Читаем без скачивания Ремейк Нового года - Анна Литвинова

— Познакомься! — прокричал приятель, пытаясь перекрыть первые аккорды группы. — Это Оксана!

«Хохлушка» протянула Данилову ладонь лодочкой.

— А где твоя? — бесцеремонно прокричал «пират», Данилов пожал плечами.

— Мальчики, танцевать! — капризно проговорила Оксана, встала и потянула Диму за руку. Тот покорно пошел. Данилов остался сидеть.

Прошло еще десять минут. Пятнадцать… Полчаса… Незнакомка не появлялась. И вдруг Данилов с внезапной отчетливостью понял, что она не придет. И когда он подумал об этом, полутемный зал показался ему еще темнее. Стены будто приблизились, потолок начал опускаться прямо на него. Данилов вскочил и бросился вон.

Толпа бесновалась и подпрыгивала, вздымая вверх руки. «Рамам-ба хара мам-бу-ру!» — хрипел со сцены Покровский. Зал хором подпевал. Одна из танцорш, словно в экстазе, трясла головой.

Данилов осмотрел все закутки клуба. За барной стойкой сидели совсем чужие люди. В единственном туалете, одновременно и мужском и женском, никого не было. «Да что я творю?» — с досадой подумал Данилов. Но он все-таки сбежал по ступенькам вниз. У раздевалки тусовались посторонние личности. Юный гардеробщик читал Гессе.

— Скажи, — нетерпеливо постучал по стойке Данилов. Юноша поднял от книги затуманенный взор. — Тут не одевалась такая девушка — восточная, в шальварах и парандже? — Сердце его замерло в ожидании ответа.

— Одевалась, — равнодушно кивнул гардеробщик.

— Давно?!

— Да с полчаса назад.

Данилов бросился к шкафоподобным охранникам у входа. Задал тот же вопрос. Затаив дыхание, ждал ответа, уже зная его.

— Ушла, — безразлично подтвердил охранник.

— Куда? С кем?

— Ну, это уж я не знаю, — насмешливо бросил шкафообразный.

«Может, она ждет меня на улице?» — мелькнула у Данилова безумная мысль. Он выскочил наружу. Конечно, ее там не было. Холодная, пустынная ночь, люминесцентные огни — и больше никого.

— Боже! Черт! Фак! Шит! Гадство! — проорал Данилов и, словно обиженный маленький мальчик, затопал ногами.

Возвращаться в клуб казалось немыслимым. Ночь, танцы, карнавал, суббота — все это потеряло для него всяческое значение. Он пнул банку из-под спрайта — ее звук далеко разнесся по спящей Москве — и направился к своему автомобилю. Уже заведя мотор, он вспомнил, что забыл на столике свою призовую бутылку шампанского. «Ну и бог с ней! — злобно подумал Данилов, выруливая от тротуара. — Пусть Пират пьет!»

…Как ни странно, белый свет следующего дня вовсе не успокоил Данилова. То, что случилось вчера, не представлялось ему ничего не значащей тенью, как он втайне надеялся и как вспоминаются иногда ночные приключения. Он по-прежнему словно чувствовал в руках талию незнакомки. Ее грациозные движения плыли перед его глазами. Его губы ощущали ее поцелуй, казалось, еще ярче и мучительней, чем ночью.

Новая мысль пришла Данилову в голову. Не успев толком выпить кофе, он бросился из своей холостяцки запущенной квартирки обратно в клуб.

Днем в воскресенье заведение выглядело более чем пустынным. Охрана равнодушна, гардероб закрыт, бармен принимает товар, давешний конферансье за столиком в углу хлебает щи. Ко всем живым существам Данилов подступал с вопросами. Что за девушка? Видели ли ее здесь раньше? Не знакомая ли она кого (раз уж получила первый приз)? Может, кто-нибудь хоть что-то знает о ней? И от всех он получал ответы — искренние, он видел это, любовь обострила его зрение и интуицию: никто ничего о ней не знает, никогда нигде раньше не видел.

Данилов остался во мраке клуба на весь день (шло воскресенье). Пил кофе, кока-колу, съел бифштекс, заказал бутылку минеральной… Он наблюдал, как к вечеру клуб оживает, приходят первые посетители, потихоньку разогревают себя и зал диск-жокеи… Ко всем служащим заведения Данилов приставал с расспросами про девушку. Его принимали за сыщика, а скорее за сумасшедшего. Но никто ничего про незнакомку не ведал. Всякий раз, когда в зал входил новый посетитель, сердце у Данилова вздрагивало. И всякий раз то была не она. Бесплодно просидел он в «****» до двух часов ночи и потащился домой, донельзя расстроенный и разбитый. Его уже не радовала ни осенняя прохлада, ни красавец «жучок», ни обычно вдохновляющий его пустынный московский ночной пейзаж…

…Назавтра был рабочий день, и Данилов явился в присутствие на сорок минут позже срока, разбитый и равнодушный ко всему. Вскоре приехали на переговоры заказчики. Данилов потащился в переговорную комнату. Директор всегда просил его присутствовать на обсуждениях. Бывало, что он выдавал шефу кардинальную идею сразу после того, как заказчики уходили. За это его в фирме и ценили. Но нынче был не его день. В ответ на приветствия гостей Данилов не шутил, как всегда, а лишь вяло улыбался. Рецепционистка-секретарша принесла всем кофе. Данилов равнодушно выслушивал требования заказчиков. Те — как желают всегда и все на свете заказчики — хотели, чтобы их буклеты и плакаты, стенды и макеты рекламных объявлений выглядели: а) красивыми, б) стильными, в) не такими, как у других, г) лучше, чем у «Пепси», «Нескафе», «Липтона» и всех других фирм, вместе взятых.

— Ну, такими, — пощелкал в воздухе пальцами заказчик, толстый армянин, — чтоб ты, как их увидел, сразу б захотел купить!.. Можете девок нарисовать, даже голых.

— Как у «Пирелли»? — выскочил директор.

— Не знаю, как там у Пирелли-шмирелли, но таких, чтоб их сразу купить захотелось!

Через два часа бесплодной болтовни и жизнерадостных директорских уверений в том, что они сделают все так хорошо, что просто пальчики оближешь, Данилов наконец-то смог уединиться в своем закутке. Позвонил на ресепшн, заказал себе еще кофе. Рецепционистка-секретарша принесла, игриво улыбнулась художнику, но, не дождавшись даже «спасибо», надула губки и упорхнула к себе.

Перед внутренним взором Данилова парила фигурка незнакомки, двигались ее руки, пылали ее глаза. Губы до сих пор помнили вкус ее поцелуя. Данилов со вздохом включил компьютер. Работать не хотелось. Он достал из стола бумагу, взял карандаш. Посмотрел бессмысленно в окно. Рука его сама стала набрасывать абрис незнакомки. Изгиб ее руки. Она в танце. Крупно: ее глаза.

Зашел Дима-«пират».

— А! — жизнерадостно закричал он, увидев рисунки. — Все бабы, все бабы! А «хохлушка» — прелесть! — «Пират» почмокал. — А куда ты делся? Мне пришлось ее на дачу в Малаховку тащить!.. Что, Гюльчатай свою искал? — Он заржал, кивнув на рисунки. — Ну и как, нашел?

Данилов молча покачал головой. «Пират» снисходительно похлопал его по плечу:

— Давай-давай, тренируйся!

Заглянул в даниловский закут и директор. Кивнув на рисунки, сухо спросил:

— Это что?

— Это?.. — Данилов покраснел. — Это эскизы к новому заказу.

— А ну дай глянуть. — Посмотрел, хмыкнул: — А что, может быть, и так… Но лучше давай-ка подумай о моделях. Кого пригласим, как и кто их будет снимать…

Директор ушел, но Данилов задумался совсем не о моделях и не о том, кто их станет фотографировать. «Кто она? И как мне ее искать? — мучительно размышлял Данилов. — Что я о ней знаю?.. Разрез глаз?.. Изгиб руки? Тембр голоса, сказавшего одну-единственную фразу? Вкус поцелуя — одного-единственного поцелуя?»

…Весь вечер после работы и половину ночи Данилов провел в клубе «****». Это была единственная зацепка, единственная ниточка. «Если она побывала там однажды, — думал он, — то знает сюда дорогу. И, значит, рано или поздно придет».

В тот вечер она не пришла.

А назавтра все повторилось. Он клевал носом на работе, поглощал в бесчисленных количествах кофе, который уставали таскать ему секретарши, через силу пытался работать, а к вечеру опять помчался в клуб.

И опять ее там не было.

Как не было ни послезавтра, ни два дня спустя, затем в клубе был выходной, и Данилов наконец отоспался. Он возлагал особые надежды на уик-энд, но ни в пятницу, ни в субботу, ни в воскресенье ее опять не было.

«Что ж я так тупо ее выслеживаю! — вдруг подумал он, бреясь утром в понедельник. (Зеркало в ванной отражало изможденный лик, горящие глаза, ввалившиеся щеки.) — Я же творческий человек! Отчего бы мне не применить детективные способности? Метод Эркюля Пуаро. Или, допустим, Ломброзо. Или учение доктора Фрейда?.. Не знаю, что уж там писал по поводу маскарадов венский ненормальный психоаналитик, но разве в карнавальном костюме не отражается личность хозяина? В том, что именно он хочет скрыть своим костюмом, а что подчеркнуть?.. Взять, к примеру, меня. Если вдуматься: почему я переоделся тогда не кем-то другим, а именно инопланетянином?.. А?.. Да потому, что, буду откровенен перед самим собой, считаю, что я совсем не такой, как прочие люди; я иной, инакий. Иначе мыслящий, иначе чувствующий — совершенно особенный! Вот она — правда. Вот почему ты выбрал именно этот костюм!.. А Дима — отчего он оделся пиратом? Да оттого, что он пиратом себя видит. Именно таким хочет быть: агрессивным, напористым, раз-раз — и взял на абордаж!.. Ну, а тогда зададимся вопросом: почему она избрала для себя паранджу? Зачем играла в восточную женщину?.. — Данилов залез в ванну, включил горячую воду. Впервые после встречи в клубе у него забрезжила надежда, и он даже начал вслух декламировать: — „Кто она: царевна? Дочь полей? Княжна?..“ — Врубил ледяную воду, от контраста перехватило дыхание. — Может, — подумал он, когда пустил теплую и пришел в себя, — она восточная женщина? Армянка, азербайджанка, персиянка? Фу, тогда получается все плоско!.. Неинтересно. И у нее совсем иной, не восточный разрез глаз… А может, она своей паранджой хотела подчеркнуть, что она — одна из?.. Одна из гарема… Ну, то есть, что она — одна из команды, из коллектива, из большой и дружной семьи… Нет. Насколько я знаю женщин, ни одна никогда не считает себя одной из… Для них хуже нет оскорбления, чем сказать: „Ты похожа на NN“ — пусть эта NN хоть Мэрилин Монро… Тогда почему она выбрала паранджу?.. Может, она хотела сказать своим нарядом, что бессловесна и покорна?.. Но зачем же она тогда, черт возьми, от меня убежала?!»