Читаем без скачивания Мегамир - Юрий Никитин

Кирилл спросил шепотом:

— Как она?

— Жить будет. Хорошо, что случилось здесь. В Большом Мире ничто бы не спасло! Мизерная гравитация позволяет работать поврежденному сердцу, а ничтожное давление и резкое понижение температуры всего тела сохранило жизнь... Вы принесли в глыбе клея буквально куски! Сам удивился, когда кончил сшивать: живет! Конечно, подниматься уже не сможет, позвоночник размозжен, спинной мозг изжеван... Ориентируйтесь на сидячие... точнее, на лежачие работы. Пусть даже здесь не чувствует себя лишней.

Дмитрий молниеносно прижал руки к груди:

— А как же... как же работа испытателя?

Кравченко неожиданно и страшно налился кровью. Непривычно было видеть этого мягкого, интеллигентного человека трясущимся от гнева.

— Осточертели со своей выправкой! Орлы, герои, синеберетники! Разве нет достойных занятий? Сервантес так бы и остался бравым десантником, то бишь бравым солдатом, если бы в бою ему не отсекли руку. Но с одной воевать нельзя, зато можно написать «Дон Кихота»!

Вдвоем подошли к Саше вплотную. Хотя ступали бесшумно, она ощутила их присутствие, открыла глаза. Они были исполнены страданием.

— Ребята... вам уже сказали, чтобы мне готовили место в конторе? Буду слюни расходовать, перелистывая ваши отчеты... Слюни вместо патронов!

— Сашка, — проговорил Дмитрий тяжело, словно ворочая камни, — мы еще повоюем!

Саша напряженно следила за его губами. Догадалась, знала ли, что будут утешать, ответила все тем же бесцветным голосом, в котором не осталось жизни:

— Врать не умеешь. Для этого надо родиться женщиной... Все уже знают, что я калека. Навсегда.

— Подумаешь, ухи, — возразил Дмитрий оскорбленно. — Бетховен вовсе был глухой, а какие симфонии выдал! Сервантес одной рукой писал роман, а художнику Камневу еще в детстве поездом ноги отхватило вот досюда...

Он старательно показал, докуда отхватило ноги. Саша поняла, вздохнула:

— Ноги у меня остались... Но что толку?

В комнату осторожно вошел Кравченко. Его глаза с состраданием смотрели на поникших Дмитрия и Кирилла:

— Через две недели выдам ее вам. Сейчас, извините...

Кирилл, выходя вслед за Дмитрием, внезапно подумал, что Саша впервые упомянула о женщинах.

Через неделю бледная и чудовищно исхудавшая Саша уже лежала на широком ложе в своей комнате. Правая рука и туловище до пояса оставались в пластиковом гипсе, подбородок поддерживал жесткий корсет. Она неотрывно следила за Кириллом, который почти бегал взад-вперед, терял равновесие при поворотах, натыкаясь на плотную стену воздуха.

Дмитрий сидел на столе, свесив ноги. Его глаза с братской любовью обшаривали измученное лицо напарницы.

— Прошу поддержать меня, — нервно говорил Кирилл. — Покажется диким, невероятным, но здесь много невероятного, к чему уже привыкли. Прошу вас обоих поддержать меня. Вы поймете, что это самый лучший выход... Станцию надо перенести в другое место! Эта стальная коробка абсолютно неприемлема для жизни. Здесь всем хана, крест.

Дмитрий возразил с неудовольствием:

— Почему? Здесь все блага цивилизации.

— Да, цивилизация за нас, лишь культура против... Ты слышал недавний термин: «застой», «застойные явления»?

Дмитрий покосился на Сашу, ответил сердито:

— Глупости! Когда вкалываешь, никаких застойных явлений не возникает. Весь выкладываешься в работе, сублимируешь жизненную энергию, добиваешься высоких результатов в труде и спорте... А также в науке.

— Эту допотопную теорию я знаю, — прервал Кирилл, — хотя как биолог мог бы объяснить на пальцах, даже ты все понял бы... Застой в том, что мы сами отрезаем себя от этого мира, противопоставляем себя ему. Стальная коробка, скафандры для выхода... Масса оружия! На чужой планете, что ли?

Дмитрий проговорил с ленцой, но взгляд был острым:

— Вижу, в твоем рукаве шевелится какая-то гадость. Давай выпускай ее. Сам знаешь, мы поймем, куда бы ты ни вел. Ты наш начальник, помнишь? А мы, как наполеоновская гвардия, бурчим, но идем.

— Вам тоже придется поработать, — сказал Кирилл несчастливо. — Я совсем не умею говорить с людьми!

— Я тоже не Цицерон. А ты, Сашка?

— Вас знают лучше. Вы здесь уже два года!

Кирилл произносил слова как можно четче, старался держаться во время разговора лицом к Саше, губами двигал вовсю, потому что Саша училась читать по губам.

— Куда переселимся? — спросила Саша будничным голосом. — В галл?

Кирилл бросил на нее быстрый взгляд. Ее лицо было спокойным. Она знала себя экспертом по оружию, а мирмеколог был экспертом по животному миру растительных джунглей. Каждый отвечает за свой участок.

— Нет, — ответил Кирилл запинаясь. — Сперва я думал про галл. Тем не очень надежно... А пройдет год-два, перетаскивай оборудование в другой нарост? Надо выбирать место получше...

Он умолк, стараясь найти слова поубедительнее, но те ускользали. Дмитрий и Саша тоже люди, не милые сердцу муравьи, даже не смышленые термиты. Или осыгаликты...

Дмитрий не выдержал:

— Не тяни клеща за хвост! Куда переселяться?

— В муравейник, — ответил Кирилл упавшим голосом.

Оба раскрыли рты. Кирилл поспешно добавил:

— Безопасно, клянусь вам! Вы же знаете, в любом муравейнике живут мирмекофилы. Жуки, паучки, клещики, даже муравьи чужих видов. Хозяева не трогают, а гости получают кров, тепло, а то и корм. Даже защиту! Ни один хищник не подойдет близко. Прекратятся потери.

Саша опустила глаза, молчала. Дмитрий судорожно подвигался, словно ему снизу припекало, сказал раздраженно:

— Кирилл, я к муравьям отношусь хорошо. Даже дрался за них, вспомнить стыдно. Но жить постоянно рядом? Я на третий день заикой стану, через неделю буду зеленых чертиков снимать с себя и Сашки... А каково другим?

Кирилл потрогал Сашу, сказал громко, глядя в ее открывшиеся глаза:

— Тогда переселимся к компонотусам! Эти муравьи живут в пеньках. Займем верхний этаж, у них всегда верхние три-четыре этажа пустуют. В хорошую погоду сможем работать на свежем воздухе, под открытым небом, в дождь или ветер укроемся в пещерах... Зато дерево не железо! Предки жили в деревянных домах, радовались. Болели меньше.

Дмитрий сердито сопел, Саша сказала тихим голосом:

— Экстравагантно. Правда, вряд ли тебя поддержат. Люди привыкли к комфорту, даже если он отгораживает от мира. Ты предлагаешь с большим прицелом, чувствую... С очень дальним прицелом. Увы, здесь не политики, не футурологи, не строители будущего мира. Прекрасные металлурги, электронщики, механики, оптики. Из гуманитариев ты первый! Не спорь, я знаю о математизации биологии, но все равно биология — мягкая наука. Кирилл, наши голоса с вами... тобой, но этого очень мало.