Читаем без скачивания Приговоренный к жизни - Анна Данилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ирена, они едут в соседнем купе и только и ждут, когда я позову их к нам сюда…
– Так зовите же их поскорее!
– Я позову, прямо сейчас. Я знаю, уверен, что они расскажут всю правду. Предполагаю, что Матвей пригласил на эфир и доктора Соболева, того самого, который делал ему операцию на позвоночнике. Вот только я… сам… Не представляю себе, как приду туда и на глазах миллионов зрителей буду рассказывать все это, как буду предавать человека, женщину, Ингу… Ведь она все это сделала ради любви, ради мужчины…
– Она делала это ради себя, Гриша. И вы не должны сомневаться, колебаться… Вы все делаете правильно!
– Я боюсь встретиться с ней глазами, понимаете? Мне кажется, что, когда я увижу ее, такую сияющую, нарядно одетую и ничего не подозревающую… Этот эфир убьет ее!
– Не бойтесь, с ней будет все в порядке. У нее толстая кожа, разве вы этого еще не поняли? Вспомните, что они сделали с Ларисой Тунцовой… Ее уже похоронили, остались дети-сироты… Мало ли таких историй?.. Ну, давайте же, зовите своих друзей! Мне просто не терпится с ними познакомиться!
* * *Он назвал его имя. Григорий Брушко. Он должен идти. В гримерке его окружали знакомые, родные лица. Все нервничали, были напряжены. Одна большая семья, где все любили Матвея как сына, брата, мужа. Там же, в студии, он увидит сейчас ее, Ингу…
Он медленно шел по коридору за девушкой, ассистенткой Журавлева, и зрение стало отказывать ему. Все расплывалось перед глазами. Горло словно свело судорогой.
Распахнулась дверь. Словно в ад. Мощный прожектор оставил его на мгновение наедине с самим собой, с его сомнениями, затем перед его мысленным взором пронеслись все эти годы, наполненные страданиями, болью и огромной любовью к мальчику, за которого он готов был отдать жизнь.
– Сынок… – прошептал он, и силы вернулись к нему, мысли стали ясными, все приобрело смысл. – Сынок…
Он бодрым шагом подошел к сидящему на белоснежном студийном диванчике Матвею, одетому с иголочки молодому человеку с бледным одухотворенным лицом, и крепко его обнял:
– Сынок!
