Читаем без скачивания Новый свет - Юрий Азаров

В комиссии, которая проверяла нас, были добрые люди. Среди них оказались и два моих знакомых. Я с ними держался подчеркнуто официально. Я говорил, ссылаясь на известные директивные документы:

— Мы стремимся разрешить противоречие, возникающее между увлечением интеллектуализацией образования и недооценкой производительного труда и опыта жизни. Современная школа не совсем соответствует экономическому и духовному развитию общества, мы и этот разрыв преодолеваем за счет широкого приобщения детей к культуре, духовным ценностям, труду, заботам старшего поколения.

— Но кто вам позволил вносить изменения в программы, методики? — настаивал руководитель проверяющей комиссии.

— Жизнь позволила, — отвечал Шаров.

Две недели спустя комиссией был написан в общем-то хороший акт о проверке новосветской школы, хотя и были указаны некоторые недостатки: опыт слабо обобщается, имеют место нарушения дисциплины учащихся, не до конца продуман режим отдыха и труда.

На прощание руководитель комиссии сказал мне:

— Может быть, есть смысл сесть за диссертацию: материала собралось предостаточно. Я покачал головой:

— Нет, по доброй воле школу я не оставлю.

После отъезда комиссии тут же последовала телеграмма (дело было накануне праздников), которую перед общим собранием зачитал Шаров:

«Поздравляю коллектив и товарища Шарова Константина Захаровича успехами строительства новой школы. Омелькин».

Эта телеграмма взбодрила Шарова, придала ему решительности.

Второе событие, окончательно взорвавшее Шарова, состояло в том, что Слава Деревянко, защищая женщину от бандита, проломил голову человеку по кличке Худой, за что и был задержан милицией. Худой оказался рецидивистом, это смягчило как-то вину Славы, но никак не снимало самого факта совершенного преступления. Как узнал Шаров, что Слава в дерзком хулиганстве замешан, статья уголовного кодекса 206, часть вторая, так отправился в город выручать воспитанника, чтобы лишних пятен не пало на новое воспитательное учреждение.

— Ты не думай, что я намерен по головке тебя гладить! — заорал на Славу Шаров, как только дверь следственного изолятора захлопнулась и они остались вдвоем на воле. — Я тебе еще таких чертей надаю, что ты век меня будешь помнить. Да не кулаками, барбос, не думай! Я тебя отучу от этой чертовщины!

И воспитателям он выдал в этот же день:

— Вот до чего дело дошло! Ребенка в наручниках забирают! Школа будущего, товарищ Попов, в наручниках! Нет, товарищи, так дело не пойдет! Вы только подумайте, товарищ Смола, чему вы научили детвору, которая, можно сказать, по пионерским ступенькам должна шагать, а она монтировками головы человеческим, личностям пробивает, Это ваша работа, товарищ Смола! Установлено, что левой ногой им была схвачена монтировка, когда бандит, по кличке Худой, обе руки за спиной у Деревянки скрутил и сам намеревался взять эту монтировку, чтобы Славке череп проломить, чтобы мы и за убийство еще ответственные были, вместо того чтобы пионерские ориентиры разрабатывать. Нет, товарищ Смола, слишком все просто у вас. Так дело не пойдет, товарищи! Не штаны с нас поснимают, а за решетку всех пересажают, если мы порядка не наведем!

— А я бы Славку отметила в приказе за героический и настоящий мужской поступок, — тихо сказала Светлана Ивановна.

— Он самовольно ушел из интерната, — возразила Марья Даниловна.

— И милиции оказал сопротивление, — чмокнул губами Чирва.

Шаров не слышал этого разговора. Он кричал:

— Всем дать парла! Всем дать чертей! Этот крутой поворот пал на головы с такой неожиданностью, как пал бы снег в летний день. Оснований для крутых поворотов ну никаких не было. За два года в школе будущего, за исключением отдельных срывов, было столько сделано, что на стенку не вмещались грамоты, медали и призы по всем показателям. Пришлось еще две стенки срочно готовить, потому как награды и за личные первенства (искусство, учеба, спорт, конструкторство, ДОСААФ и т. д.) тоже решили вывешивать на коллективное обозрение.

Шаров глубоко обосновал новый поворот как новую линию, одобренную сверху. Этот «поворот» волной выполз из-под ног Шарова. И покатилась эта волна, набирая скорость, по всей территории, перевалилась через ограды, взобралась по ступенькам в корпуса, в щелях рассосалась, хлестнула через подоконники — забурлило и запенилось в этой стремительной круговерти все живое и неживое. На поверхности плескались, скоросшиватели, дыроколы бились о кирпичные стенки, шапки плавали в заводях у бурьянов, ящики из-под макарон вскидывались как сумасшедшие. Дети вынуждены были ходить, держась за руки, педагоги сцепились руками, Петровна со Злыднем вплавь кинулись спасать только что привезенную птицу, Майка с Васькой копытами лупили в дощатый сырой настил, только Шаров был спокоен.

— Може, хватит? — робко спросил Каменюка. Но Шаров еще подбавил волны, еще подбросил несколько водопадов, еще завертел мутными воронками, отчего все ускорилось, захлебом бездумным пошло, и от былой размеренности не осталось и следа. Как и всякие шальные повороты, этот создал видимость решительных перемен, мнимость конструктивности создал, породил особую разновидность вдохновенной оголтелости. Взыгрались приглушенные было экстремистские силы, общества в Новом Свете, подняли головы, продырявленные дыроколами, такие негативности, как злоба, зависть, бездумность. Все ужесточалось с неслыханной скоростью под воздействием магических шаровских заклинаний:

— Всем дать парла! Со всех штаны поснимать!

Выдавание парла, или парлализация (термин рожден голой эмпирикой и не взят на вооружение наукой), проходило в самых разнообразных формах: коллективных, групповых, индивидуальных. Первыми на ковре оказались самые приметные ребята: Слава Деревянко, Саша Злыдень, Коля Почечкин и Остап Дышло, внук Петровны. Раскрылась история с похищением сгущенного молока. Раскрылась с жуткими последствиями, которые едва не привели товарища Каменюку к трагическому исходу.

Однажды вечером Каменюка спустился в подвал. В это время Коля Почечкин выполнял очередной заказ своего наставника и орудовал в складе. Находясь в подвале (надо сказать, что он пробрался в подвал только с одной целью — выбрать некоторые излишки и унести домой), он вдруг услышал шорох и легкое сопение.

— Кто тут? — на всякий случай крикнул Каменюка.

— Никого, — по своей чистосердечности ответил Почечкин. Ответил совсем шепотом. Ответил как бы чуть-чуть кривляясь, отчего его голос совсем изменился.

Каменюка поглядел по сторонам, прислушался и что есть силы стукнул гирькой по столу:

— А ну выходи, кто там!

— Ни за что! — снова раздался шепот, и у Каменюки медленно стали подыматься волосы на голове.

Каменюка, как потом рассказывал, подумал, что это все ему с похмелья мерещится, и он решил перебороть страх и подойти к стеллажам. Но стоило ему сделать несколько шагов в сторону стеллажей, как оттуда полетели банки с такой силой, что Каменюка со словами: «Караул! Спасайте!» — двинулся к входным дверям, а добежав до последней ступеньки, рухнул в беспамятстве. К нему подбежал Злыдень:

— Что с тобой, Петро?

Каменюка очнулся и задрожал от страха:

— Там хтось е!

— Не может быть, — сказал Злыдень, — зараз я гляну.

Злыдень начал спускаться в подвал, а тем временем Коля Почечкин тихонько вынырнул из подземелья, и оба товарища незамеченными отправились в спальный корпус. О всех происшествиях Злыдень и Каменюка доложили Шарову. Помещение склада было тщательно обследовано. Дырку обнаружили, но предположение, будто в отверстие величиной с ладонь может пролезть даже самый маленький интернатовец, — это, по мнению знатоков, исключалось совершенно. Но как же объяснить загадку с голосами?

— Пить надо поменьше, — посоветовал на этот счет Злыдень.

— Я, Гришка, мало закусываю, вот от чего усе, — заключил Каменюка и щедро рассмеялся.

История оказалась действительно до конца неразгаданной, но кое-кто из ребят видел несколько раз, как Деревянно вместе со своим подопечным ели сгущенку. Директор вызвал обоих мальчиков, говорил с ними ласково и зло, но они невинно хлопали глазками и стояли на своем: интернатской сгущенки не видели. А те банки, которые у них в тумбочке нашли, им из дому прислали.

Шаров не верил. Надо сказать, он любил Славку и Кольку: и кто знает, может быть, а точнее, наверняка стал бы их, презирать, если бы они взяли да в ноги кинулись ему, да признались, да покаялись. Вместе с тем Шаров все же подловил Деревянко и Почечкина на других делах, и потому, оба мальчика вместе с Сашей Злыднем и Остапом, внуком Петровны (они вчетвером нарушили режим), попали под парлализацию.

— Вы оторвались от коллектива! — кричал Шаров на линейке. — Коррупцией пропитались! — Это мое словечко подхватил директор. — От вас сгущенкой за километр несет. Какой пример может подать наставник своему воспитаннику, если он опаздывает на дежурство? Нас не этому учат! Не по пути нам с тобой, Деревянко, не по пути, товарищи?! — обращался он к строю ребят.