Читаем без скачивания Отель Трансильвания - Челси Ярбро

Девушка покорно сдала вправо, освобождая место рядом с собой. Всадник и всадница какое-то время неслись галопом бок о бок, холод жалил им лица

- Остановимся возле моста! - предложил Сен-Жермен.- Нам надо дождаться ваших.

Мадлен не хотелось никого дожидаться - общество графа вполне устраивало ее; но она чувствовала, что лошадка устала. С легким сожалением девушка придержала свою кобылку и перешла на легкий галоп, затем на рысь. Наконец, она пустила испанку медленным шагом и бросила повод. Сен-Жермен спрыгнул с седла, взял жеребца под уздцы и повел по тропе, давая ему остыть. Арочный мост, переброшенный через речушку, был уже рядом.

- Мне тоже спешиться? - спросила Мадлен, когда ее спутник остановился.

- Только если хотите,- ответил Сен-Жермен, глядя на нее снизу вверх.В любом случае мне доставляет удовольствие ваше присутствие.

Странные огоньки блуждали в его глазах.

- Впрочем, вы всегда со мной, дорогая.- Сен-Жермен протянул руку и снял с ее платья несуществующую пылинку.

- Что вы имеете в виду? Мадлен наклонилась, он потянулся к ней и замер, словно бы натолкнувшись на невидимую преграду.

- Что вы - во мне. Хотя бы своей кровью. Вы были правы, сравнивая это с причастием. Любовь освящает все.

В ее голове внезапно зароились вопросы, она задала первый, пришедший на ум:

- Сен-Жермен, вы католик?

- По обстоятельствам. Мадлен нахмурилась.

- По обстоятельствам? - удивленно повторила она и оперлась на спинку седла.- Что это значит?

- Ну... я, например, не испытывал особенных чувств при крещении, однако потом поддерживал церковь, делал пожертвования... Впрочем, прошло время, и я стал мудрее. Конечно, я не хожу к причастию, но...

Тон его голоса изменился, на губах мелькнула улыбка.

- Но все-таки... причащаюсь.

Она игриво шлепнула его концом повода.

- Граф! - В душе ее разгоралась тихая радость.- Там, в церкви...

Он пожал плечами.

- Это не то, что вы думаете. Только не вообразите, что я принадлежу к кругам Сен-Себастьяна.- Он уже смотрел сквозь нее на быстро бегущую воду, лицо его сделалось отстраненным.- Общее заблуждение ваших прелатов состоит в том, что они относят к слугам христианского дьявола всех, кто способен действовать после смерти. Нас причисляют к ним, но это вздор. Возьмите историю Иисуса. Судя по тому, что о нем говорят, он тоже воскрес из мертвых.

- Сен-Жермен! - Мадлен откровенно шокировало такое кощунство.

- Существует поверье, что люди, рожденные в пору зимнего солнцестояния, делаются вампирами. А когда рожден Иисус? - Он заметил, что девушка вздрогнула, и усмехнулся.- Если все так, то на его воскресение можно взглянуть по-иному. Вы не задумывались, почему в память о нем надо пить кровь? Символическую, согласен, но все-таки - кровь! В этой истории много загадок...

Губы его улыбались, губы - но не глаза.

- Вам с детства внушали, что существа, мне подобные, боятся креста и трепещут пред ликом Господним. Тем не менее многие из нас лежат в освященной земле, под крестами, даже в церквах. Нет такого священного символа, который мог бы остановить нас, Мадлен. Я спокойно могу прикасаться к распятию, не испытывая при том никаких неудобств. Это тех, кто поклоняется дьяволу, страшат христианские символы. Это они, а не мы, не выносят крестов. Это их, а не нас, повергает в трепет один вид знаков силы Господней...

Мадлен направила лошадь к мосту и, когда копыта испанки ступили на замшелые камни, натянула поводья.

- А как насчет воды? - спросила она, повернувшись.- Она ведь должна вас пугать. Он тоже взошел на мост.

- Не беспокойтесь, я защищен.

Граф смотрел на Мадлен. Он снял треуголку, свернул ее и сунул под мышку. В рассеянном свете осеннего дня его волосы приобрели медно-каштановый цвет.

- Да, кое-какие поверья соответствуют истине. Я действительно не могу перейти через бегущую воду. Но смотрите,- добавил он и топнул каблуком по камням моста- Давным-давно я придумал эту уловку - наполнять каблуки и подошвы землей. Пока я обут - ни вода, ни солнце мне не страшны.

Мадлен рассмеялась.

- А я-то сочла, что вам хочется казаться выше чем есть! И все удивлялась, глядя на ваши громоздкие туфли.

Напуганная этой вспышкой веселья кобыла вскинула голову и едва не взбрыкнула. Мадлен успокоила ее, ласково похлопав по шее.

Граф тоже рассмеялся, лицо его прояснилось.

- Мадлен, дорогая, я ведь и впрямь невысок.

- Если я действительно вам дорога, все остальное не имеет значения.

Голос ее дрогнул, граф удивленно вскинул глаза. Мадлен быстро спросила:

- Когда? Отвечайте же, Сен-Жермен. Я жду вас и жду, я устала.

Она помолчала и, не дождавшись ответа, повторила глухим голосом:

- Когда? Отвечайте. Я совершенно измучилась. Вы ведь не можете вот так меня бросить?

Сен-Жермен вертел в руках повод с таким видом, словно не понимал, как он к нему попал.

- Мадлен, я... я забочусь о вас. Кровь... это лишь малая часть... вершина горы, уходящей в пучину. Если я вновь отворю ваши жилы... так скоро...- Он смешался, речь его прервалась.

- Тогда отворите мне ваши. Пожалуйста, Сен-Жермен... во имя любви, о которой вы так хорошо говорите и о которой я, к сожалению, так мало знаю...

Он зажмурил глаза, словно от боли, затем очень тихо сказал:

- Нет.

- Почему нет? - Она в нетерпении соскочила на землю.- Я ведь дарю вам себя. Почему бы и вам не ответить мне тем же?

Его ответ был решительно резок.

- Нет!

- Почему? - Она стояла на гребне моста, преграждая ему дорогу.Почему? Отвечайте!

- Ну хорошо,- сдался он.- Попробовав моей крови, Мадлен, вы наверняка сделаетесь такой же, как я. Обратного хода не будет.

Он ощутил сильное головокружение, какое всегда испытывал при виде бегущей воды, и отвернулся от речки.

- Что в этом ужасного? - Мадлен приблизилась к Сен-Жермену и всмотрелась в его лицо.- Вы можете мне сказать, что в этом ужасного?

- Одиночество.

Он хотел отвернуться, она не давала, он принужден был смотреть ей прямо в глаза. Со времен Деметрис прошло два века, и ни одна женщина после нее не повергала его в такое смятение. У него были тайные, можно сказать односторонние, связи, порой напоенные чувствами, подобными тем, что внушала ему Люсьен де Кресси. Однако его избранницы не ведали, кто он и что он, они принимали его визиты за порождение собственных измышлений. Правда несомненно бы их потрясла и наполнила отвращением - как к себе, так и к ночному безгласному визитеру. Но Мадлен сама догадалась, кто он такой, и... не отпрянула, не ужаснулась. Она ищет с ним встреч, она добивается их, она не хочет внимать голосу разума. Он, со своей стороны, страшится ее потерять и в то же время надеется оберечь от собственных посягательств. Сен-Жермен сделал усилие и повернулся к Мадлен спиной.