Читаем без скачивания Долгожданная кража - Владимир Викторович Зингер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если принесет — все равно внук, — хмыкнул я.
— Так кто спорит-то? Принесет — вырастим, не обратно ж пихать? Но лучше, чтобы у доченьки другая судьба была.
Я тоже с этим не спорю. По себе знаю, что детям желаешь лучшей доли, нежели у тебя. Но не стану бога гневить, на свою долю никогда не жаловался. Все, что со мной произошло — все мое!
Так вот мы и дошли до дворницкой. Зашли в тесную комнатенку, где лежат орудия труда — пара голиков на черенках, лопаты и увесистый, судя по всему, ломик. Рядом ещё один, пожиже, с приваренным на конце топором. А на мешке с песком (или это соль?), на газетке, и лежит пальто — аккуратно сложено и тряпкой чистой прикрыто.
Надо хотя бы простенький акт изъятия составить, понятых пригласить. Но понятые — это вероятность огласки. А мне что-то не хочется такого развития событий. Притащи сюда понятых и всё — сразу пойдут сплетни. А они бывают похуже всяких официальных характеристик. И вообще, как в том анекдоте: ложечки нашлись, а осадочек остался. А если до её Любоньки дойдёт — как тогда девчонке жить со всем этим? Так что, да простит меня Великий УПК, акт изъятия будет, но потом. Главное, чтобы Гришка Ивойлов оказался на месте, когда я в райотдел зайду. А зайти всё равно придётся.
Ну вот, пальто у меня в руках. А делать-то со всем этим теперь что? Тащить эту дурочку в милицию? Формально это самый правильный шаг. Сама виновата. Была бы на её месте какая-нибудь алкашка — ни минуты бы не сомневался. А с этой — ни рука не поднимается, ни ноги не идут, ни голова не согласна.
Надо бы пальто еще чем-то перевязать. О, спасибо дяде Пете Веревкину, Задорову, то есть. Веревочка-то в кармане. Полезная штука! Помнится, в той жизни, я долго отвыкал таскать в кармане веревку (зачем она замначальника УВД?), но в этой привычка очень быстро вернулась. И кстати. Вот ею-то я пальтишко Ниночкино и перевяжу.
— Товарищ милиционер, а вы меня сразу заарестуете или можно домой зайти? Я бы хоть белье чистое взяла, щетку зубную да порошок. В тюрьме-то небось, не выдадут? Что еще-то брать, не подскажете? Кружка своя тоже поди нужна? А то у меня есть эмалированная.
Зинаида говорила всё это тихо и размеренно, как будто простыми словами хотела подчеркнуть обыденность происходящего, заслонить ими от себя самой свою маленькую трагедию. Только дальше получилось плохо.
— А с Любонькой-то как теперь? В интернат или в детдом прямо? У меня ведь и нет никого…
И тут размеренный голос её дал трещину. Это меня окончательно добило.
— А теперь Зина (отчего-то назвал по имени, а не по имени отчеству), ступай-ка ты домой.
Зинаида повернулась ко мне — в глазах слезы.
— А как же? А почему не в тюрьму?
Мне нынешнему шестьдесят пять — это в башке, ей — тридцать шесть. В дочери мне годится. Так бы вот взял, да и треснул веревкой. Дура! Все понимаю, жалко мне женщину, но все равно — полная дура! И Нинку свою жалко. Без пальто бы осталась. Но Нинка — она тоже дура. Пальто своё несчастное теперь получит, но из-за глупости собственной и упёртости дурацкой такого парня лишилась.
А самый главный дурак здесь — это я. Вместо того, чтобы воришку в отделение тащить, отпускаю. Гуманист, тоже мне!
Зина смотрит на меня и ждёт ответа. Стараюсь говорить как можно убедительней:
— Зинаида Ивановна, отправлять вас в тюрьму нет никакого резона. В тюрьме настоящих преступников и без вас хватает. Идите домой, только твёрдо пообещайте мне не предпринимать никаких шагов под воздействием нашей сегодняшней встречи. Никому ничего не говорите и вообще ведите себя, как можно естественней, как будто ничего не случилось. Обещаете мне?
Мы к этому времени вышли на улицу. Зинаида заперла свою подсобку и ответила мне не сразу. Какие-то мысли всё ещё тревожили её. Потом она подняла на меня глаза и произнесла:
— Обещаю.
Тут тревога всё-таки прорвалась наружу.
— А ночью какие-нибудь другие милиционеры за мной не приедут?
Видя моё недоумение, пояснила:
— Чёрный воронок всегда же по ночам приезжает…
— Не приедет. — успокоил я её. — но по повестке для допроса к следователю вызвать могут. Спокойно приходите и рассказывайте всё без утайки. Да и я ещё, может быть, побеспокою вас на днях ещё разок.
А дальше я сказал такое, что совершенно не красит опытного сотрудника. Может быть, мне даже придётся пожалеть от этом когда-нибудь.
— Зина, главное, чтобы вы сейчас не наделали никаких глупостей. И тогда у вас будет шанс не попасть под суд, по крайней мере под народный. Вы меня поняли?
Зинаида покивала мне головой в знак того, что всё ей понятно. Потом вроде как собралась мне что-то сказать, но не сказала, а только неловко взмахнула рукой, то ли прощаясь, то ли в ответ каким-то своим мыслям. На том и расстались.
С пальто я припёрся к себе в общагу, не в спецкомендатуру же его тащить. А в райотдел к следователю пока рановато. Есть необходимость сначала кое над чем поразмышлять немного. Старожилов посидит за дежурного, пока его гаврики со строек не вернутся, а я чайку попью и мысли в порядок приведу.
Развернул сверток, проверил на всякий случай, цело ли пальто. Запах духов ещё не выветрился. А еще — тонкий, почти неуловимый запах моей жены. Его-то ни с чем не перепутаю.
Заварил себе чай прямо в кружке, накрыл листом бумаги, призадумался. И каковы мои дальнейшие действия?
Может, попросту отнести пальто Нине — и все дела? Тебе пальто надо было? — Вот оно! А глухарь пусть остаётся глухарём. Ну никак мне не хочется Зину эту непутёвую до суда доводить. Кому какая польза будет, если она окажется осуждена? Мир станет справедливей? — Нет, зато у неё самой всё рухнет. В нашей жизни так и бывает: какой-нибудь хлыщ из любого дерьма вылезет, отряхнётся и хоть бы что. А дурочки вроде этой Зины тут как тут — торжествуй, Фемида!
Итак, если пальто вернуть? Как именно? Вот пусть Зинаида сама несет, падает Нине в ноги, прости, бес попутал… Нина, конечно, простит, даже
