Читаем без скачивания В тени Великого Петра - Андрей Богданов

Подавляющую часть сырьевых и промышленных товаров создавали мелкие производители: городские ремесленные люди и крестьяне, составлявшие сильную конкуренцию «указным» крепостническим заводам и мануфактурам даже в 1720–1740-е гг., несмотря на энергичные истребительные меры Петра и его преемников: уничтожавшиеся сотнями домницы, оружейные кузницы, ткацкие промыслы все равно производили железо, металлические изделия и полотна дешевле и лучшего качества, чем «настоящие фабриканты», подконтрольные военно-полицейской машине.[14]

Промышленные (например, солеваренные) районы, имея центры не только в городах, но и в торгово-промышленных селах, таких как Лысково, Мурашкино, Иваново, Спасское, были связаны транспортной инфраструктурой и торговыми капиталами, в которых помимо духовных и светских феодалов, «именитых людей» и крупных купцов (типа Строгановых и Гурьевых) все более значительную роль играли крестьяне (Калмыковы, Глотовы, Федотовы-Гусельники, Осколковы, Шангины и др.), владевшие сотнями тяжелогрузных судов.

Эффективность сложившейся хозяйственной системы проявилась, например, в огромном размахе каменного строительства во время правления царя Федора и Софьи. Только прямой вывоз русских товаров за рубеж через Архангельский порт в середине века по стоимости превысил миллион рублей в год (эта цифра составляет более 18 млн. по золотому курсу начала XX в.). Колоссальный доход давала торговля России с Востоком (в Астрахани одной пошлины собиралось более тысячи золотых в день), не считая выгод европейско-азиатского транзита через территорию России (закрепленного за русским купечеством).

Не имевшие иного политического голоса, кроме бунта (ибо Земские соборы давно превратились в фикцию), торгово-промышленные круги были связаны с правительством узким слоем лиц, входивших в привилегированные корпорации гостей, Гостиную, Суконную и Кадашевскую сотни и т. п. Для радикальной защиты строя их можно было лишь уничтожить (например, конфискацией капиталов, вывозом работных людей и карательными походами), заменив промышленниками-крепостниками, подконтрольными бюрократическим структурам (Берг-, Мануфактур-, Коммерц- и прочим коллегиям).

Такая акция, хотя и позволяла расширить экспорт по демпинговым ценам (и только сырья), неизбежно вела к кризису (который и грянул впоследствии) из-за отставания производительности рабского труда от западного вольнонаемного. Она означала также разгром экономики, на который Софья и ее советники не могли пойти уже в силу особенностей воспитания.

Но главное — царевна при всем желании не смогла бы принять радикальных мер спасения феодального государства, не потеряв власть еще до того, как произошел бы социальный взрыв. Софья умиротворяла торгово-промышленное, прежде всего городское и сельское государственное (а не крепостное) население, следуя привитой ей Симеоном Полоцким органической теории «порядка» в отношениях между частями «государственного тела»: головой-правительством и местной администрацией, производительными руками, ногами и т. п.

«Не возможно имать мирствовать многое множество людей, не возъимев в судах правосудства» — указывал царевне Сильвестр Медведев. И Софья действительно, вслед за царем Федором, сосредоточила внимание на контроле за правосудием и искоренении должностных злоупотреблений, продолжила практику передачи управленческих функций (особенно финансовых) выборным людям.

Очевидное значение имело утверждение единых по России мер и весов (1686), разработка «новоприбавочных статей» о разбойных и татиных (воровских) делах к Соборному уложению 1649 г., издание Новоторговых уставных статей (1687) и дополнений к Новоторговому уставу (1689), утверждение государственного тарифа на ямские перевозки (1688). Софья и ее сподвижники реально совершенствовали систему законов по защите имущественных прав подданных. Правительству одной из мощнейших в экономическом отношении держав было совершенно ясно стратегическое значение экспорта: еще в 1630-е гг. одними лицензиями на экспорт хлеба Россия финансировала участие в европейской войне Швеции.[15] Но канцлер Василий Голицын, прекрасно разбиравшийся в технике (и одно время руководивший Пушечным двором), не спешил «рубить окно» в технологически передовую Западную Европу и превращать Россию в ее сырьевой придаток.

Прибирая к рукам государственный аппарат, Голицын уделял особое внимание качеству приглашаемых в Россию западных специалистов, причем даже зарубежные гости отмечали, что «новые» иностранцы значительно компетентнее «старых». Внедрение новых технологий и знаний (начиная, по обыкновению, с военных) и повышение конкурентоспособности русской промышленности сделало бы со временем актуальным прорыв на Балтику, к которому чуть ли не все столетие призывали Россию западные страны.[16]

Голицын и сама Софья, активно участвовавшая во внешнеполитических делах, поддерживали переговоры о франко-датско-бранденбургско-русском союзе против Швеции, но в конечном итоге использовали их для давления на шведскую дипломатию и продления мира с откладыванием спорных вопросов на будущее. Было ясно, что западные партнеры склонны переложить основную тяжесть предстоящих военных действий на Россию (как это и произошло в Северную войну): ее взаимное со Швецией истощение было лишь на руку Парижу, Копенгагену и Бранденбургу.

Но над возведенным Голицыным новым зданием Посольского приказа недаром был повешен глобус. Отлично налаженная дипломатическая и разведывательная служба позволяла правильно ориентироваться в делах Европы и значительной части Азии, сводки о последних событиях регулярно ложились на стол Софьи и, в сокращенном виде, зачитывались в Думе. Из замыслов иностранных дипломатов, решивших поучить московитов «европейской конъюнктуре», извлекалась польза для России.

Заключив выгодные договоры с Данией и Швецией, укрепив контакты на уровне великих и полномочных послов с Францией, Англией, Голландией,

Испанией, Священной Римской империей германской нации, папским престолом, мелкими государствами Германии и Италии, правительство Софьи и Голицына обеспечило себе условия для активизации политики на юго-западе, где лежали огромные земли Дикого поля, Крым, Балканы (откуда неслись просьбы об освобождении от турок), Константинополь и проливы, открывающие удобнейший путь на Ближний Восток.

Защищая русскую промышленность меркантилистскими мерами с Запада, открыть ей огромный рынок слаборазвитого Востока — такой путь мог изменить всю историю России. Но Софью, и особенно Голицына, не следует считать ни праздными мечтателями, ни ставленниками торгово-промышленных кругов. Прежде всего сразу за чертой пограничных укреплений — «засечных черт» — они видели земли, которых требовало дворянство, заглотившее огромные пожалования за «троицкую службу» 1682 г. и ждавшее новых поместных раздач.

Пограничье впитывало в себя массы беглых крепостных, а правительство десятилетиями не могло их вернуть владельцам и по необходимости верстало беглецов в военную службу на местах, узаконивая их освобождение от помещиков. Потому крымская опасность торчала занозой в сердцах душевладельцев. Мероприятия Софьи и Голицына по укреплению положения дворянства, такие как работа созданной после отмены царем Федором местничества Родословной комиссии (кодифицировавшей знатное происхождение), бледнели перед возможностью ворваться в ненавистный и богатый Крым, изловить в порубежных районах и Диком поле своих беглых, присвоить тысячи четвертей плодородной земли.

Но с запада нависала Речь Посполитая, не смирившаяся с возвращением Россией своих исконных Смоленских и Киевских земель. Прошлая война с Турцией и ее вассалом Крымом была сорвана предательством Польши — вероломного союзника, заключившего позорный сепаратный мир и грозившего самой России. Тогда, в 1678 г., пришлось дать приказ военачальнику Г. Г. Ромодановскому, в трехдневном сражении разбившему лучшие силы турецкого полководца Кара-Мустафы, покинуть и разрушить Чигирин, мешавший началу мирных переговоров с Турцией и Крымом. В 1682 г. за такое «предательство» Ромодановский был убит стрельцами и солдатами. Зато России удалось без потерь выйти из войны один на один с мощным противником и заключить в 1681 г. компромиссный Бахчисарайский мир.

Голицын знал о жгучем желании поляков взять реванш за потерянные земли: даже во время Московского восстания Посольский приказ получал секретнейшие королевские, документы о подготовке вторжения в Россию. Но теперь, когда объединенные силы Германской империи, Польши и Венеции с трудом отбивались от турок и татар, когда Кара-Мустафа чуть не взял Вену, а воинственный польский король Ян Собеский едва унес ноги из Молдавии, Россия имела средства заставить Речь Посполитую навечно отказаться от территориальных претензий.