Читаем без скачивания Ключи Царства - Арчибальд Кронин

Когда отец Чисхолм, напряженный и озабоченный, возвращался к своему дому, он заметил господина Чиа с сыном. Они стояли около рыбного пруда и с видом спокойного ожидания наблюдали карпов. Оба были тепло закутаны — день был очень холодный, "день шести одежд", как говорят в Китае. Ручка мальчика лежала в руке отца, и медленно крадущиеся из тени индийской смоковницы сумерки, казалось, не хотели стирать эту очаровательную картину и старались обойти ее стороной. Отец с сыном теперь часто посещали миссию и чувствовали себя там совершенно непринужденно. Они улыбнулись заспешившему к ним отцу Чисхолму и поздоровались с церемонной вежливостью. Однако на этот раз господин Чиа деликатно отклонил приглашение священника войти к нему в дом.

— Мы как раз пришли, чтобы пригласить вас к нам. Да, сегодня вечером мы уезжаем в нашу горную "обитель". Мне доставило бы величайшее счастье, если бы вы поехали с нами.

Фрэнсис был поражен.

— Но ведь зима уже на пороге!

— Правда, друг мой, до сих пор я и моя недостойная семья отправлялись в нашу уединенную виллу в горах Гуан только во время немилосердной летней жары, — сказал господин Чиа и вежливо помолчал. — Ну, а теперь мы вводим это новшество, может быть, так будет еще приятнее. Мы запасли много топлива и продовольствия. Не думаете ли вы, отец, что было бы очень полезно для души поразмышлять немного среди снежных вершин?

Отец Чисхолм, пытавшийся разобраться в этом лабиринте иносказаний, в замешательстве сдвинул брови и бросил быстрый вопросительный взгляд на купца.

— Вайчу собирается разграбить город?

Легким пожатием плеч господин Чиа выразил сожаление по поводу прямоты заданного вопроса, но в лице его ничто не дрогнуло.

— Напротив, я сам уплатил ваю значительную дань и удобно расквартировал его людей. Я надеюсь, что он еще долго останется в Байтане.

Наступило молчание. Совершенно растерявшись, отец Чисхолм нахмурился. Господин Чиа снова заговорил:

— Как бы то ни было, друг мой, бывают и другие причины, которые заставляют мудрых людей искать уединения. Я очень прошу вас поехать.

Священник медленно покачал головой

— Очень сожалею, господин Чиа, — я слишком занят в миссии. Как могу я покинуть это прекрасное место, которое вы столь великодушно подарили мне?

Господин Чиа любезно улыбнулся.

— В настоящее время пребывание здесь чрезвычайно полезно для здоровья. Если вы передумаете, обязательно известите меня. Пойдем, Ю… Сейчас будут грузить повозки. Пожми святому отцу руку по-английски.

Отец Чисхолм обменялся рукопожатием с маленьким закутанным мальчиком. Потом он благословил их обоих. Сдержанное сожаление, сквозившее во взгляде и в манерах господина Чиа, встревожило его. Душа Фрэнсиса наполнилась смятением, когда он смотрел им вслед.

Следующие два дня прошли в необычайно напряженной атмосфере. Отец Чисхолм мало виделся с монахинями. Погода испортилась. Большие стаи птиц улетали на юг. Небо потемнело и давило свинцовой тяжестью на все живое. Несколько раз принимался идти снег. Даже жизнерадостный Иосиф проявлял несвойственную ему угрюмость. Он пришел к священнику и выразил желание поехать домой.

— Я уже давно не видел родителей, пора бы мне навестить их.

На вопросы Фрэнсиса он сделал неопределенный жест рукой и проворчал, что в Байтане ходя слухи о том, что с севера, востока и запада надвигается что-то зловещее.

— Так уж подожди, Иосиф, пока эти злые духи доберутся сюда, а тогда убегай, — попробовал пошутить отец Чисхолм, чтобы подбодрить своего слугу, да и себя тоже.

На следующее утро, после ранней мессы, он один отправился в город в поисках новостей. Улицы были полны народа. Жизнь шла своим чередом, но странная тишина нависла над большими домами богачей, и многие магазины были закрыты. На Улице Делателей Сетей он увидел Ханга, который, стараясь не проявлять поспешности, забивал досками окна своей лавки.

— Этого не приходится отрицать, Шанфу! — сказал он, помолчав и бросив на священника зловещий взгляд поверх своих маленьких очков со стеклами из горного хрусталя. — Это болезнь… страшная кашляющая болезнь, которую называют "черной смертью". Уже поражены шесть провинций. Люди бегут с быстротой ветра. Первые беглецы прибыли в Байтань вчера ночью. И одна женщина свалилась мертвой в Маньчжурских ворот. Умный человек знает, что это предвещает. Ай-ай! Нам приходится уходить от голода, нам приходится уходить от чумы. Трудно жить, когда боги разгневаются.

Отец Чисхолм взбирался на холм миссии с омраченным лицом. Ему казалось, что он уже чувствует в воздухе дыхание чумы. Вдруг он остановился. За стеной миссии, прямо у него на дороге, лежали три дохлые крысы. Для отца Чисхолма эта окоченевшая троица была страшным предзнаменованием. Его вдруг затрясло, когда он подумал о своих детях. Фрэнсис сам сходил за керосином, облил им крысиные трупы, поджег и смотрел, как они медленно сгорали. Потом поспешно собрал все, что осталось, щипцами и закопал.

Отец Чисхолм стоял в глубоком раздумье. Ближайший телеграф был за пятьсот миль отсюда. Послать гонца в Сэньсян на сампане или даже на самом быстром пони значило потерять по меньшей мере шесть дней. И все-таки он должен любой ценой установить какую-то связь с внешним миром.

Вдруг лицо его просветлело. Он нашел Иосифа и, взяв его за руку, быстро повел к себе в комнату. Серьезно и почти торжественно отец Чисхолм обратился к мальчику:

— Иосиф! Я посылаю тебя с чрезвычайно ответственным поручением. Ты возьмешь новую лодку господина Чиа. Скажешь, что господин Чиа и я разрешили тебе. Я приказываю, если будет необходимо, даже украсть ее. Ты понимаешь?

— Да, отец, — глаза Иосифа загорелись. — Это не будет грехом.

— Когда у тебя будет лодка, отправляйся как можно быстрее в Сэньсян. Там пойдешь в миссию к отцу Тибодо. Если его не будет, иди в контору Американской Нефтяной Компании. Найди кого-нибудь из начальства. Скажи, что на нас надвигается чума, что нам срочно нужны лекарства, провиант и доктора. Потом пойди на телеграф и отошли эти две телеграммы. Вот… возьми эти бумажки. Первая в викариат в Пекине, вторая — в Объединенный главный госпиталь в Нанкине. Вот деньги. Не подведи меня, Иосиф, а теперь ступай… ступай. Да хранит тебя милосердный Бог.

Отец Чисхолм почувствовал некоторое облегчение, когда часом позже мальчик ушел. Он смотрел, как тот спускался с холма, голубой узелок подпрыгивал у него на спине, умная рожица выражала непоколебимую решимость. Чтобы лучше увидеть отплытие лодки, священник поспешил на колокольню. Но, когда он посмотрел оттуда вниз, глаза его потемнели: на обширной равнине перед собой Фрэнсис увидел два движущихся потока — животных и идущих вразброд людей, казавшихся на таком расстоянии маленькими муравьями. Один из потоков приближался к городу, другой удалялся от него. Отец Чисхолм не мог больше ждать, спустился и немедленно направился к школе.

В коридоре сестра Марта на коленях скребла пол. Он остановился.

— Где преподобная мать?

Она подняла мокрую руку, поправила апостольник[45].

— В классе, — и прибавила свистящим шепотом с видом сообщницы:

— И с недавних пор в большом беспокойстве.

Он вошел в класс. При его появлении все смолкло. Вереница ясных детских лиц вызвала в его душе внезапную острую боль. Фрэнсис усилием воли быстро подавил этот невыносимый страх. Мария-Вероника повернулась к нему с бледным непроницаемым лицом. Он подошел к ней и заговорил вполголоса:

— В городе признаки эпидемии. Я боюсь, что это может быть чума. Если это так, нам очень важно подготовиться, — отец Чисхолм замолчал, она тоже молчала, тогда он продолжил: — Мы должны постараться любой ценой уберечь детей. Значит, нужно будет изолировать школу и ваш дом. Я сейчас же распоряжусь, чтобы построили какую-нибудь ограду. Дети и все три сестры должны оставаться внутри, причем одна из сестер должна всегда дежурить у входа, — Фрэнсис опять замолчал, принуждая себя к спокойствию. — Как вы считаете, это будет благоразумно?

Мария-Вероника посмотрела ему в лицо холодно и ничуть не испуганно.

— Чрезвычайно благоразумно.

— Как по-вашему, нам следует обсудить это детально? Она едко ответила:

— Вы уже приручили нас к принципу сегрегации. Он не обратил внимания на эту колкость.

— Вы знаете, как распространяется зараза?

— Да.

Наступило молчание. Отец Чисхолм повернулся к двери, помрачнев от ее непоколебимого нежелания помириться.

— Если Бог пошлет это великое несчастье, нам придется тяжко трудиться вместе. Постараемся забыть наши личные отношения.

— Да, о них лучше не вспоминать, — произнесла мать Мария- Вероника самым холодным тоном. Внешне покорная, в душе она была по-прежнему исполнена презрения к нему.