Читаем без скачивания Последний Храм - Павел Буркин

Как и вначале, Сагони глубоко вздохнул. Стремительным перекатом метнулся к мушкету. Ухватил тяжелый, пока еще холодный ствол. Свистнула над головой пуля — в сумерках и грохоте сражения не разобрать, чья. Еще одна высекла искры из камня по соседству. Но Сагони уже примостился за кнехтом, торопливо проверяя оружие. Ага, разрядить его мушкетер не успел. Сагони приподнялся над кнехтом, окидывая взглядом «поле» боя. Вон он, Теано. Командует, гад, а еще стреляпет, и неплохо стреляет. Если его свалить, стражники из спаянной и хорошо натасканной воинской части превратятся в толпу. Сагони прицелился в высокую, щегольски разодетую фигуру на коне.

На миг перекрыв звук боя, выстрел стегнул по ушам. Приклад ударил в плечо так, что на миг рука онемела. Хорошие мушкеты делают кешерцы — пробьют даже литую, кешерскую же кирасу, и за полмили срубят любого, только бы попала пуля. Разодетый всадник аж вылетел из седла, выбитый тяжелым свинцовым «орехом». Пистоль выпал из мертвой руки, сделал в воздухе неуклюжее сальто и со звоном упал на мостовую. Высекая искры, в кнехт звонко ударила ответная пуля. Сагони лихорадочно перезаряжал мушкет. Но в этот момент восставшие, наконец, добрались до вояк Теано, и бой превратился в лихорадочную свалку, где уже было не разобрать, кто, кого и зачем бьет. Стрелять в толпу было бесполезно: даже если попадешь во врага, неизбежно заденет и своего. А попасть в корабелов, благодаря которым появляются на свет корабли вроде «Брегги», темесцу хотелось меньше всего.

Подхватив мушкет (в конце концов, кроме пуль, можно воспользоваться и прикладом, да и штык оказался очень кстати), Сагони бросился на помощь. Но он опять не успел: без Теано они почти не сопротивлялись. Потому, наверное, и уцелели: побитые, разоруженные, лишившиеся форменныхъ треуголок, вояки гордой Темесы стояли на коленях, и мусор с грязных пристаней прилип к сукну камзолов. Над толпой победителей, у которых, похоже, было лишь несколько погибших, уже покачивались отобранные у военных кирасы, пики, пистоли и мушкеты. Толпа — какое-то подобие строя держат лишь охранники верфи. Ими предводительствует лейтенант Халкос. Тоже медарец, и тоже из сохранивших верность людей. Те, кто не сохранили… Вон они, валяются между штабелями досок. Или, побитые куда сильнее церковников, скрученные своими же ремнями, лежат в общей куче пленных. Им не позавидуешь — за Маргиада охраннички, пожалуй, поставят всех к стенке. Надо напомнить людям, что не время для расправ.

Сагони поднялся из-за кнехта, повесив мушкет за плечо. Тяжеленная железная дура била по ногам, и как их таскают военные? Сделал несколько шагов, готовый в любой миг рухнуть навзничь (кто их знает, еще пальнут сгоряча), навстречу толпе. Впрочем, теперь то была уже не толпа. Маленькое, но доведенное до отчаяния и готовое на все войско. Такие пойдут хоть за Морозини… Хоть за Мелиной, помоги ей ее богиня.

Восставшие заметили Сагони как раз вовремя, чтобы разглядеть в неверном свете факелов загорелое лицо. «Признали, вроде!» — с видимым облегчением подумал Сагони. Очень вовремя — нет никого опаснее вооруженного и испуганного штатского, и если бы ему сейчас всадили в живот пулю из трофейного мушкета… Теперь все будет как нельзя лучше, на верфях Сагони знает каждый второй, а кто не знает в лицо, уж точно слышал. Может, они и не в восторге от хозяина верфей, но по сравнению с псами отца Клеомена и Теано… Повесив тяжеленный мушкет за плечо, опираясь на подобранную подпорку для оружия, Сагони поднял руку в приветственном жесте.

— Слушайте меня! Я от Морозини!

Минутное замешательство. Все-таки, тут нет откровенных, готовых на все язычников, эти люди послушно ходят в церковь, соблюдают все предписанные посты и обряды. А ведь тут уже наверняка объявлена награда за его голову… А, была не была, поздно щели конопатить, когда по палубе рыбы плавают…

— Что уставились? — обманчиво-спокойно, даже весело произнес он. — Живой я. И Морозини живой. Альваро.

— Морозини проклят Церковью! — заорал Теано-младший, лежащий среди своих связанных людей. А спокоен-то как, Лаэй Пеннобородый — небось думает, что поповского прихлебателя кончать побоятся. И ведь правда, боятся, боятся — до людей начало постепенно доходить, что они только что бросили вызов — нет, не Теано даже, а Церкви. А сын своего отца приободрился, он был уверен, что если пообещать этим прощение, его отпустят. Потом, конечно, они все ответят за унижение, все пойдут под топор. В лучшем случае, получат свинцовые рудники пожизненно. Главное, чтобы сейчас не убили и, по возможности, отпустили. Надо пообещать… — Люди, это он убил отца Зонария! Я видел, как он с «Брегги» стрелял! Вяжите бунтовщиков, и вам ничего не будет. Иначе вас покарает…

— Уже покарал! — потемнев лицом, произнес Халкос. Перед ним как раз проносили тело Маргиада в слипшемся от крови мундире. Лицо было торжественно-спокойным. Если б не смертельная бледность и развороченная пулей височная кость, он мог бы показаться живым — разве что прилегшим заснуть. Увы, рядом не оказалось чудо-целительницы Гердис, да если б и была… Только Богам дано… по крайней мере, было дано… воскрешать мертвых. — Только ты одного не учел… Теано… Карать и мы умеем.

Сагони не заметил, как в руках офицера появился пистоль. Палец медленно, будто смакуя каждое мгновение, выбирал свободный ход курка. В сгустившейся тишине коротко грохнул выстрел, сверкнуло, опаляя лицо Теано, пламя, дернулась, разбрызгивая кровь и мозги, простреленная голова… Тело коротко дернулось в конвульсии и бессильно распласталось на земле. Остальные пленники боязливо отползли.

— Тоже мне, каратели! — буркнула одна из немногих в толпе работников женщин. Лет тридцать, не больше — только кажется, будто ей далеко за сорок. Тяжелый труд, нужда, наверняка — пьяница-муж и нуждающиеся в поддержке дети до предела сократили ее молодость. Лицо бледное, губа закушена, только ноздри раздуваются в бессильной ярости. Наверняка тут у нее кто-то остался… — Да я на вас даже плевка пожалею! Мужчины, да чего мы ждем, пошли, посчитаемся с этими, в сером!

Нога в грубом деревянном башмаке бесцеремонно пихнула в бок распростершегося у ног мертвого церковника.

— Погоди, Анастасо, — кто-то осадил женщину, и она нехотя отошла от покойного сероплащника. — Если мы туда пойдем, всем смерть. Тикать надо из города! Тут Сагони нам скажет, как быть.

Сагони выпрямился. Он был не мастак говорить, да изощренная риторика этим людям и не нужна. А нужно им…

— Мы не вырвемся из города, а если и получится, далеко не уйдем! — крикнул он, решительно рубанув ладонью ночной воздух. — Прорваться можно на «Брегге», но на нем нет ни еды, ни боеприпасов! Если выйдем в море сейчас, нас потопит флот Церкви и Конфедерации.