Читаем без скачивания Свои - Валентин Черных

— Вчера у Классика был сердечный приступ. Сегодня он не вышел на работу. Зачем бить стариков?

— Бить не надо ни стариков, ни молодых, — ответил я как можно нейтральнее. — Но когда Классик бил меня, что-то никто не сказал ему, что не надо бить молодых, потому что молодые вырастают и дают сдачи.

— Стариков надо прощать, — сказала Альбина.

— Молодых тоже.

— Ректор просил тебя зайти.

Я зашел в приемную ректора, секретарша тут же нажала на клавишу кабинетного переговорного устройства и назвала мою фамилию. Тогда я еще радовался, когда меня узнавали, сейчас я не радуюсь, а скорее недоумеваю, если кто-то меня не узнает, потому что уже давно появляюсь только в тех местах, когда знаю, что будет телевидение. Я примелькался, как те полсотни политиков, фамилии которых не все помнят, но все знают, что они значительные фигуры в политике.

Ректор, принимая студентов, обычно не вставал, здоровался и жестом показывал на стул, стоящий у его стола.

Афанасий научил меня многим уловкам. В их числе было и вхождение в кабинет руководства. Надо идти медленно, чтобы руководитель успел не спеша встать и пойти тебе навстречу. А если он не встает, тем самым демонстрируя свою значимость и твою подчиненность, еще больше замедли свое движение и садись не торопясь, пусть подождет.

Я шел медленно, и ректор встал. Я замедлил свое движение, и он пошел ко мне, протянул руку. Ладонь у него была огромная, и все в институте знали, что он жмет крепко, может быть, даже тренирует мускулатуру на пожатиях рук. Ему не удалось сразу сжать мою ладонь. Почувствовав сопротивление, он отпустил мою руку, кивнул в сторону журнального столика с двумя креслами.

— Чай? Кофе? — спросил ректор.

— Чай, — ответил я.

Секретарша тут же внесла поднос с чаем, печеньем, нарезанным лимоном, маленькими фигурными кусочками сахара в сахарнице.

— Поздравляю, — сказал ректор.

— Спасибо.

Ректор рассматривал меня, будто видел впервые, хотя я здоровался с ним больше пяти лет.

— У вас проблемы с защитой диссертации? — спросил ректор.

— У меня нет проблем.

— Можно поставить защиту на осень.

— Не пройду. Старики зарубят. Особенно сейчас.

— Пожалуй, — согласился ректор. — Классики не любят, когда ставят под сомнение их авторитет. Хотя какие это классики. Их фильмы и их самих никто в мире не знает. Но они сбились в стаю. И поддерживают друг друга. Вакансии все заняты, более молодым не пробиться. Места освобождаются только с естественным убытием, то есть со смертью. И так везде. Старики руководят, старики правят страной.

Я подумал, что ректор тоже старик. Тогда мне казалось, что все, кому за пятьдесят, старики, а шестидесятилетние — глубокие старики. Сейчас я так не думаю.

— Посмотрим на ситуацию весной, — сказал ректор. — Товар произведен, и он все равно найдет покупателя. За год диссертация не устареет.

— Спасибо, — сказал я.

На кафедре ассистентки со мною поздоровались и с подчеркнутым усердием стали переставлять папки в шкафах, что-то печатать, кому-то звонить, они меня даже не поздравили, вероятно опасаясь, что внимание ко мне Классиком будет расценено как предательство.

Классика я встретил недели через две. Мы шли по коридору навстречу друг другу, разойтись — никакой возможности. Классик замедлил свое движение. Он, конечно, много раз представлял нашу встречу, наверное, придумывал ту единственную фразу, которую скажет, но, как ни готовишься, встреча бывает всегда неожиданной — то ли раньше, чем ее ждешь, то ли позже, когда уже забываешь об обиде и расслабляешься.

Из кабинета вышла молодая преподавательница, Классик тут же обратился к ней, он о чем-то спрашивал, она отвечала. Я прошел мимо, меня не заметили — мало ли по институтским коридорам ходят бывших студентов. Этот прием я запомнил и потом сам использовал его.

Классик ничего не забыл и не простил, наша борьба только начиналась. Его союзницей была Великая Актриса, и самые чувствительные удары я еще получу от нее, навсегда усвоив принцип, что самым неудобным противником является женщина, из-за непредсказуемости своего поведения.

Через неделю после «Кинопанорамы» вышло постановление ЦК и правительства об усилении работы с творческой молодежью. Журналисты запомнили, что я одним из первых говорил о молодых. Мне пришлось расписывать время на интервью для нескольких редакций на радио и двух программ телевидения.

Я по-прежнему помнил заветы Афанасия: хвали людей, которые тебе помогали, люди не терпят неблагодарности. Это ведь так просто: назвать имя человека и сказать о нем несколько добрых слов. Все любят, когда их хвалят: мужчины, женщины, кошки, собаки и даже тигры и жены. Я похвалил ТТ, вполне искренне, я похвалил редакторшу — она стойко держалась, когда в ЦК комсомола нас могли зарубить, и вообще, она открыла меня.

Через неделю, когда пресса и телевидение отреагировали на постановление ЦК, обо мне уже никто не вспоминал. Фильм вышел в прокат, критики отмечали необходимость такого фильма, несколькими строчками упоминали о моей роли, самые информированные добавляли о призе за главную мужскую роль. Слава ко мне пришла и продержалась ровно две недели.

ПОДГОТОВКА К НОВОМУ ШТУРМУ

И все приходилось начинать сначала. Я позвонил на «Мосфильм» редактору-организатору, чтобы она выписала мне пропуск. Я назвал ее по имени, запомнив навсегда урок Афанасия.

Как-то он, знакомя меня с чиновником комитета, назвал мне его имя, отчество, должность, а меня представил по имени как аспиранта Киноинститута. Часа через два, за ужином, он спросил меня:

— А как зовут… напомни мне его имя и должность в Кинокомитете?

Я не мог вспомнить.

— Не запоминаешь — записывай!

Я стал записывать и записываю по сей день, хотя сегодня уже почти у всех есть визитные карточки. И некоторые носят при себе уже целые картотеки. Я одним из первых завел электронную записную книжку, в которой на сегодня уже более пяти тысяч фамилий с телефонами. В моей электронной книжке сейчас больше записей, чем досталось мне от Афанасия.

В те времена к каждому из объединений были прикреплены до трех десятков режиссеров. Объединение снимало от пяти до десяти фильмов в год. Но одни снимали каждые полтора года, больше по технологическому циклу не получалось, другие ждали своей очереди по пять и по семь лет.

Я пытался вычислить, по каким принципам одни получают работу по первому требованию, другие терпеливо ждут своей нечетко определенной очереди. Выписав имена режиссеров в порядке очередности, с какой они снимали, я все-таки вывел закономерность. Вне очереди запускались режиссеры фильмов о колхозниках и рабочих. Потом шли режиссеры, которые делали фильмы к определенным революционным датам. Это мог быть юбилей Октябрьской революции, 60-летие ЧК — ГПУ — НКВД — КГБ. Были фильмы после постановлений ЦК и правительства, комедии поощрялись, почти как фильмы о рабочих и колхозниках. Экранизировалась литературная классика, но, учитывая, по-видимому, дороговизну постановки костюмного фильма, классику изредка позволяли снимать двум-трем режиссерам «Мосфильма», не потому, что они были талантливее других, а потому, что заслужили право выбирать своими званиями и наградами.

Просчитав все варианты, я понял, что наибольший шанс получить постановку фильма — если у меня будет сценарий о школьниках, потому что критики постоянно писали, что не снимаются фильмы о подростках, лучше, если это будет комедия, а еще лучше, если музыкальная комедия.

По дороге на «Мосфильм» я купил на Киевском рынке персики, груши, в гастрономе напротив студии несколько бутылок хорошего грузинского вина, водку, помня завет Афанасия: не скупись, потому что скупой платит дважды.

Меня встретили как хорошего знакомого, поздравляли. Редакторши быстро накрыли стол. Я произнес тост за свою редакторшу, которая меня открыла, и я этого никогда не забуду. Редакторши были симпатичными, но старыми, всем далеко за сорок, я посматривал на редактора-организатора, самую молодую. Я уже заканчивал институт, когда она поступила на первый курс. Я бы с ней с удовольствием переспал, но побаивался отца, режиссера среднего, но скандального.

Меня спрашивали, что собираюсь делать дальше. Естественно, снимать. А что? Музыкальную комедию о школьниках. Меня похвалили за правильный выбор, но моя редакторша сказала:

— Все хотят снимать музыкальную комедию о школьниках. Но, во-первых, сценариев о школьниках почти никто не пишет, комедий пишут еще меньше, а музыкальные комедии снимает один Гайдай. Он придумывает эти комедии, рассказывает авторам, а они расписывают его замысел.

— Спасибо за подсказку, — сказал я. — Пусть будет сценарий о школьниках, а комедийные и музыкальные ситуации я придумаю. Пусть будет просто комедия — я найду место для школьников и для музыки.