Читаем без скачивания На плоту через океан - Вильям (Уильям) Виллис (Уиллис)

Весь день у меня не выходили из головы Маркизские острова. Мне представлялись одинокие пики, возвышающиеся над пустынными водами Тихого океана. Не так уж много парусов видели они на своем веку. В детстве они очень привлекали меня, и я прочел немало книг об их райских долинах и населяющих их удивительных воинственных людях. Несколько недель назад, лишившись запасов питьевой воды, я решил было направить "Семь сестричек" в какой-нибудь скалистый залив Маркизских островов, чтобы наполнить свежей водой всю имеющуюся на плоту посуду. Но в этом не оказалось необходимости. Вскоре я привык употреблять морскую воду наравне с ячменной мукой, каньибуа и черной перуанской патокой.

С вечера и в начале ночи налетело несколько шквалов, но они были не слишком сильные и не внушали мне беспокойства. Я внимательно наблюдал за погодой, сидя у руля и управляя плотом. После полуночи шквалы усилились; волны вздымались черными холмами. Приближаясь к плоту, каждый шквал напевал свою особую, неповторимую песню. Наконец на горизонте начала вырастать черная зловещая стена. Пришло время убавлять паруса.

Ветер жалобно стонал в темноте. Хотя океан был довольно спокоен, я знал, что в любую минуту он может взбеситься. Время от времени о бревна разбивалась волна, заливая палубу пеной. Пожалуй, лучше убрать паруса.

Все снасти были в порядке, но я снова проверил каждый конец и опробовал блоки. "Семь сестричек" покачивало с носа на корму и с борта на борт. Я опять проверил курс и убрал компас в каюту. Окинув последний раз взглядом все снасти, я убедился, что все в порядке: шкоты, брасы, топенанты [62] и ниралы. "Не подведите меня!" — обратился я к ним.

Дать слабину!

Рея опустилась на несколько футов, потом ветер завладел ею, парусом и снастями и начал их яростно трепать, но, встретив препятствие, он поставил рею "на попа" и начал закручивать вместе с парусом вокруг одной из стоек мачты. Я потянул изо всех сил за наружный нирал, зная, что, если рея и парус затянутся вокруг стойки, я их безвозвратно потеряю. Мне удалось высвободить рею, но она по-прежнему бешено моталась над головой. Вдруг раздался треск рвущейся материи. "Живее, Бил, живее, парус рвется на клочки!"

Треск все усиливался. В несколько мгновений парус разорвался сверху донизу, и ветер с демонической яростью хлынул в прореху. Мой прекрасный парус на моих глазах превратился в клочья. Треск, треск, треск!.. С реи свешивались, развеваясь и хлопая на ветру, белые флаги. Паруса не было и в помине, только белые лохмотья плескались в темноте...

Я спустил рею, освободил ее от лоскутьев, а потом снова поднял и привязал повыше на мачте, чтобы волны не добрались до нее. Вместе с ней я привязал и растерзанную парусину. Затем я пробрался на утлегарь, и там меня едва не смыло волной, когда плот нырнул в воду. Я освободил и зажатый кливер. Потом я зарифил бизань и высоко поднял ее.

Разразился шторм. Волны то и дело захлестывали плот. Медный рассвет меня не обманул. Итак, мой парус превратился в клочья. Мне остается теперь вывести плот из полосы шторма и надеяться на лучшее. Сколько времени будет продолжаться этот шторм? Вероятно, два — три дня. Под кливером и зарифленной бизанью плот все же справлялся с волнами.

Шквал пронесся, и теперь дул устойчивый ветер. Высоко в темном небе, как белые лохмотья, висели облака. Я наскоро закусил, ни на минуту не оставляя штурвала. Затем переоделся, так как, находясь на утлегаре, промок до нитки.

Стоя у штурвала, я наблюдал за компасом, перенесенным сюда из каюты. Ветер все крепчал, компас и ящик с фонарем пришлось привязать к палубе. Это был единственный исправный фонарь, оставшийся у меня, но и на него не очень-то можно было полагаться.

Сегодня ночью он горел особенно ярко. Сильно раскачиваясь, плот быстро продвигался вперед, пробиваясь сквозь потоки белой пены. Я взглянул на простенькие часы, которые всегда держал в ящике вместе с фонарем; они показывали местное время и служили мне палубными часами. Было около пяти. Скоро рассвет.

Плот хорошо справлялся с волнами. Двигайтесь вперед, мои эквадорские красавицы! В спокойном темном лесу вы ни о чем подобном не мечтали. Как изменились для вас времена; связанные вместе канатом, вы боретесь сейчас со штормом...

Да, я лишился паруса. Что ж, я сошью себе новый.

Меня клонило ко сну, но я не мог позволить себе отдохнуть хоть несколько минут.

Не бей так крепко, руль, — не стараешься ли ты вырваться из моих рук? Подумай о том, как трудно придется мне в такой шторм без штурвала. Если эти большие волны будут по-прежнему атаковать плот с такой силой, я вскоре останусь и без каюты.

Может быть, мне как-нибудь удастся соснуть. В один прекрасный день — да, да, в один прекрасный день — я подвяжу все оставшиеся у меня паруса и залягу в каюте. Там я постараюсь забыть все и крепко засну. В один прекрасный день, как только ослабнет ветер, я обязательно это сделаю! А что, если дрейфовать без парусов по океану и спать, забравшись в каюту? О, я еще проделаю это!

Волны яростно бились о бревна, вздымаясь все выше и выше. Качка была ужасная. Временами казалось, что плот вот-вот перевернется. Он напоминал черпак, погружаемый в море гигантской рукой.

Вдруг плот, резко повернувшись, бортом погрузился в воду на глубину не менее двадцати футов. От волнения я обратился к нему со словами:

— Осторожней, что же ты делаешь? Спокойней, спокойней! Выравнивайся! Ты хочешь превратиться в ковш? Я совсем не желаю привязывать себя веревкой.

Ветер принял северное направление. Как здорово "Семь сестричек" оседлали волны!

Эй вы, здоровенные парни, стараетесь целиком проглотить мой маленький плот? Пропитайте его водой насквозь, и это все, что вы сможете сделать с ним!

Мачта хорошо выдерживала дикие порывы ветра, и весь ее такелаж был в полном порядке. За все время плавания он оставался в том же состоянии, в каком был установлен мною еще на берегу. Всем этим я был обязан тому, что хорошо были перевязаны главные бревна. Если бы связи ослабли, вся оснастка обрушилась бы мне на голову!

Я сидел, измученный непосильной борьбой со штормом, но вместе с тем чувствовал себя самым счастливым из обитателей нашей планеты.

Вот и рассвет. Пока плот держался на прямом курсе, я, кажется, немного подремал. Небо было ясное, но волны подымались, как горы. Мы едва увернулись от одной из них. Если такая волна обрушится на плот, она наверняка смоет каюту. Поверхность воды в сто квадратных ярдов была сплошь покрыта пеной, и плот оказался в самом центре водоворота. Надо как следует укрепить каюту растяжками, так как там находится все мое имущество.