Читаем без скачивания Истые Галлюцинации - Теренс Маккенна

Лежа на постели и наблюдая за вентилятором, неподвижно застывшим на фоне затянутого паутиной волнистого железа потолка, я услышал в соседнем номере голоса. Говорили по-немецки и на каком-то другом языке, смягченном женским голосом и более экзотическом. Как мне показалось, то был не индонезийский. Может быть, пушту ? Очевидно, путешественники, которые вселились ночью перед моим отъездом, почти две недели назад, все еще были здесь. И это означало, что они уж наверняка не туристы: никто не задерживается в Купанге, не имея на то веских причин.

Я не принадлежу к числу любителей случайных знакомств. В те времена я старался избегать встреч с людьми, которые по моим представлениям не относились к племени хиппи. Но в тот вечер, когда я выходил из своей комнаты, собираясь поужинать, дверь соседнего номера отворилась, и я очутился лицом к лицу с его обитателями.

- Герр Маккенна, не так ли? Я повернулся к тому, от кого исходил этот вопрос, и беспокойство, которое я ощутил, должно быть, отразилось у меня на лице.

- Здешний управляющий рассказал нам о ваших биологических изысканиях на Тиморе. Разрешите представиться: доктор Карл Хайнтц из Дальневосточной горнорудной компании.

У меня сразу отлегло от сердца. Значит, этот тип не ищейка из Интерпола, идущая по моему следу. Но вид у него был впечатляющий: здоровенный детина с зачесанными назад седеющими волосами стального оттенка и пронзительным взглядом холодных голубых глаз. На левой щеке у него красовался Schmiss, длинный тонкий шрам. Раньше я их никогда не видел, но полузабытое слово из кроссворда пришло на ум неожиданно, само собой. Уж не след ли это сабельного удара, полученного на дуэли, которые входили в обряд посвящения в университетских братствах Пруссии?

- Раз уж мы с вами единственные постояльцы отеля "Рама", разрешите пригласить вас выпить вместе со мной и моей супругой по рюмочке шнапса. Мне не терпится услышать из ваших уст о впечатлениях о Тиморе.

Городок был слишком мал, чтобы можно было отказаться под каким-нибудь благовидным предлогом. Скажи я "нет", нам все равно пришлось бы в конце концов оказаться в одном и том же ресторане на пять столиков, только за разными столами. Мне претила мысль проводить время с заурядными обывателями, но пристойного пути к отступлению не было.

На его голос в маленькое фойе вышла его жена и подошла к нам. Увидев ее, я уже больше не колебался, хоть и постарался скрыть свое изумление. Совсем молоденькая, на год или два старше меня, лет, наверное, двадцати пяти, она поражала своей красотой - смуглая, с огромными глазами лани, стройный стан облечен в сари, в носу - золотое кольцо, на запястьях и лодыжках позвякивают многочисленные браслеты. В этом тропическом захолустье ее появление было столь же неожиданным, как .явление летающей тарелки, - нарядное воплощение брахманского идеала красоты. Звали ее Рани, а когда она заговорила, ее интеллигентная речь полилась, как музыка. Хотя говорила она редко, сразу стало ясно, что английским она владеет лучше; чем муж. Да, это вам не деревенская простушка. Не скрою, я был заинтригован. Что мне еще оставалось, как не присоединиться к этой паре? И дело даже не в том, что у меня не было лучшего выбора.

В ресторане мы уселись за столик, перед каждым появилась кварта бинтангского пива, и за разговором у меня постепенно стало складываться впечатление о моих спутниках.

Доктор Хайнтц отрекомендовался геологом, чья база располагалась в Сингапуре. Год назад разведочная группа обнаружила следы крупного месторождения никеля на самой границе между индонезийской и португальской частью Тимора. Теперь Хайнтц прибыл сюда, чтобы оценить значимость находки и выяснить возможность разработки залежей. Такое заявление показалось мне малоправдоподобным, хотя он и упоминал о каких-то инструментах, которые должны помочь определить истинный объем месторождения. В геологоразведке я разбирался очень слабо, но прибор, способный заглянуть на сотню футов под землю, - это отдавало чистой фантастикой.

Я как бы между прочим поинтересовался, на каком языке разговаривали между собой супруги, надеясь таким образом перевести разговор на фрау Хайнтц. Оказалось, что это его излюбленная тема.

- Моя супруга, - сказал он мне, в то время как она продолжала молча сидеть, поглядывая на нас обоих, - внучка махарани Махараштры.

Оказалось, что Хайнтц вознамерился прикупить в Махараштре несколько сотен акров превосходных сельскохозяйственных угодий, а у старой махарани как раз оказался участок, от которого она желала избавиться. Так Хайнтц встретил Рани. Не успели стороны ударить по рукам, как стало ясно, что дело пахнет свадьбой. Хайнтц соловьем разливался о преимуществе применения в Индии тракторов, о том, какой он непритязательный человек, о радости наблюдать за зеленеющими всходами и так далее в том же духе. Немец оказался любителем поразглагольствовать, и я решил дать ему возможность выпустить пар. Выяснилось, что он вице-президент горнорудной компании, отвечающий за разработку ископаемых, а на деле уполномоченный по улаживанию конфликтов. Он заказал еще по бутылке пива и поведал мне историю о том, как в самом начале крупной операции по добыче олова в Северном Таиланде на него напали партизаны. На самом захватывающем месте он встал, задрал рубашку и продемонстрировал мне в назидание три аккуратных шрама, шедших через всю грудь. "От автомата, - пояснил он. Хватило бы и одного, чтобы уложить меня на месте. Но не тут-то было! Я уцелел и довел проект компании до триумфального завершения". Называть пуск оловянного рудника триумфом - это показалось мне изрядной натяжкой, но что делать, я уже понял, что угодил в компанию напыщенного болтуна.

Почти без передышки Хайнтц перескочил на период работы в Танзании, когда он в одиночку, беззащитный и безоружный, если не считать топора, вышел к толпе из шестисот разъяренных рабочих во время забастовки на бокситовом руднике. Излишком скромности он не страдал, однако был мастер рассказать занятную историю, причем весьма убедительно. А правила застольной беседы в знойных тропиках вполне допускают некоторые преувеличения.

Наконец немец перешел к компании, в которой работал.

- Будьте уверены, герр Маккенна, ДГРК - не какая-нибудь заурядная компания. Нет, все мы - как одна семья. И в этом источник нашей силы. У нас есть планы на будущее, грандиозные планы.

Я только кивал: не сообщать же ему, что считаю крупные горнорудные корпорации бедствием для нашей планеты. 'Но его преданность родной компании была столь велика, что он никак не мог оставить эту тему.

- Нет на земле более сплоченной и преданной делу команды, чем наша. Мы спаяны, как братья по оружию. Каждый член центральной административной группы - настоящий гений своего дела. - Слово "гений" он произносил как "кхений".- Вы можете спросить, как мы пришли к этому. Сейчас я вам все объясню. Дело в том, что все мы, каждый из нас, познали ужасы лишений, бездны отчаяния и то восхитительное чувство, которое охватывает тебя, когда все это преодолеваешь. Нас, герр Маккенна, объединил наш триумф, а уверенность в том, что мы во что бы то ни стало справимся со всеми трудностями, сделала нас непобедимыми! - Он повысил голос и с такой силой грохнул кулаком по хлипкому столику, что пивные бутылки дружно подскочили.

Заметив на моем лице тень неуверенности, немец продолжал:

- Я вижу, вас удивил мой рассказ. Может быть, вы недоумеваете: что за трудности, что за лишения? Всем нам довелось пережить гитлеровский режим и войну. А после войны Германии не стало. В моем родном Берлине камня на камне не осталось. Мы походили на тараканов - тараканов на развалинах Европы. Разрешите вам напомнить, что все банковские счета членов семей эсэсовцев были заморожены. Моя мать, моя несчастная благородная мать, была вынуждена продавать картины из нашего родового гнезда, чтобы купить картошки и прокормить себя и мою младшую сестру. Можно ли представить себе такое?

"Нет, только не это! - лихорадочно думал я. - Только не нацисты. Уж не хочет ли этот тип сказать, что был нацистом?" Я старался, чтобы в моем взгляде не проявлялся страх, но немец уже так завелся, что не обращал на меня никакого внимания.

- Моего отца взяли в плен во время битвы за Берлин. В Москве его повесили, как собаку, за военные преступления. Представляете? И эти verdammen russische Schweinen (Проклятые русские свиньи {нем.)) еще говорят о военных преступлениях! И такая участь была уготована всем эсэсовцам.

Наш разговор начинал походить на дурной сон или на низкопробное кино. Я посмотрел на его спутницу - она ответила совершенно равнодушным взглядом. Мне захотелось хотя бы отчасти изменить тему разговора.

- А вы-то сами, герр Хайнтц, какое вы имели отношение ко всему этому?

Он пожал плечами.

- Да никакого. Был пилотом мессершмитта в Люфтваффе. Простым добрым немцем. - Эти слова прозвучали без тени иронии.