Читаем без скачивания Когда молчит совесть - Видади Бабанлы

- Какие новости, Хадиджа-хала? Как идут дела?

Хадиджа-хала долго молчала, опустив глаза, и наконец, запинаясь, ответила:

- Все хорошо... - Но голос ее звучал встревоженно. Странная женщина Хадиджа-хала! Когда бы ни обратился к ней Вугар, отвечала не сразу, робко, словно не было у нее за плечами долгой жизни, трудной и сложной. Стеснительная, как девушка. Зная это свойство ее характера, Вугар не придал значения тревожным ноткам и продолжал расспросы:

- Не слышали, как обстоят дела в проектном отделе? Есть какие-нибудь известия?

- Есть... - все так же испуганно ответила Хадиджа-хала, глядя в пол, и не договорив, быстро поднялась с табуретки. - Нарын здесь, она куда-то вышла, пойду позову ее...

Но не успела она дойти до двери, как на пороге показалась Нарын, и Хадиджа-хала быстро вернулась на свое место. Увидев Вугара, Нарын остановилась как вкопанная. Так же, как и Хадиджу-халу, появление Вугара почему-то смутило ее. Впрочем, после возвращения из отпуска Нарын заметно переменилась, исчезли ее резвость и шутливость. Она стала серьезнее, задумчивее и порой казалась обиженной. Потому ее озабоченность и растерянность не внушили Вугару подозрений. Как ни в чем не бывало, он ласково обратился к ней:

- Салам, Нарын-ханум! Как самочувствие?

- Самочувствие было бы прекрасным, если бы... - Она замолчала на середине фразы.

- Что случилось? - обеспокоенно спросил Вугар.

- Вы получили телеграмму?

- Телеграмму?

- Да, мы послали ее вчера утром.

- Нет, не получал. - Вугар переменился в лице. - О чем телеграмма?

Нарын опустила длинные ресницы. Голос звучал неуверенно.

- Проектный отдел хочет вернуть нашу работу...

- На каком основании? - еле слышно спросил Вугар, чувствуя, что у него отнимаются руки и ноги.

Нарын пожала плечами.

- Точно не знаю, но идет слух, что они обнаружили серьезные ошибки. На имя директора послана докладная записка.

Вугару показалось, что в грудь ему вложили раскаленный уголь. Острая боль прошла по всему телу.

- Копию объяснения передали в ученый совет, - продолжала Нарын. В голосе ее появилась твердость. - Профессор сам составлял телеграмму... Сегодня утром он вызывал меня и спрашивал, когда вы вернетесь.

Не говоря ни слова, Вугар отстранил Нарын и быстрыми шагами направился в кабинет к профессору.

Гюнашли сидел в кабинете один. На тяжелом широком столе - колбы, змееобразные трубки, сосуды с жидкостью. Видно, профессор ставил опыт и сейчас напряженно следил за полученной реакцией. Услышав скрип отворившейся двери, он поднял голову, из-под очков в роговой оправе взглянул на неожиданного посетителя. Узнав своего любимого аспиранта, он приветливо улыбнулся:

- А, это ты! Заходи! - Не кладя пера, он протянул Вугару руку и кивком указал на стул. - Как отдыхалось?

Профессор казался совершенно спокойным, и это удивило Вугара. Он продолжал стоять.

- Спасибо, профессор, отдохнул хорошо.

- Вот и прекрасно! - Гюнашли снова склонился над столом, перелил из одной колбы в другую какую-то жидкость, взболтнул, долил что-то и снова начал взбалтывать. Поставив колбу на стол и продолжая неотрывно следить за реакцией, что-то записал на листке и только после этого распрямился и посмотрел на Вугара.

- По твоему виду не заметно, что хорошо отдохнул... Сколько дней пробыл в доме отдыха?

Так внимательно наблюдал за приборами, а вот ведь успел разглядеть, как он выглядит!

- Десять дней!

- Десять дней? Почему так мало?

Вугар ничего не понимал. "Посылает телеграмму, вызывает в институт и удивляется, что я вернулся раньше времени... Может, ничего не произошло и Нарын пошутила?"

Прерывистый, словно издалека, голос Гюнашли нарушил его размышления.

- Так, так... Какие еще новости?

Вугар понял, что профессор не хочет сейчас заводить серьезного разговора и отделывается ничего не значащими вопросами, чтобы не нарушить рабочего состояния. Затаив дыхание Вугар ждал.

Гюнашли долго работал молча, как будто Вугара и не было в кабинете. Наконец, откинувшись на спинку кресла, он ласковыми, усталыми глазами взглянул на него, словно увидел впервые. Минута - и усталость, как утренняя дремота, исчезла из взгляда.

- Так, значит, ты приехал! - Гюнашли снял очки и указательным пальцем протер уголки глаз. Взгляд менялся, становясь твердым, ясным и внимательным. Казалось, профессор возвращается откуда-то.

"Сейчас начнется главное..." - подумал Вугар и не ошибся.

- Ты, очевидно, уже в курсе дела... Проектный отдел... несколько запутался в твоей работе.

- Да, профессор, мне сказали. Но я не могу понять, в чем дело.

Встревоженный голос Вугара заставил профессора окончательно очнуться.

- Если говорить по правде, ничего серьезного! Наши враги изо всех сил стараются раздуть затруднения проектировщиков. Малейший недочет хотят использовать в свою пользу. Этого надо было ожидать.

- Какой недочет, профессор? К чему придираются проектировщики?

- В объяснении на имя директора пишут, что не согласны с некоторыми твоими выводами, что с технологической точки зрения вопрос, мол, обоснован недостаточно. Выход получается в малом количестве, отсюда незначительность экономической пользы продукции.

Вугар побелел. Он хорошо понимал, что это означает: проектный отдел возражает против испытания изобретения в заводских масштабах. То есть хотят доказать, что его работа как государственная проблема значения не имеет. У него дрожали колени, и, не ожидая дополнительного приглашения, Вугар опустился на стул.

- Что с тобой? Почему так побледнел?

Вугар молчал. Глядя на него, Гюнашли расхохотался.

- Не годится, молодой человек! Быстро складываете оружие... Это только начало! Основная борьба впереди. Открыть, изобрести - лишь первая и самая легкая часть работы. Как говорят музыканты, увертюра. Главное - умело и стойко защитить свою идею. А ты уже готов согнуть шею и сдаться! Да мало ли кому чинил препятствия проектный отдел? И они не безгрешны, могут ошибиться. Случилось такое. Но мы-то ведь тоже кое-что соображаем! Нас тоже знают, с нами считаются. В нужный момент выскажем свои соображения, представим доказательства. А споры, возникающие в процессе работы, никогда никому не мешают. Споры - великий двигатель!

Вугар продолжал смотреть растерянно и смущенно. Профессор заговорил еще мягче:

- Не падай духом! В научном мире это обычное явление. Отправляйся домой, возьми стакан крепкого чая, поставь рядом с собой и спокойно просмотри еще раз итоги испытаний и опытов. Ты отдохнул, на свежую голову все станет яснее. Если закралась ошибка, сразу обнаружишь!

Гюнашли помолчал и добавил уже официально:

- Вопрос будет рассматриваться в понедельник на расширенном заседании ученого совета. Дожидались твоего возвращения. Главное сейчас хладнокровие. Вполне возможно, что документ, представленный в проектный отдел, содержит ряд упущений. Проверь и результаты сообщи мне. Итак, хладнокровие и еще раз хладнокровие! Понятно?

Выйдя из кабинета, Вугар почувствовал облегчение. Тревога улеглась, сердце билось спокойно и ровно. Только щеки горели, стыдно было за свое поведение. Какое малодушие! Разве не мог он допустить ошибки? Жара, усталость, бессонные ночи в лаборатории - все это не могло не сказаться на работе. Обыкновенная техническая ошибка...

Забрав в лаборатории всю документацию, он отправился домой, намереваясь немедленно приняться за работу. Уже на улице вспомнил, что часть необходимых бумаг Исмет перевез на новую квартиру. Самоуправство брата взбесило Вугара, и он поспешно вернулся в институт. Гнев подгонял его, он быстро взбежал по лестнице. "Достанется тебе сейчас! - мысленно угрожал он Исмету. - Ну, берегись! Встал на моей дороге, как кусок в горле..."

В коридоре он столкнулся с Исметом и, не поздоровавшись, спросил:

- Куда отнес вещи?

- На новую квартиру! - надменно оглядев его, ответил Исмет.

- Зачем?

- А ты что, недоволен?

- Опекун нашелся! С каких пор стал таким заботливым?

- Всегда таким был! - вспылил Исмет.

А Вугар уже заговорил спокойно, не умел долго злиться. Шел сюда и думал, что не оставит от Исмета мокрого места...

- Что ты наделал, Исмет? Разве так можно? Увидел я маму Джаннат, испугался: лица на ней нет! Что она плохого нам сделала? Родная мать так не заботится о своих детях. Вот уже сколько лет, как нанятая, обстирывает нас, кормит. Хороша плата за ее любовь!

- А что мы такого сделали? - пренебрежительно спросил Исмет. - Сколько раз предлагали ей деньги за комнату, всегда отказывалась, брала только на еду. А мы чем виноваты?

- А тем виноваты, что обидели ее! Мало шрамов на ее сердце? Есть ли у нас право нанести еще одну рану? Бросить старуху - все равно что похоронить заживо. Мы сейчас у нее единственная опора, надежда! От чистой души называла она нас сыновьями...