Читаем без скачивания Повседневная жизнь Французского Иностранного легиона: «Ко мне, Легион!» - Василий Журавлёв

Такое сочетание уважения, восторга и иронии — совершенно нормальные отношения сына и отца в семье, когда авторитет старшего возникает не по словам, а по делам. Так старший и младший становятся самыми близкими друг другу людьми. Но как всякий умный человек, солдат спецназа — легионер четко чувствует тонкую грань между успешным выполнением поставленной задачи и тем моментом, когда начальник начинает зарабатывать на нем очередное звание или награду. И если командир допустит эту непростительную ошибку, то его авторитет рухнет в одночасье и уже не восстановится никогда.

Великодушие и душевная щедрость — вот лучшие качества настоящего легионера. Эти черты отличают легионера от обычного солдата. Они распространяются и на поверженного противника: легионер не станет пристреливать раненого или сдающегося противника. Это — подло. Известен случай, когда легионер полез на минное поле, чтобы вынести раненого немецкого солдата. И так спас недавнему врагу жизнь, едва не лишившись своей. Подоить козу и напоить молоком ребенка, потерявшего мать, раздать свой паек «гражданским» или перевязать и доставить в госпиталь раненного снайпером на гражданской войне мирного жителя — всегда было и остается обычным для легионера поступком.

Преданность легионеры называют словом «лояльность». Это качество легионера столь же двойственно в нем, как и все остальные. С одной стороны, это преданность клятве служить и защищать интересы Франции, а с другой — преданность своему легиону и верность товарищам. И всё неразделимо между собой.

Чувство товарищества выражается и в желании остаться с легионом и после смерти. Легионер У. Холл умер в возрасте 57 лет в Чикаго. Перед смертью он попросил, чтобы его прах был перенесен во Францию — на «каре» Иностранного легиона. Ветеран Бонер в 1946 году обратился с просьбой: «Последнее, о чем прошу, чтобы меня похоронили под сине-бело-красным флагом, а тело мое было доставлено на кладбище подразделением легионеров. Обращаюсь к командованию, офицерам и людям моего отрада — я сердечно прощаюсь с вами».

Легионеры служат Франции так же верно, как служили шотландцы Людовику Святому: перекупить их невозможно. В отличие от большинства французов, которые ненавидят государство как инструмент насилия над своей редчайшей индивидуальностью, культ которой заменил этой нации душу. Но при этой повсеместной нелюбви к государству современные французы и дня без государственной поддержки прожить не смогут: любое посягательство на их «халяву», то есть социальные права, вызывает бурю протестов. Особенно у тех, кто только по паспорту — француз.

Кстати, для «демилитаризованного» французского обывателя, толком ничего не знающего ни о своей армии, с тех пор как отменили призыв, ни, уж тем более, об Иностранном легионе, легионеры — это расисты. Впрочем, под страшное обвинение в «расизме» в современной Франции подпадает любой, кто позволяет себе вслух сомневаться в правильности политики «распахнутых дверей» для эмигрантов из «третьего мира». Такие «расисты» озабочены будущей судьбой страны, откуда уже почти все производство вывезено в Азию ради высоких прибылей владельцев предприятий. Они часто задаются вопросом: почему работающие французы должны платить высокие налоги, из которых выплачиваются бесчисленные «пособия», на которые неплохо существует армия принципиально не желающих работать «афрофранцузов»?

Война — это такое же ремесло, как и сотни других. Хороший легионер, как умелый мастер — старается стать лучшим в своей профессии. И не допускать брака в своей работе. Смерть — это всего лишь несчастный случай на работе, который может произойти с любым, так же как и с шахтером или шофером. Но легионер не думает о смерти — что толку думать о том, что неизбежно? К тому же он давно привык к ее присутствию в своей жизни, в отличие от внезапного испуга любого другого человека при получении «плохих» анализов или неожиданного приступа острой боли в правом боку. Чтобы стать хорошим легионером, для начала нужно «забить» на всю свою прошлую жизнь, чтобы смутные воспоминания не беспокоили в новой. Вступление в легион — это реинкарнация по собственной воле. «Сжечь все мосты к отступлению» — вот единственный способ избавиться от прошлых переживаний, а как их следствие — страхов в своей иной жизни, которые могут дорого обойтись.

«Они не могли уже спасти себя, поэтому старались спасти других», — говорят англичане. Легионер готов к смерти, но вовсе не хочет быть убитым, поэтому соблюдает «технику безопасности» на своей работе: он осторожен и осмотрителен и попусту не геройствует. И не станет посылать вперед себя «молодого», потому что сам был когда-то таким же… К тому же ошибка неопытного солдата может стоить ему жизни.

Легионер для того и сражается, чтобы не было страха. Если обычный человек пугается в «нештатных» ситуациях, то легионер в трудной ситуации о страхе забывает. Экстремальное состояние для него привычно и даже более желанно, чем вполне безопасная ежедневная рутина. Страх за свою дальнейшую жизнь и «кафар», как его следствие, могут появиться именно в состоянии покоя — «dolce far niente» — знаменитом итальянском «прекрасном ничегонеделании», к которому стремится большая часть человечества.

Современному легионеру не знакомы привычные страхи «среднего» француза: он не боится потерять работу — уволить его может только смерть. Ему не нужно думать о ежемесячной квартплате и выплате налогов. О докторах и лекарствах. И копить деньги на отпуск. Он не боится старости — если он и доживет до нее, то у него есть приличная пенсия и возможность вернуться в Дом легионера, чтобы провести остаток дней среди таких же, как он, ветеранов-единомышленников. Он не опасается одиночества в старости: рядом всегда окажутся братья по оружию. И он может рассчитывать на уважение и помощь со стороны общества, которому всегда верно служил.

Сказать, что легионер не верит ни в Бога, ни в черта — значит признать его клиническим идиотом. Легионеры не религиозны, но и не воинствующие атеисты. Конечно, в Иностранном легионе есть свои священники — католики, которых на жаргоне называют «падрé». В случае необходимости они десантируются в нужной точке вместе со своей паствой. Камуфляж этим подтянутым и веселым «святым отцам» очень к лицу. И все же к субботней католической мессе ходят в основном новички. Даже убежденные атеисты. Это повод «сачконуть» от уборки казармы, наряда, чистки оружия или занятий. О подоплеке этого религиозного рвения «салабонов» все знают и относятся к ней с юмором. К «падрé» легионеры заходят чаще не помолиться, а просто так: поговорить «за жизнь» и посоветоваться.

Вера человека в легионе — его личное дело, она не должна мешать остальным или отвлекать от службы. Глубоко верующему человеку, которому важны религиозные обряды — «кошерная» еда или только баранина, намаз пять раз в день или ежедневное посещение храма и беседы с батюшкой, — пожалуй, не стоит становиться легионером.

Легионеры — вне политики и вне религий. Почему так? Дело в том, что они верят в Легион. Это и есть культ, которому они поклоняются.

На первом этаже Музея истории Иностранного легиона в Обане есть помещение, куда никого не пускают, кроме легионеров, при том, что оно открыто для обозрения посетителям… но только издали. Это — так называемая крипта: овальный полутемный зал, куда ведут несколько ступеней вниз. На стенах высечены имена погибших героев Иностранного легиона, над ними склонились знамена полков. В крипте, как и в каждом храме, хранится дароносица со святыми мощами — стеклянный саркофаг с деревянным протезом руки капитана Данжу. В день Камерона, единожды в год, как и положено по церковному обряду, мощи выносят на поклон верующим. А далее происходит не воинский ритуал — парад, а служение торжественной мессы. Ее служат сами епископы — герои-ветераны, а во главе — Великий магистр ордена в чине генерала — командующий Иностранным легионом. Он обращается к своему воинству, напоминая о том, что жить нужно по семи заповедям, занесенным в скрижали — «Кодекс чести легионера».

Все это уже напоминает не армейское подразделение, а рыцарский орден с культом мужского братства и преданного служения во имя чести. Возможно, последний Военно-монашеский орден на земле.

Как принято у людей, добровольно подвергающих себя опасностям, будь то летчики, моряки, путешественники или легионеры, у всякого может быть свой талисман, оберег, который «спасет и сохранит». И необязательно это икона, крестик или сура Корана в медальоне.

Современные легионеры в массе своей не так суеверны, как их предшественники, — они уверены в себе и своих товарищах.

«Говорю только за себя. Я сам не суеверный: ни в приметы, ни в талисманы, крестики и суры не верю. Да и не так уж в легионе опасно, чтоб молебен совершать перед маршем! — рассказывает один из «славяно-старослужащих. — Сберегает от опасностей ум, физические данные, опыт и везение! Фарт должен быть. Говорят, что дураки минные поля проходят там, где сапера на части разорвет. Да и за славянами я не наблюдал особой набожности и веры во всякие талисманы».