Читаем без скачивания «Зона свободы» (дневники мотоциклистки) - Майя Новик

Второй гаишник, пониже и пожиже, как завороженный, стоял возле моего Щенка. Он с трудом оторвал взгляд от хромированного, яркого мотоцикла, повернул к нам узкое лицо.

— Ну чё, на обратном пути поедешь, оставишь его нам. А? На втором уедешь…

Мне стало не по себе, потому что по его неподвижному желтоватому лицу было непонятно, шутит он или говорит всерьез.

На дождь мы не рассчитывали, но отступать не привыкли. Я надела дождевик, и мы поехали вперед. Почти сразу же начался дождь, черная, рваная вата туч опускалась все ниже и ниже, скрадывая все кругом, и уже не было видно ни скал, ни курумов, ни конца дороги, ни её начала. Мы остались в ущелье одни. Вроде бы и дорога была недальняя, и выехали рано, но вот, поди ж ты, уже темнеет. Или это тучи украли весь солнечный свет?

В самом опасном месте за шумом реки мы услышали рев двигателей тракторов и задрали головы вверх: какой-то отчаянный бульдозерист работал на склоне на самом верху, он сталкивал в сторону каменные глыбы и разгребал гравий. Так вот почему дорога напоминает стиральную доску!

У перевала Нуху-Дабан мы немного постояли, посмотрели на высокий водопад, который падал со скалы в каменную чашу, и потихоньку двинулись дальше. Иркут все как-то сужался, мелел, да и превратился в небольшую черную речку, которая, сердито бормоча, бежала по камням. На Окинское плато мы выехали уже в сумерках.

Мы сразу же оказались на развилке дорог в странной ровной местности, кругом были низкие холмы, да даже не холмы, а просто равнина как бы слегка повышалась, а потом снова происходило снижение рельефа. Мы видели сразу два истока — слева, сразу за пригорком, в низине начинался крохотный ручей — это была грозная река Ока-хем или Ока. Её долина, начинаясь с вот этой маленькой ложбинки, уходила вглубь плоскогорья. А справа тек Иркут. Туда показывал синий знак с надписью «Самарта».

Алексей оглянулся, и его глаза стал большими от волнения.

— Смотри!

Я посмотрела: справа прямо на нас шла грозовая косматая туча. Она загребала широкими лапами по безлесым холмам, а наэлектризованная шерсть этого свирепого, страшного животного сверкала молниями. Туча надвигалась, вот-вот норовя поглотить и Иркут, и дорогу, и нас… Волосы на голове зашевелились.

— И сюда смотри!

Я обернулась назад. Сзади нас догонял дождь. Пелена затянула ущелье — бескровные нити дождя слепо ощупывали каждый камень и неумолимо приближались к нам. Нам некуда было деваться, совсем некуда. Мы рванули в сторону Самарты, по укатанной, уже влажной песчаной дороге. Черный Иркут вился рядом. Мы не успели проехать и километра, как на нас обрушилась гроза. Сперва все словно затянуло туманом, и вроде даже ветер поднялся на какое-то мгновение, а потом на нас обрушилась ниагара воды. Белая, кипящая вода низвергалась и низвергалась, и низвергалась с небес, и нам показалось, что это уже никогда не кончится, что нас смоет в Иркут Великим Всемирным потопом и унесет к Океану. Вверх было видно не больше чем на пять — шесть метров, из лохматого брюха тучи в холмы били молнии, и казалось, что туча передвигается на этих электрических лучиках.

— Бросай мотоцикл! — крикнул Алексей, мы тормознули на обочине, выключили зажигание и, вытащив из-под багажа полиэтилен, кинулись вниз по склону.

Мы были словно два громоотвода на плоской крыше мира. Мы присели на корточки, накрылись полиэтиленом и держались за руки. Мы ничего не могли сделать, и, наверное, именно поэтому сильного страха не было. Нам оставалось довериться Божьему промыслу и только. По лицу текли капли дождя, остро пахло озоном, травой и мокрой землей, под ногами в мелкой траве текли десятки крохотных ручейков, они стекали со склона в сторону Иркута, который вдруг словно стал больше и шире, и еще чернее. Яркая вспышка озарила окрестности, короткие, бешеные молнии стали бить совсем рядом, в холм, чуть выше и дальше мотоциклов. Алексей до боли сжал мне руку. Он боялся грозы больше меня. В детстве он своими глазами видел, что может произойти. Он рассказывал, как в лесу их с мальчишками застала гроза, как они все вместе бежали через поле домой, и как молния попала в его друга Сашку.

Мальчишки даже искусственное дыхание пытались делать другу, но тот умер мгновенно.

Я сжимала ледяную руку Алексея, другой замерзшей рукой держала полиэтилен. По пальцам стекала вода и попадала в рукав химзащиты. Все было мокрым, и все блестело: трава, мотоциклы, полиэтилен, костюм химзащиты, загорелое лицо Алексея, его белый шлем, заклепки на косухе. От раскатов грома дрожали холмы, и мне оставалось только просить Творца, чтобы он защитил нас.

И ливень отступил. Еще ворча и огрызаясь, туча уходила по Оке, утаскивала по съежившимся от холода желтым холмам свое разлохмаченное, черное брюхо. Ливень еще шуршал по траве, но уже не было такого безудержного напора воды, низвергающейся с неба, молнии стали бить реже.

— Вернемся? — спросил Алексей, слизывая с губ дождь.

В ущелье тоже бушевала гроза, до нас доносилось эхо раскатов. Темнело. Я представила себе, как мне придется ночью ехать через всю эту такую сложную для меня дорогу и вздрогнула.

— Может, все же на озеро? Поставим палатку, переночуем, там летники, говорят, есть.

— Хорошо.

Иркут по-прежнему вился с правой стороны, его берега стали выше, и сам он вдруг оказался каким-то очень широким, и я поняла, что это уже не река, а озеро. Это Ильчир.

Было непонятно, где здесь вообще можно поставить палатку — никаких съездов с дороги не было, а склон, по которому виляла дорога, был слишком крутым. Не было здесь и живописных мест, которые я нафантазировала — только голые скалы, чуть прикрытые слоем почвы, да покосившиеся, чахлые лиственницы. На повороте дороги мы вдруг увидели долгожданный летник — черную избушку «на курьих ножках», кое-как сложенную из неказистых бревнышек. Она нас спасет!

— Стой здесь! — устало командовал Алексей. — Я съезжу, посмотрю!

Оскальзываясь на камнях, он въехал на склон, развернулся около избушки и поехал было назад, но заднее колесо поскользнулось на мокрой траве, «Соло» занесло.

Поняв, что не удержит мотоцикл, Алексей крикнул:

— Помоги!

Я полезла наверх. Летник оказался сгоревшим, неизвестные варвары лишили нас крыши. Я сразу поняла, почему Алексей кричал, — почва превратилась в жидкую грязь, и ронять туда мотоцикл, груженый палаткой и ковриками не хотелось. Вдвоем мы подняли выскальзывающий «Соло», выгнали его на дорогу, тронулись дальше…

Почти сразу же меня стала подводить коробка передач — вылетала вторая. На первой передаче ехать было слишком медленно, на третьей — тряско.

— Ну что ты плетешься! — вскоре обернулся ко мне Алексей. — Посмотри назад!

Я обернулась и обомлела. В темноте нас снова догоняла черная стена обвального ливня. Под дождем палатку не поставить — это аксиома. Я плюнула на все и врубила третью передачу…

Я не знаю, как Алексей заметил этот съезд, — он был один на все озеро. Мы съехали на траву, нырнули в канаву, выехали из неё и остановились на возвышении вроде кургана. В середине был вбит колышек. Быть может, сойеты привязывали здесь лошадей и смотрели с этого места за пасущимся скотом. Место было ровное.

— Быстро! Ставим палатку!

Алексей сникнул тюк с мотоцикла, мы развернули палатку, положили на землю, пытались установить, но её тут же наполнило ветром, словно парус рыбацкой шхуны, и едва не унесло вместе с нами.

— Переворачиваем!

Мы развернули палатку, установили, быстро скидали внутрь совершенно мокрые вещи, и тут снова начался дождь.

— Ну, мы и влипли! — Алексей цветисто выругался.

И тут же в десяти метрах от нас, у дороги в землю ударила молния. Мы повалились на землю от треска и грохота. Алексей зажал рот руками, мелко шлепая себя по губам и смотря на меня черными глазами.

— Живо, в палатку! — закричал он, как будто она могла уберечь нас от стихии.

Я нырнула в холодное темное нутро, осознавая, что алюминиевые стойки палатки — настоящий громоотвод. Кто сказал, что в них не ударит молния?

— Господи, помилуй!..

Алексей залез в палатку только после того, как тщательным образом закрепил полиэтилен.

— Не хватало нам еще, чтобы все остальное промокло! — проворчал он, забираясь внутрь.

Мы вдвоем стаскивали с него тяжелую от воды косуху и скользкие, намокшие брюки.

Слава Богу, у нас было сухое белье!

Алексей переоделся, завернулся в одеяло, и тут я познакомилась с еще одной замечательной его особенностью — несмотря на все опасности, через пять минут он спал, как ребенок. Я же не сомкнула глаз всю ночь — палатка хлопала на ветру, все тепло выдувало, я лязгала зубами и прислушивалась к шуму дождя и к рокоту впадающей в Ильчир рядом с нами реки. Ночью я вышла наружу и увидела над собой звезды. Изо рта шел пар, было очень холодно, я бы не удивилась, если бы холмы к утру покрылись инеем. Мои надежды на то, что дождь прекратится, не оправдались, — прямо на моих глазах небо затянуло, и по палатке снова застучали капли дождя.