил Сэм, — и когда он, Красный, явится в Адов Колодезь, его будет не остановить.

— Но попытаются это сделать многие, — заявил Тарака. — И вот первый из них.

Стали видны языки пламени, пылающего в нише рядом с тропой.

Проходя мимо, Сэм освободил его, оно взлетело, как ярко раскрашенная птица, и по спирали спустилось в колодец.

Шаг за шагом спускались они, и из каждой ниши вырывался на волю огонь и уплывал прочь. По приказу Тараки некоторые из них поднимались к горловине колодца и исчезали за мощной дверью, на внешней стороне которой были вычеканены слова богов.

Когда они добрались до дна колодца, Тарака сказал:

— Давай освободим и запертых в пещерах.

И они отправились в путь по глубинным переходам, освобождая пленников потайных каменных мешков.

И шло время, и он потерял ему счет, как потерял счет и освобожденным демонам, и наконец все они оказались на воле.

Ракшасы собрались на дне колодца и, выстроившись одной огромной фалангой, слили свои крики в единую ровную, звенящую ноту, которая перекатывалась и билась у него в голове, пока он, наконец, не понял, вздрогнув от своей мысли, что они поют.

— Да, — сказал Тарака, — и впервые за целые века делают они это.

Сэм вслушивался в звучавшие внутри его черепа звуки, вылавливал фрагменты смысла из-под вспышек и свиста, и наполнявшие их пение чувства отливались в слова и строки, значение которых находило отзвук и в его собственном разумении.

Мы пали с небесВ Адов КолодезьОт руки человека,Забудь его имя!Мир этот был нашимДо человека,Станет он нашимВновь без богов.Горы падут, высохнетМоре, луны исчезнутМост Богов рухнет,Прервется дыханье.Но мы будем ждать.Когда падут боги,Когда падут люди,Восстанем мы снова.

Сэм содрогнулся, послушав, как вновь и вновь повторяли они на разные лады этот напев, перечисляя свои канувшие в лету триумфы и подвиги, без остатка доверяя своей способности претерпеть, переждать любые обстоятельства, встретить любую силу приемом космического дзюдо — толкнув-потянув и выждав, чтобы понаблюдать, как их недруги обращают свою силу на самих себя и исчезают. В этот миг он почти верил, что правдой обернется их песня, что когда-нибудь одни ракшасы будут пролетать над обезображенным оспинами ландшафтом мертвого мира.

Затем он подумал о другом и сумел вытеснить из своего рассудка и мелодию, и жутковатое настроение. Но в следующие дни, а иногда даже и годами позже, возвращалось оно к нему, отравляя его усилия, насмехаясь над радостями, заставляя сомневаться, признавать свою вину, печалиться — и тем самым преисполняться смирения.