Читаем без скачивания Ты, я и Париж - Татьяна Корсакова

Тина сделала глубокий вдох, потерла глаза, пытаясь восстановить утраченную резкость.

— Эй, ты в порядке? — Серафим попытался обнять ее за плечи.

— Отвали!

— Что случилось? — он растерянно улыбался. — Ты расстроилась из-за этого хромого ублюдка? Наплюй!

— Ты знал! — она ткнула Серафима пальцем в грудь.

— Что знал?

— Ты знал, что это Ласточка!

В небесно-голубых глазах родственничка мелькнуло что-то такое, едва уловимое, а потом Серафим рассмеялся:

— Зачем мне тебя обманывать? Это паранойя!

Тина нервно дернула плечом. Она не знала зачем. Наверное, затем же, зачем Амалии понадобилось выставлять ее пугалом на семейном ужине. Причина наверняка была, только думать над ней сейчас не хотелось. Потом, когда перестанет болеть голова, Тина разложит все по полочкам и постарается понять, что происходит. А пока надо держаться подальше от Серафима.

На них больше никто не обращал внимания, все сгрудились вокруг Ласточки. Как она там, бедная?.. Подойти и спросить Тина не отважилась, побоялась вызвать новую вспышку гнева, не оглядываясь на Серафима, побрела к выходу из рощи. Про Ласточку можно будет спросить и у Надежды Ефремовны, она всегда в курсе того, что творится в доме.

В поместье их уже ждали: на подъездной дорожке нервно прохаживалась Анна Леопольдовна.

— Яков Романович хочет вас видеть, — сказала она, внимательно разглядывая перепачканную травой и землей Тинину одежду.

— Антип уже настучал? — поинтересовался Серафим, передавая поводья подоспевшему конюху.

— Антип сказал, что Ласточка сломала ногу, — Анна Леопольдовна перевела взгляде Тины на Серафима. — Вы понимаете, что это значит?

— Яков Романович вне себя? — предположил тот.

Домоправительница покачала головой, сказала:

— Боюсь, вы не до конца представляете масштабы произошедшего. Клементина, что с вашей одеждой?

— Упала.

— При других обстоятельствах я бы порекомендовала вам переодеться перед визитом к отцу, но сейчас на это уже нет времени. Яков Романович ждет вас в своем кабинете.

— Обоих? — уточнил Серафим.

— Обоих, — Анна Леопольдовна кивнула, направилась к дому.

Да, они действительно плохо представляли себе масштабы произошедшего. Отец был в ярости. Нельзя сказать, что его гнев обрушился только на одну Тину, Серафиму тоже попало, но ей досталось несоразмеримо больше.

Ласточка оказалась не просто очень породистой и безумно дорогой, купленной у какого-то арабского шейха за нереальные деньги, она была скаковой лошадью, очень способной, очень перспективной. До тех пор, пока «одна маленькая неуправляемая дрянь, наплевав на то, что лошадь недавно перенесла травму, не решила на ней прокатиться». А у лошади теперь такой перелом, что о скачках можно забыть навсегда. Все, она теперь «отработанный материал», и ее легче пристрелить, чем поставить на ноги.

Тина, до этого момента даже не пытавшаяся возражать и оправдываться, вздрогнула, с мольбой посмотрела на отца:

— Ты шутишь?

— Я никогда не шучу такими вещами. — Отец взял со стола мобильник, бросил в трубку: — Антип, через пять минут!

— Что — через пять минут?! Что он должен сделать через пять минут?! — Тина сорвалась на крик.

— Клементина, — отец устало потер глаза, — ты уже взрослый человек и должна понимать, к каким последствиям могут привести твои выходки.

— Я поняла! Что через пять минут?!

— Понимание — это хорошо, но недостаточно. Пойдемте со мной, — отец распахнул дверь, ведущую на террасу, — я хочу вам кое-что показать.

— Идем же, — шепнул Серафим и почти силой выволок Тину из кабинета. — Когда он в таком состоянии, лучше слушаться.

Отец уже стоял на террасе и смотрел куда-то вниз. Чтобы не упасть, Тина вцепилась в перила, проследила за взглядом отца. На подъездной дорожке стоял фургон для перевозки лошадей, она видела такие по телевизору. Со стороны хозпостроек к фургону шел Антип, в руках у него было ружье. Поравнявшись с фургоном, он остановился, запрокинул голову, посмотрел, кажется, прямо Тине в глаза.

— Давай, — бросил отец.

Антип вошел в фургон.

— Нет! — Тинин крик потонул в раскатистом эхе от выстрела.

— Все, — отец кивнул, — теперь, дочка, ты знаешь, какую цену иногда приходится платить.

Да, теперь она знала. Теперь она многое поняла о человеке, который по какой-то чудовищной ошибке оказался ее отцом. Тина бросила последний взгляд на фургон, разжала онемевшие пальцы, спросила, глядя прямо в глаза отцу:

— С людьми ты поступаешь так же?

— Если того требуют обстоятельства. — Он выдержал ее взгляд, растянул губы в горькой усмешке. — Когда ты повзрослеешь, надеюсь, ты меня поймешь.

Он надеется, что она его поймет, найдет оправдание только что произошедшему зверству… Тина кивнула, сказала:

— Я думала, что когда-нибудь смогу тебя полюбить…

Говорить о том, как сильно она его ненавидит, не пришлось, отец все понял по ее глазам.

— Твое право, дочка. Право выбора есть у каждого.

— У Ласточки его не было…

Она не стала ждать окончания аудиенции и высочайшего дозволения уйти. У нее есть право выбора и право ненавидеть…

Утром Ян проснулся раньше Тины. Собственно говоря, он и не засыпал: лежал, смотрел в потолок, обдумывал свой план, а едва только забрезжил рассвет, оделся, оставил Тине записку и вышел из гостиницы.

Задача, которую он перед собой поставил, была не из легких, но он готов был разбиться в лепешку, лишь бы добиться своего. После того, что он узнал месяц назад, после вчерашнего прыжка не найдется больше в этом мире силы, способной его остановить.

У него получилось! Это было сложно, но он справился. Ему понадобилось всего пару часов на то, на что у других ушли бы недели, если не месяцы. Все, подготовительный этап закончен, осталось самое трудное — разговор с Тиной.

Она сидела по-турецки на аккуратно застеленной кровати, с отсутствующим видом грызла шоколадку.

— Вернулся? — спросила она бесцветным голосом.

— Вернулся. — Ян присел рядом, обнял ее за плечи. — А ты что подумала?

Тина отложила шоколадку, сжала кулаки, сказала, не глядя в его сторону:

— Я подумала, что ты больше не придешь.

— Дурочка, — он поцеловал ее в кончик носа, — я же специально оставил тебе записку, чтобы не волновалась.

— А я волновалась! — Тина обвила его шею руками, спросила, настороженно рассматривая его костюм: — Куда это ты ходил в таком виде?

— Были кое-какие дела, ничего особенного.

— У тебя были какие-то дела в Париже? — Похоже, она ему не поверила.