Читаем без скачивания Декабрь-91 год. Моя позиция - Михаил Сергеевич Горбачёв

Так родилась идея XIX партийной конференции, где повели разговор о разъединении законодательной, исполнительной, судебной власти, о возвращении партии ее естественной роли – роли политической организации. Заговорили тогда о плюрализме мнений, хотя политический плюрализм был еще впереди. Было положено начало политической реформы.

И вот тут суть ответа. Мы задели многие интересы и что увидели? Началось противоборство и партийной номенклатуры, и государственных структур, и военно-промышленного комплекса, да и просто людей, приверженных старым ценностям, старой идеологии. Я все видел! Не видел этого тот, кто не хотел. Начиная со съезда российской компартии, целый год шла борьба уже не на жизнь, а на смерть. Были уже реальные лица, преданные консерваторам, ездили по городам и весям, готовили протесты, собирали группы партийцев. И все шло на стол Генсеку, всюду упреки, что он предает… ни больше ни меньше.

Как вести себя? Атакам и нажимам подвергался я колоссальным. Надо было определиться. Пойти на решительную схватку – кажется, нормально. Но нет еще поддержки народа, еще общество не готово. Поэтому, вызывая жесточайшие упреки, было решено обновить самые влиятельные структуры. Вы вспомните обновленный ЦК, обновление его Секретариата. Трижды обновились обкомы, секретари. А затем – свободные выборы. Они при всех их издержках подняли народ. И я старался затянуть до предела, до последнего, чтобы никто не мог остановить пошедшую вперед страну. Что, думаете, я не знал, что удар последует со стороны консервативных кругов партии, объединившихся и в ВПК? Знал и держал их рядом. Может быть, этим многое и объясняется. Как говорят, шла работа «в стане». Между прочим, тут и объяснение, почему я не распрощался с постом Генсека, который, в общем-то, меня за горло держал. Хотя это и было предметом яростных нападок как внутри партии, так и со стороны демократических движений…

Короче говоря, это был диалектический, очень сложный, мучительный процесс, и через него я должен был пройти.

От частных реформ к реформированию системы

Можно ли было в таком сложном процессе избежать ошибок, просчетов? Можно ли было математически точно вычислить и выстроить последовательность реформ, их этапы? В эти недели декабря я не мог не задумываться над тем, что произошло за последние годы, вновь и вновь возвращаясь мысленно к событиям первых лет перестройки. Многие полагают, что ошибки были допущены в самом начале. Что надо было начинать не с политических преобразований, а запустить локомотив производства. И тогда удалось бы избежать возникших позднее трудностей.

Это старый спор. Он вылился в широкую дискуссию еще в преддверии XXVIII съезда. Тогда в мой адрес посыпались обвинения, что я подменяю цели перестройки. Не соглашался и не могу согласиться сейчас с этими доводами, и вот почему. Вспомните, с чего все начиналось? Пытались с помощью инвестиций и финансовых стимулов активизировать развитие сельского хозяйства. Создавая программы стимулирования легкой и пищевой промышленности, выделив для их осуществления около 75 миллиардов рублей, подключали к этому военные предприятия. Тогда же родилась программа модернизации отечественного машиностроения: мы проиграли в семидесятые годы и оказались в прошлой технологической эпохе. Отстали с химизацией народного хозяйства. Радовались – капитализм загнивает, а у нас все хорошо. На самом деле упустили время, необходимое для структурных преобразований и внедрения высоких технологий.

Поиски, просчеты, запоздалые решения

Но все эти программы по-настоящему не работали. Тогда же попытались ввести новый опыт хозяйствования ВАЗа и Сумского завода на предприятиях пяти министерств.

Оказалось, выборочный метод не оправдывает себя, нужно было распространить его на все народное хозяйство. Принимая новые законы и реформируя экономику, мы повторяли ошибки предшественников. Время частичных реформ прошло. Стало ясно – надо реформировать отношения собственности, двигаться к рынку. Потребовалось набраться духу, чтобы во всеуслышание заявить: старая система требует замены. Существовавшая система подавляла в людях инициативу, творческое начало, насаждала психологию уравниловки. Чтобы расковать человека, освободить его для свободных действий, нужны были коренные преобразования – политические и экономические. К сожалению, в процессе демократических реформ нами были допущены просчеты, процессы вырвались из-под контроля, сепаратизм подтолкнул политическую дестабилизацию в национальных регионах, и это все тяжело отразилось на наших делах.

Мы дали экономическую свободу предприятиям и кооперативам, а у нас не было системы налогов, не было механизмов реализации ряда законов. И пошло все вразнос. И первое, что мы почувствовали, это разрыв между ростом денежных доходов и товарной массой.

Нам надо было пойти на более решительные шаги по формированию новой роли республик. Мы шли к этому, но на каком-то этапе потеряли темп, и тогда на арену выдвинулись оппозиционные силы, и процесс этот пошел уже с большими потерями и издержками.

И вот еще что – последние полтора года я видел, как укрепляется консервативный фронт, как он стремится застопорить движение вперед. И в это время мне надо было занять более четкую позицию по объединению демократических сил. Как и в национальном вопросе.

О многом таком, о чем раньше откровенно не приходилось говорить, я сказал в интервью итальянской газете «Стампа» (беседу вели Джульетте Кьеза и Энрико Синджер).

– Самыми серьезными ошибками считаю следующие: нужно было использовать стабильность и поддержку народа на первом этапе перестройки, чтобы быстрее двигаться к рыночной экономике. Другой просчет: переговоры о подписании нового Союзного договора нужно было начать на несколько месяцев раньше. Но для этого было необходимо согласие всех демократических сил, а они продолжали бороться друг с другом, ослабляя себя перед консерваторами. Поэтому я был не до конца свободен в выборе решении и упустил время. И еще: нужно было не только скорее разрушить старую тоталитарную систему, но также быстро строить новую систему. Но все это не затрагивает моего фундаментального выбора, который отстаиваю, а именно – что я начал реформы в 1985 году. Но сейчас подумал: происходило это все же потому, что ни центры перестройки, ни тем более общество не были готовы психологически.

Итальянских журналистов интересовал вопрос: когда я понял, что реформировать партию невозможно, что она не стала двигателем преобразований?

– Ответ не так прост… Страна в начале перестройки находилась в ужасных условиях. Единственное, что еще функционировало и сохраняло конкурентоспособность, – это военный сектор. Нужно было модернизировать все. В 1987 году мы приступили к осуществлению программы реформирования всей экономической системы и тогда увидели, кто противодействует переменам: партия и руководящие звенья экономической структуры. Началась самая тяжелая и трудная из всех битв, битва, в которой кульминационным пунктом были августовский путч и мучительный распад Советского Союза.

Революция сверху исчерпала себя

После того как потерпел неудачу январский Пленум ЦК