Читаем без скачивания Про людей и звездей - Ирина Майорова

– Невеста, говорят, дочка замминистра.

– Да можно считать, что уже не зам, а министра, – подняв вверх указательный палец, значительно изрек Габаритов. – Кстати, той самой «мохнатой лапы», про которую, помнишь, еще когда Лева только в редакцию пришел, я тебе рассказывал? Вспомнил-таки про него САМ, и не просто вспомнил, а новую должность, с повышением предложил.

– Выходит, все это за несколько дней решилось: и назначение, и свадьба? – засомневалась Уля.

– Скажешь тоже! – снисходительно рассмеялся Габаритов. – Все еще в июне известно было. И про грядущее повышение нынешнего Левиного тестя, и про дату бракосочетания.

– Так как же Леве удавалось от Римки девицу эту скрывать, а от девицы – Римку?

– Так она из Лондона только за три дня до свадьбы вернулась. У них с Кирсановым шуры-муры два года назад были, а когда папаша ее в дерьмо вляпался – в какое, тебе знать незачем, он дочку сразу в Англию жить и учиться отправил. Чтоб, значит, если чего серьезное против него начнется, единственный ребенок в безопасности был. Кирсанов говорил, влюблена она в него была, как кошка, рыдала, уезжать отказывалась. Папаша и Леву стал уговаривать, чтоб вместе с ней за бугор махнул. Обещал помочь устроиться в тамошнее бюро одного из центральных телеканалов. А дескать, не найдем тебе достойную работу, и так с Алинкой проживете – денег хватит. Но Кирсанов отказался. Папаше сказал, что не будет чувствовать себя мужиком, если семью содержать не сможет, но сам, конечно, по другой причине не поехал…

– По какой? – уточнила Уля.

– По такой, что фундамент для будущего взлета надо на Родине строить. Ну поподвизался бы он каким-нибудь зарубежным корреспондентишкой, да еще в эфире, засветив физиономию, чего не надо бы ляпнул – и прощай, карьера! А поскольку Лева мужик умный и понятия у него правильные, то отсиделся, не высовываясь, сколько надо – и теперь весь в шоколаде. На следующей неделе в администрации президента работать начинает. Хотел месяца полтора погулять-отдохнуть, но ему сказали: из свадебного путешествия вернешься, несколько дней в новой квартире пообустраиваешься – и приступай к обязанностям.

– А про Римкину беременность он знал?

– Знал – не знал, какая разница? Все эти залеты – ваши бабские проблемы. Да скорее всего и не залет это был, а она его ребенком к себе хотела привязать, жениться заставить. Если так, то сто раз дура! Для мужика настоящего, того, который хочет в жизни чего-то добиться, что главное? Дело! Карьера! И ради этого он всякими там любовями-морковями, глазом не моргнув, пожертвует. Вот увидишь, Асеева, наш Лева еще всей страной порулит. Не в качестве президента, так премьера или, на худой конец, вице-премьера. Эх, мне бы такие перспективы! Как ты думаешь, Асеева, справился бы я с управлением государством?

– Наверное, справились бы, Алиджан Абдуллаевич.

– «Наверное», – передразнил босс редакторшу. – Еще как справился бы! Такую дисциплину снизу доверху наладил, такой бы порядок навел! Но, сама понимаешь, национальность! В России, как ты когда-то выразилась, – Габаритов жестко и коротко взглянул на собеседницу, – «черножопых» не любят… Ну все, Асеева, иди работай, а то расспрашиваешь тут, и у себя и у меня время воруешь.

У себя в кабинете на столе Уля нашла образец заявления о добровольном обследовании на полиграфе. Внизу, под текстом, редакционным юристом была сделана приписка: «Писать только от руки! На компьютере не набирать!» Асеева быстро перекатала образец на стандартный лист и прошлась по отделу, собирая такие же бумажки у подчиненных. В юротделе пять принесенных ею листков легли сверху внушительной стопки – народ спешил засвидетельствовать свою благонадежность и отсутствие страха перед грядущей «проверкой мозгов».

Писать заявление о добровольном обследовании на полиграфе отказались только двое: Надька Полетова (что в общем-то, учитывая ее склонность к бунтарству, было предсказуемо) и, как ни странно, сисадмин Виталик. «Безбашенный» заявил, что у него и так с мозгами не все в порядке, а с этими датчиками он, чего доброго, вообще идиотом станет. И сколько ни убеждал его полиграфолог, что обследование абсолютно безвредно для здоровья, Виталик стоял на своем: «Я лучше уволюсь». Терять хорошего системного администратора Габаритову было совсем не в дугу, и он махнул на Виталика рукой: «Ладно, его все равно, кроме плат и винчестеров, ничего не интересует; он небось и газету-то, в которой работает, ни разу в руки не взял, потому как печатный текст читать не умеет».

А Надька устроила жуткий скандал. Швыряла вещи и орала, как контуженая (коей, впрочем, и была):

– Я сюда работать устраивалась, а не издевательства и унижения терпеть! Вы люди или кто? Посмотрите на себя: идете на этот полиграф, как овцы на заклание. Да он всех вас овцами и называет! Вы даже не животные, у тех своя воля есть, вы автоматы! Кадры фашистской кинохроники видели, где жертвы гестаповских экспериментов – вчерашние люди! – на карачках ползут и травку жадно щиплют?! Так вы такие же, хоть вам никто половину мозга не удалял! Знаете, какое испытание на лояльность за полиграфом последует? Габаритов насрет посреди приемной огромную кучу, раздаст вам ложки и заставит жрать. И чтоб никто не поморщился! Чтоб глазки закатывали от удовольствия и причмокивали.

Полетову по приказу Габаритова вывели из редакции двое охранников. Под руки. Обернувшись назад, она продолжала кричать:

– Я что, не смогу себе и сыну на хлеб заработать? Смогу! Пусть без масла и икры, но мой ребенок не будет стыдиться своей матери и сам не вырастет рабом!

А проверка на полиграфе прошла успешно. По результатам обследования из редакции Габаритов вышвырнул только троих: корреспондента отдела спорта Васю Батюшкова, «звонаря» (одну из тех, кто целыми днями сидит на телефоне и обзванивает агентов на предмет информации для маленьких заметок) тихую Олю Никушину и фотокора Женю Федулова. Приволакивая левую ногу (давала о себе знать полученная в Сочи травма), он ходил по кабинетам и клялся, что никогда и в мыслях не держал ничего дурного про Алиджана Абдуллаевича. Но все опускали глаза. Заступаться за человека, у которого подскочило давление и выступил пот во время ответа на вопрос, нравится ли ему руководство корпорации, никто не хотел.

Обследование длилось несколько дней, и, когда наконец полиграфолог, собрав в кейс аппаратуру и вежливо попрощавшись, покинул стены редакции, оставшийся в наличии состав вздохнул с облегчением. А Габаритов пообещал, что для тех, кто прошел проверку на лояльность, устроит праздник. Арендует на целый день теплоход, который отвезет сотрудников «Бытия» в бухту Радости, где будут пожарены шашлыки и устроены всевозможные конкурсы и викторины с дорогими призами.

Путешествие по Москве-реке назначили на субботу, а накануне вечером в редакцию позвонила известная писательница Мария Додонцева. Трубку взяла Юля. Выслушав авторшу бестселлеров, она обратилась к стоящему неподалеку от ее стола Габаритову:

– Это Додонцева звонит, та самая. Хочет поговорить с автором заметки про щенка, которого у нее купила Анна Фристи.

– Ругается? – нахмурился Габаритов.

– Нет, смеется.

– Ну тогда я сам поговорю.

Алиджан Абдуллаевич любил пообщаться с такими же, как он, великими и известными, но только когда те не обвиняли газету во вранье и не грозились подать в суд.

Однако к окончанию разговора (впрочем, говорила одна Додонцева, а Габаритов только изредка мычал) босс стал похож на грозовую тучу. Пробормотав: «Мне тоже. До свиданья» – и положив трубку, босс рыкнул:

– Асеева!

Уля примчалась на зов, как верная Сивка-бурка, и встала перед Габаритовым, как лист перед травой.

– Кто писал заметку про собак Додонцевой и Фристи?

– Я уже не помню, Алиджан Абдуллаевич, это давно было… Кажется, Ярик… Или Стасик.

– Вот выясни – и башкой об стенку! Еще я от всяких додонцевых не выслушивал! Писательница только что приехала из отпуска и стала просматривать номера «Бытия» – оказывается, она у нас некоторые сюжеты берет (тут в голосе босса прозвучали гордые нотки). И увидела заметку про то, что Анна Фристи приобрела себе щенка-«девочку» от додонцевской собаки. А у писательницы ее шарпеиха только однажды и окутилась. Четыре года назад. И «мальчиком». Щенка она подарила своим знакомым. Додонцева решила, что Фристи купила внучку или правнучку ее шарпеихи, собрала подарки для щенка и позвонила певичке, чтоб напроситься в гости – как-никак, они теперь вроде родственники. А Анна, услышав пересказ «бытийной» заметки и узнав породу додонцевской собаки, зашлась от смеха. Оказалось, она действительно купила себе щенка. Но бобтейла! Ты, Асеева, хотя бы представляешь, какую вы хрень в газету протиснули?

– Я в собаках не разбираюсь… Бывает же, что и разные породы скрещивают или они сами, ну собаки эти, на улице скрещиваются.