Читаем без скачивания Перстень Рыболова - Анна Сеничева

Неожиданно удача улыбнулась братьям. Секретарь прослышал о моряке с Лафии, который не убоится никого, лишь бы досадить Аселю Ванцере, чей сын в пьяной драке зарезал его штурмана. Ланцеля спас Рельт Остролист. Белым днем его судно вышло из главной гавани перед самым носом у Ванцеры.

С тех пор прошло два года…

Долг платежом красен, как говорят. Особенно такой.

XII

Первыми на подходе к гавани «Лафисс» встретят лоцманы. Даже если судно не выбросит флаг о приглашении, те напросятся сами. Там уже дело за малым. Секретарь знал, что едва судно Остролиста минует острова на подходе к гавани, в гавань поступит условный знак, и Рельта будут ждать.

Ламио даже взмок. Как же быть?

Перед ним, как на ладони, лежала Лакосская гавань. Светло-голубая вода, подернутая легкой рябью, качала корабли, кое-где зажигались огни. Среди залива высилась Саир-Ду, старая башня маяка, дальше торчали островки. Пара черных точек – корабли на рейде ожидают лоцманов. Лоцманы… Нет, среди них помощи искать не стоит – сдадут Ванцере за милую душу, не сколько из-за денег, сколько со страху. Все равно ведь всесильный Лунь дознается, кто приказ нарушил. Среди лоцманов не было таких, кто мог его ослушаться… Или были?

Вспомнился Ламио старик на покое, бывший капитан, что водил когда-то суда к гавани, а нынче жил на Ключ-острове. О нем все и думать забыли, только Ламио и помнил. Хорошо старик помог ему, когда он едва начинал свою службу писарем у Ванцеры, частенько подсказывал, что да как.

Ламио сунул руки в карманы, огляделся, соображая, как быстрее добраться до нужного места, и побежал по лестнице к кораблям.

Остаток дня Арвельд с Паломником шли без привалов. Синий Пояс, пропустив через Дряхлую гать, успокоился и больше не шутил – река спокойно текла в ровных берегах. Все походило на обычный лес, только деревья становились все выше и, как казалось, древнее. Под самый вечер сосны пошли такой высоты, что от одного взгляда кружилась голова. И журчание Синего пояса странным образом становилось похожим на шепот голосов. Иногда сходство становилось таким сильным, что Сгарди начинал оглядываться – не прячется ли кто за деревьями.

– Чего головой вертишь? – спросил Паломник.

– Будто говорит кто, – сказал Арвельд. – Слышишь?

Паломник только усмехнулся.

Когда совсем свечерело, деревья поредели, и Синий пояс влился в круглое озеро. Сосны стеной обступили его, отражаясь в воде, точно в зеркале.

– Тут и заночуем, – Паломник сбросил котомку на землю, и присел на корневище, торчавшее из земли.

Вскоре на берегу озера закурился прозрачный дымок. Трапезничали на закате, когда в светло-голубой воде уже светились первые звезды.

Над озером сгущались сумерки, и Арвельд кожей чувствовал, как опускаются на землю таинственные чары, точно кто-то ворожил совсем рядом. Только страха не было и в помине. Такого покоя Сгарди не помнил с того времени, как покинул Храмовую гряду. Он расстелил на земле плащ, поближе к костру, и улегся, заложив руки за голову.

– Никто нас в этих краях не найдет?

– Смотря кто, – ответил тот.

Сгарди, уже задремав, открыл глаза.

– Ламору и Асфеллотам сюда не добраться. Тут мы на самой границе, а здешний народ чужих ох как не любит, чародеев особенно. Волшебство у них свое, наше здесь силы не имеет.

– Их можно увидеть?

– Навряд ли, – ответил Паломник. Он сидел, уперев подбородок в колени, и смотрел на озеро. – Услышать – да, можно.

Паломник извлек самодельную свирель, осмотрел ее и заиграл. Мотив был простой, но такой чистоты и прелести, что казалось – он звучит над озером сам по себе.

Арвельд, слушая, смотрел в небо.

– Красиво, – тихо сказал он, когда свирель смолкла. – Сам сочинил?

Паломник лег и подложил котомку под голову.

– Нет, это «Речная струна». Старая песенка, ей лет не одна сотня. Давай спать… Если ничего в пути не стрясется, ночевать будем уже на Салагуре.

Стемнело. Где-то в лесу тенькала синица, и все звучали журчащие голоса. Незаметно на Арвельда сошла дремота, полусон-полуявь, когда толком не понимаешь, спишь или нет. И тут совсем близко позвали кого-то. Таинственные голоса тихо, звеняще на все лады повторяли имя, которое он слышал столько раз…

Озеро подернулось жемчужным туманом. На синем небе засветил золотистый месяц, дорожка от него легла на озерную гладь. В тумане вершины сосен казались островерхими башнями, или то и вправду были башни… Звезды отразились в воде, и скоро все озеро дрожало и переливалось мерцающими огнями. А на берегу стоял тот, кого звали на ночную встречу голоса с того края Окоема. Его Арвельд и видел тогда во сне, в последнюю ночь на корабле. Ключ ко всем тайнам сверкнул перед глазами и погас.

Арвельд вздрогнул во сне и очнулся. Приподнялся, оглядываясь. Кругом была глухая ночь. Ухала в лесу сова. По озеру пробегала рябь: в воде отражалась ущербная луна и редкие звезды. У прогоревшего кострища, закутавшись в свой ношеный плащ, спал Паломник.

Сгарди уронил голову на руки и заснул настоящим усталым сном, с мыслью, что упустил единственное, что надо было понять.

XIII

Пока завтракали, туман над озером истаял. Арвельд залил водой кострище, путники собрали скарб и двинулись дальше.

Опять начался сосновый лес. Сначала шагали вдоль Синего пояса, но вскоре река ушла в сторону, потом затерялась в чаще, только журчание долго еще долетало вслед.

– Скоро и Окоем кончится, – говорил Паломник. – Там обжитые края начнутся, Поморье. Эх, вроде оно и хорошо, да только не очень. Достать нас легче будет…

Поворачивало на полдень, когда они вышли к каменному мосту в три арки, высокому, узкому и без перил. Мост соединял обрывистые берега глубокого оврага, на дне которого блестела заросшая осокой речонка. У моста стоял камень со скошенным верхом, похожий на стол.

– Погоди-ка… – Паломник полез в суму и вытащил кусок каравая, которым угостил еще мельник. Хлеб он положил на камень, на видное место. – Это Голодный мост, – добавил он в ответ на взгляд Арвельда. – Некоторые называют его мост Сагадж и . По-моему, так вернее.

– А еду кому оставил?

Паломник загадочно улыбнулся.

– Может статься, мы его увидим. Если захочет показаться.

– Сколько же здесь тайн? – спросил Сгарди.

– И за сто лет не узнать, Арвельд…

На узком мосту идти можно было только друг за другом. Паломник пошел первый, Сгарди двинулся за ним, глядя под ноги, чтобы не сверзиться в реку.

Едва ступили на мост, как Арвельд услышал в лесной чаще топот копыт, который приближался, становясь все слышнее. Сгарди ускорил шаг и увидел, как у моста взметнуло вихрь палой листвы. Мгновение спустя по камню цокнули подковы.

– Паломник!

– Иди спокойно, Арвельд, он не тронет.

Цокот приближался. Сгарди затаил дыхание, готовясь, что его собьет с ног, но подковы, прозвенев совсем рядом, оказались вдруг впереди. Точно невидимый конь прошел сквозь них!

Когда они ступили на другой берег, Арвельд не утерпел и оглянулся. В глаза ему бросился пустой камень. Хлеб исчез! И по-прежнему никого, ни у моста, ни в чаще.

Солнце стояло уже высоко, легким, радостным золотом пронизав лес. И в этом застывшем золоте Арвельд на один лишь миг увидел его целиком. Конь был белоснежный, в жемчужный отлив, с голубой гривой. Сверкнула, ослепив, серебряная сбруя. Конь переступил точеными ногами, вышел из полотна солнечного света и снова исчез, только донеслось из леса еле слышное ржание.

– Видел? – спросил Паломник. – Это и есть Сагаджи. С незапамятных времен тут ходит, все хозяина своего ищет.

– А кто хозяин?

– Кабы знать! Думаю, кто-то с того края, видишь, его здесь толком даже не увидать. Вернее всего, сгинул его всадник.

– Вот кому хлеб оставляют…

– Да. Но тут дело даже не в еде… – Паломник задумался. – В мыслях, что ли. Он ведь не столько снедью, сколько добротой кормится. Все голову ломаю, как бы помочь ему, а что тут придумаешь! Эх… Пойдем, что ли, чего стоять-то попусту.

XIV

Ламор втянул ноздрями воздух.

– Были здесь не далее как полчаса назад, – он прищурился, оглядываясь кругом, и вдруг приметил что-то. – О! Глядите-ка, – Кривой просеменил к мосту, ткнув пальцем в большой круглый камень.

Сен-Леви подошел к нему. На камне со скошенным верхом, напоминавшем столешницу, белели несколько хлебных крошек. Асфеллот взял одну и растер между пальцев.

– Свежие.

– Говорю же, были! Что ж я, совсем дурень!

– Дурень не дурень, а третий день водишь по этому проклятому месту, все обещаньями кормишь, – отрезал Сен-Леви. – Когда только кончится эта проклятая чаща! – он зло оглядел лес.

За эти дни Асфеллоты порядком ослабели. Их мало что могло напугать или обессилить, но близость Окоема, вдоль которого они шли, угнетала так, что подчас дышать становилось тяжело. Когда в Каменном погосте Ламор повстречал Паломника, кривой оборотень мигом смекнул, что бирюк подался на гнилые болота.