Читаем без скачивания Вещий князь: Ладожский ярл. Властелин Руси. Зов Чернобога. Щит на вратах - Андрей Анатольевич Посняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Делай, как сказал, – кивнул Хельги и неожиданно улыбнулся. Хорошо иметь рядом с собой человека, которому можно безбоязненно поручить любое, даже самое деликатное, дело. Таков был и Найден. Но все ж таки еще слишком молод… слишком велик был у него пиетет перед родом, перед людьми, слишком уж оглядывался он на мнение окружающих, не отделяя своего «я» от «мы» ладожской общины. Но ясно уже было, что из Найдена выйдет толк… Кто еще? Никифор? Да, Никифор, несомненно, умен и начитан, сведущ в науках, особенно в богословии. И – Хельги давно это заметил – всегда добивается своего. Жаль, что при этом он слишком тяжел на подъем. Предпочитает уединение и древние ромейские книги. Кажется, и не надо больше ему ничего… Кстати, на днях он отправляется в дальние леса, хочет основать монастырь – нашел уже и охотников, правда, мало. Монастырь… Хорошая идея! Никифору нужен уединенный скит, а ему, Хельги, укрепленный пункт, острог в дальней лесной стороне. Надо будет дать Никифору людей…
С шипением выкатилась на песчаный берег волна, оставляя белую пену. Качнулся стоявший рядом насад, кто-то буркнул спросонья…
Хельги взобрался в седло:
– Я иногда вспоминаю Дирмунда.
Конхобар вздрогнул и непонимающе взглянул на ярла – с чего бы это тот помянул друида?
– И ты знаешь, у него ведь была неплохая задумка – подбирать верных людей с самого детства, воспитывать их, обучать… Жаль, у нас ничего подобного нет. Может, попробовать?
Ирландец покачал головой:
– С верными людьми не проблема, ярл. Дело в другом… Нам нужны люди не только верные, но и способные… как бы это лучше сказать? Способные иногда нарушить весь уклад жизни, отрешиться от рода, общины, даже от чести – ради тайного дела. Вот в Кенугарде был такой парень, Ярил Зевота… Помнишь?
Хельги кивнул:
– Еще бы. Этот твой парень едва не угробил нас при первом знакомстве.
– Зато потом хорошо помог. Из него бы, пожалуй, вышел толк… Ну, что уж об этом – где Альдегьюборг, а где Кенугард?
Дальше ехали молча. Главное было сказано. Миновав ворота, прибавили ходу – нужно было еще успеть собрать дружину для Рюрика.
Потянувшись, Ярил выбрался из шалаша. Попрыгал, помахал руками, разгоняя сон, увидел двух всадников, скачущих к воротам. Кажется, изумрудно-зеленый плащ одного из них он уже где-то видел. Впрочем, мало ли зеленых плащей? Разложив костер, Ярил разбудил артельщиков – молодых, безусых еще, парней – к приходу старосты следовало быть готовыми к работе. Бутурля Окунь зря не платил. Вот уже и показалась за деревьями его высокая худая фигура.
– Что, спите? – присаживаясь к костру, недовольно пробурчал староста. – С утра три варяжских кнорра на погрузку и, может, четыре насада. Если Велимир-гость не решит сэкономить.
– Он может, – наматывая онучи, отозвался Ярил. – Заставит своих таскать, гребцов у него хватает. Не то – варяги…
– Да уж, с варягами проще, – согласно кивнул Бутурля. – Ну, однако, пошли.
Ярил улыбнулся. Работа ему нравилась. Тяжело, да зато весело – и с корабельщиками языком потреплешь, и со своими. Да и с напарником повезло – хороший, работящий парень, тоже любитель поговорить, как и сам Ярил. Что-то его не видать, спит, что ли? Нет, выполз.
– Что зенки трешь, Овчаре? – поддел нового друга Ярил. – Аль с девой какой всю-то ноченьку миловался?
– Ага, – засмеялся Овчар – русый добродушный парень со шрамом на шее. – С боярышней одной тешился, ух, и сладки ж уста! Только Михря все мешал, ворочался, завидки брали, видно!
– Да ну тебя, – покраснев, отмахнулся Михря, совсем еще юный отрок, темненький, кареглазый.
– Ты б его разбудил лучше, – засмеялся Ярил. – Все веселее.
Артельщики грохнули смехом, и даже Бутурля Окунь не сдержал улыбки, хотя и старался блюсти строгость – все-таки староста.
– Да я будил, – отозвался Овчар, нагнав остальных. – Поглажу боярышню, потом обернуся, верно, Михря?
– Да ты не боярышню, ты, верно, Михрю гладил?
– Михря, не ночуй больше с ним в одном шалаше, ночуй лучше с Ноздряем.
– Да Ноздряй ему не нравится.
– Ну вас всех к лешему!
Обиженный Михря убежал далеко вперед. Впрочем, вот уже и пришли – выплыла из утреннего тумана темная кормовая надстройка кнорра.
– Ух, и кораблина же! – восхищенно молвил Ноздряй, здоровенный детина с пудовыми кулаками и детским простоватым лицом. – Нешто такой по дальним морям плавает?
– Не, Ноздряй, по озерам токмо.
Давно проснувшийся варяжский купец Ульф дожидался грузчиков на серых мостках причала.
– Сначала бочонки, потом кожи, – распорядился он. – Смотрите не перепутайте.
– Не перепутают, парни ушлые, – заверил староста. – А ну, начинай, робяты! В третьем амбаре кожи-то?
– В нем. Показать?
– Знаем. Варяга Торольва Ногаты амбар.
Таская на пару с Овчаром тяжелые кожи, Ярил с удивлением оглядывал кнорр. Видал, конечно, и раньше морские суда, те же ромейские скафы, но этот корабль казался совсем другим. Крутые, чуть заваленные внутрь борта, высокие, украшенные щитами, надстройки на носу и корме, мачта – почти до неба, дощатая палуба с широким провалом трюма. Туда и спускались по сходням. Велик кораблище, много чего влезет!
– А коров, если загнать – целое стадо влезет! – продолжал восхищаться Ноздряй. – Как и не потонет-то?
– Ну, если тебя посадить – наверняка утонет, – хлопнул парня по плечу проходивший мимо Ярил. – Так что ты смотри, ходи осторожно.
Подойдя к амбару вместе с Овчаром, он нагнулся, подхватил на плечо бочонок с медом и вдруг застыл. На старой березе, что росла за амбаром, была обломана ветка, вчера еще целая. Знак! Тот, бровастый, не обманул. Значит, вечером представится возможность заработать. Повеселев, Ярил обернулся к напарнику:
– Эй, Овчаре, а не сходить ли вечерком в корчму, бражки выпить?
Овчар улыбнулся:
– Это смотря в какую.
– Ермила Кобылы, – пожал плечами Зевота.
Овчар изменился в лице.
– Нет, Яриле, – опустив на траву бочонок, тихо сказал он. – Не ходок я больше к Кобыле, не ходок. – Овчар погладил на шее шрам. – Чуть живота не лишили в драке…
– Бывает, – сочувственно кивнул Ярил. Что ж, придется идти одному. – А где хоть корчма-то?
Борич Огнищанин хмурил брови. Со вчерашнего вечера что-то было ему не по себе. Почему только? Неясно. Какие-то смутные ощущения нахлынули вдруг на него, словно сделал он что-то не так, совершил какую-то глупую ошибку, из тех, что потом могут аукнуться сторицей. Да ведь вроде
