Читаем без скачивания Шпион - Бернард Ньюмен

Но судьба приготовила для меня свой аргумент: у меня, впрочем, не было причины ворчать — фортуна оказалась очень благосклонна ко мне со времен Ланса. На следующий день мне приказали вернуться на передовую; командиры потеряли контроль над ситуацией — управление войсками было утрачено. Мне следовало запугиванием или внушением вернуть им уверенность в своих силах.

Битва приближалась к своему финалу. Остатки немецких войск удерживались на импровизированной линии обороны, но британское наступление тоже исчерпало свой порыв за исключением одного или двух изолированных участков. Но когда местные командиры предлагали отступить, я соглашался; иногда я протестовал, но, в конечном счете, всегда соглашался. У Пруайара я сам отправился на передовую, чтобы осмотреть позиции. В действительности мне больше всего хотелось, чтобы в окрестностях было как можно больше активных британских дозоров, которые могли бы преследовать отступающих немцев.

Они были там! И даже слишком активные для меня. Все мои планы погибли в одну несчастную секунду. Вместе с ординарцем, ставшим моим проводником, мы рыскали по сырой траншее, которая, как утверждал ординарец, и была линией фронта. Но где же были ее защитники? Наверняка, они отступили без приказа? Я решил, что нам нужно пройти вперед, чтобы проверить это — никаких признаков англичан вокруг не было. Но как раз в тот момент, когда мы осторожно выкарабкивались из траншеи, затрещал пулемет. Мой ординарец погиб на месте, а я упал на землю, получив пулю в бедро.

Несколько секунд я не мог двигаться после падения. Затем я собрался с силами, разодрал свои брюки, и перевязал рану кусками своей полевой формы. Это был долгий и мучительный процесс, потому что внезапно я почувствовал странную слабость. Не успел я закончить, как увидел две фигуры в форме цвета хаки, пробирающиеся ползком в сотне ярдов справа от меня. Да, британский патруль был жив.

— Эй, там! — крикнул я, едва узнав свой собственный голос. — Идите сюда!

Один из солдат оставил своего товарища и поспешил ко мне.

— В чем дело? — спросил он, затем вдруг с удивлением поняв, что я немец, поднял винтовку.

— Не стреляй, дурак! — закричал я. — Помоги мне с моей раной. Я англичанин!

— Да уж, будь я проклят! — воскликнул он; предположительно, именно так он себя и воспринимал.

— Подойди-ка сюда, Нобби, — услышал я, как он подозвал своего товарища. — Что тут такое?

— Да вот, тут лежит раненый немецкий офицер, который говорит, что он вроде англичанин! Ну, и что мне с ним делать?

— О, не верь ни одному из этих фрицев на слово. Шлепни его!

— Но он ранен.

— Тем более.

Второй солдат подошел поближе ко мне; сержант, научивший его примыкать штык и корчить зверскую рожу в бою, как видно, хорошо знал свою работу.

— Так ты англичанин, да? — ухмыльнулся он.

— Да, англичанин, — заявил я. — И мне нужно срочно попасть в ваш штаб. Пусть один из вас найдет вашего командира и попросит его привести сюда пару солдат с носилками для меня.

— Ох, оставь эти дурацкие надежды, — успокоил он меня. — Носилки для чертовых фрицев, да? Пошли, Нобби, нам нужно спешить. Надо попасть к столовой раньше, чем туда попадут эти хреновы австралийцы. Я прекращу его мучения, тогда нам не будут стрелять в спину.

Он поднял винтовку. Я действительно испугался — такого я никак не ожидал.

— Не будь хреновым дураком! — завопил я. — Я говорю тебе, что я англичанин. Разве я говорю не как англичанин?

— Да, он так и говорит, Билл, — сказал Нобби.

— Ну, английский язык легкий, это ни хрена не значит, — прокомментировал другой. — Я думаю, он учился на курсах английского.

Я увидел его палец на спусковом крючке. Был ли это чистый страх или на меня внезапно нашло вдохновение?

— Не нажимай этот е…й крючок, ты ох…евшая свинья, или ты, мать твою, будешь жалеть весь остаток твоей сраной жизни. Ты сраный придурок, убери палец с крючка, а ты там засунь свой бл…ский штык прямо в свою е…ную задницу. [29]

У парня опустилась челюсть, то же самое произошло и с его винтовкой, к моему облегчению.

— Гляди-ка, Билл, так он настоящий англичанин, черт бы меня побрал, — промямлил ошалевший Нобби. — Ни один фриц не умеет так ругаться.

— Нет, такие слова немцы на языковых курсах не учат, — вставил я.

Даже недоверчивый Билл частично был удовлетворен.

— Ну, черт бы меня побрал! Что же теперь с ним делать — ума не приложу!

— Во всяком случае, приведите сюда офицера, — приказал я, снова обретая уверенность.

— Да, это будет лучше всего, Нобби, — сказал Билл. — Оставайся здесь, а я притащу господина Мэйнарда.

— Нет, — возразил я. — Ты оставайся здесь, а Билл притащит господина Мэйнарда. Мне не хотелось оставаться наедине с этим кровожадным Биллом — он мог опять передумать.

— В любом случае, дай сюда свой револьвер, — приказал он. — Здесь не будет грязной работы. Я передал ему свой автоматический пистолет, и он критически его осмотрел. — Ах, это хорошая штука, — прокомментировал он. — За него могут дать тридцать франков — поделим пополам, а, Нобби? Много белого вина, да? Мне не нужна твоя каска. Ее тут теперь не продашь. Даже у всех тыловиков они уже есть.

Он неуклюже поплелся прочь. Нобби начал задавать мне вопросы, и его глаза широко раскрылись от удивления, когда он услышал мои ответы. Прошло почти полчаса, пока не появился Билл, приведя с собой молодого офицера — ему было не больше восемнадцати. Он был очень смущен и не знал, верить мне или нет. И, конечно, я вполне мог понять его удивление. Впрочем, мы быстро договорились о главном — меня нужно было срочно отправить в тыл. Он привел с собой еще несколько солдат, но носилок у них не было. Потому, обняв руками шеи двух крепких “кокни”, я, подпрыгивая на одной ноге, покинул мое последнее поле боя. Нобби и Билл не отводили глаз от меня, когда я уходил. Я слышал, как Билл рассказывал одному из новичков:

— Чтобы мне провалиться! — говорил он. — Он ругается точно как наш хренов главный сержант. Никогда не слышал такого потока ругани с тех пор, как старик Слоггер обнаружил, что в колоде карт было пять тузов.

Сквернословие, конечно, не имеет социальной или коммерческой ценности, но я думаю, что именно оно спасло мне жизнь в этот день!

ГЛАВА VIII

Остаток моей истории можно рассказать быстро. Как только я добрался до «цивилизации», меня тут же отправили в госпиталь в Монтрёй. Там, пока хирург доставал из моего бедра пулю — весьма болезненный процесс, офицер из штаба сэра Дугласа Хейга задавал мне бесчисленные вопросы. На следующий день сэр Дуглас пришел, чтобы лично навестить меня. Так как сама судьба разрешила стоявшую передо мной дилемму, я со всей энергией схватился за открывшуюся передо мной альтернативу. Я подробно описал ему всю ситуацию: положение в немецкой армии, сообщения из Австрии и Болгарии, и, прежде всего — настроения Людендорфа. Я настаивал на продолжении и усилении атак, чтобы закончить войну до наступления зимы — пока немцы не отошли к своим границам, потому что свою родную землю они будут защищать со своим прежним боевым духом.

Хейг доверился мне. Он был молчуном, потому сам говорил мало. Но никто не мог отрицать его знаменитого упорства, из-за которого британская армия один или два раза уже пострадала. Но теперь он был на правильном пути; он должен был продержаться — и ничто не смогло бы свернуть его с пути. Я был в этом уверен: и когда он пожал мне руку, я был по-настоящему счастлив. Войну нужно заканчивать.

Моя история, по случайному совпадению, может бросить свет и на другой странный момент, вызвавший так много критики: почему Хейг в августе 1918 года направил домой срочные требования об отправке мобильных частей, докладывая правительству, что характер войны изменился, и это решение неизбежно. В это время Фош все еще планировал свое грандиозное наступление на весну 1919 года!

Я оставался в госпитале под Монтрёй, потому что там мог бы оказывать консультационную помощь штабным офицерам. Для меня война теперь действительно закончилась. Я сделал свою работу. Мне оставалось только собрать букет наград — включая несколько иностранных медалей, о которых я даже не слышал! Я лежал в постели, и моя нога быстро заживала. Я снова и снова вспоминал прошедшие волнующие дни, яркие моменты веселья и отчаяния в Лансе, дрожь, с которой я впервые оказался на месте Адольфа, лист копирки со сведениями о Вердене, сенсационные минуты встречи с Ханси и ее ребенком, мою драку со Шляйхером.

Просматривая свои мемуары, которые я теперь закончил, я боюсь, что они не показывают мою работу с правильной перспективы. Моя диверсия в Лансе, конечно, была полезной, многие сообщения, которые я направлял из немецкого Генштаба, содержали бесценную информацию. Я не думаю, что какой-либо другой шпион в любой другой стране собрал и отправил столько информации — просто потому, что ни у кого не было таких преимуществ, как у меня. Но военные историки согласятся, что все это — мелочи, в сравнении с задачей, описанной мною сравнительно кратко, потому что она не очень интересна для обычного читателя: мое влияние на Людендорфа стоило сотни пущенных под откос поездов. Целью войны был и остается ум неприятельского командира.