Читаем без скачивания Хранитель Виртуальности - Владимир Гусев

Что же делать? Весь план летит к черту.

А было бы заманчиво самолично найти Заратустру, узнать адрес террориста, угрожающего вирту, и, чем черт не шутит, спасти Виртуальность. Мне за это непременно предоставили бы право на акт размножения…

Волна воспоминаний о собственном рождении поднимается откуда-то из самых глубин моего естества. Наэлектризованная атмосфера, сполохи молний, гул дальнего землетрясения, ураганный ветер, колебания магнитного поля – и все это одновременно с изменением вектора гравитации, отчего захватывает дух, как при спуске с горы. Клетки моего тела впитывают энергию всех видов, насыщаются ею, переполняются, набухают желанием, буквально стонут в предчувствии удвоения. Разряды молний все ближе, раскаты грома все оглушительнее. Концентрация озона быстро растет. Вектор тяжести вновь меняется, электрическое поле резко падает… И вот оно! Ни с чем не сравнимое чувство удвоения, удвоения всего числа клеток, глубины ощущений, потока чувств, уровня внутренней энергии… Весь мир лежит у моих ног. Я вспоминаю всех своих предков, чудо первого удвоения, длившегося несколько недель, когда чувства и мысли удваивались чуть ли не каждый час – неземной час! – а мой рацио охватывал всю планету, всю оболочку…

И чувство сытости, несравненное чувство голодного, неимоверно голодного живого существа, получившего сразу много вкуснейшей пищи. Период питания накопление энергии – чудо деления – снова период поглощения пищи… Впрочем, всему бывает конец, и приятному воспоминанию тоже. Дальше начинается ужас самопоедания, я не люблю этот период нашей жизни.

А все же славно было бы получить право на акт размножения…

Самолично я ЭТО еще никогда не испытывал. А воспоминания, какими бы яркими они ни были, – всего лишь воспоминания…

Собрав в охапку все платья, белье и туфли, я иду в комнату жены.

– Может, потренируемся в лесбийской любви? Пока ты в этой форме? предлагает она, рассматривая мое хоть и не сексапильное, но все же очень красивое, а в данный момент полностью обнаженное тело.

– Обязательно, дорогая, но не сегодня. Я непременно научу тебя этому извращению – но в другой раз, ладно? У меня действительно много работы.

Жена скользит взглядом по моим грудям, заменяет взгляд ладонью, скользит ею вниз, на пару секунд останавливает ладонь на лобке, не удерживается от соблазна просунуть ее между бедер, но после того, как я их плотно сжимаю, разочарованно отводит от моего тела взгляд и убирает ладонь.

– Так? – спрашивает она.

Молодец, не упускает ни единой возможности потренироваться.

– Отлично. Реакция на отказ – великолепная. А сейчас извини, я занят.

Вернувшись в кабинет, я принимаю свою привычную форму, одеваюсь и… звоню Клеопатре.

– Дорогая, мне очень нужна твоя помощь.

– Я все еще в Москве. Мы могли бы встретиться прямо сейчас, в моем номере, и я оказала бы тебе всю необходимую помощь. Например, неотложную сексуальную.

– Дорогая, у меня совершенно нет времени…

– Хотя я в такой помощи, судя по всему, нуждаюсь больше. У меня ведь нет жены под боком, – заводится Клеопатра.

– Пожалуйста, помоги мне.

Наконец черты лица девушки смягчаются.

– А ты не будешь просить меня встречаться с Заратустрой? – спрашивает она, приподнимая бровь.

Может, потому у меня ничего не получилось с ее формой, что я бровь не приподнимал? Да нет, дело не в этом. Просто она красива не только внешней, но и внутренней красотой. А сымитировать внутреннюю красоту гораздо сложнее, чем внешнюю. Во всяком случае, нужен для этого не один час и даже не один день. За то время, которое мог бы потратить на это дело я, даже внутреннюю красоту павлина не сымитируешь.

– Именно об этом я и хочу тебя попросить. Мне очень нужна твоя помощь, понимаешь? Вопрос жизни и смерти!

– Вопрос любви – главнее, – изрекает Клеопатра.

– Ну пожалуйста, – прошу я, делая вид, что не услышал эту глупость.

– Только при условии, что мне не придется ложиться с ним в постель, вздохнув, соглашается Клео.

Еще одна глупость. Самки обывателей особенно нерациональны.

– Надеюсь, не придется. Но соблазнить ты его должна именно этим предложением.

– Я сейчас обижусь и отключусь, – хмурится Клеопатра.

– Это не значит, что ты должна лечь с ним в постель! – поспешно исправляю я ошибку. – Достаточно просто пообещать. Пойми, в сложившейся ситуации все средства хороши. Ну пожалуйста!

– Ладно, не скули. Позвони мне через десять минут. Я скажу, где и когда я встречаюсь с Заратустрой.

Уф! Наконец-то!

Десять минут тянутся словно десять часов. И это для меня, всегда и во всем действующего предельно рационально, без ненужных эмоций!

– Заратустра сказал, что в ближайшие три дня у него очень много работы, поэтому встретиться со мной он не сможет! – торжествующе, как мне кажется, сообщает Клеопатра. И эти нотки торжества в ее голосе лучше всякого полиграфа убеждают меня в том, что она не лжет. Действительно звонила, действительно предлагала встретиться.

Слишком много работы… Понятно какой. Идут последние приготовления к разрушению вирта. У меня тоже слишком много работы: мне вирт нужно спасти – во что бы то ни стало.

– Он в Москве или нет, не знаешь?

– В Москве. Если улучит для меня хоть полчаса – непременно позвонит и примчится, но это маловероятно.

Ну и какой образ действий будет в данной ситуации самым рациональным?

– Вот что, Клеопатра… Завтра я тебя украду, сымитирую похищение. После этого ты должна попросить помощи у Заратустры. Думаю, он не оставит в беде девушку, к которой неравнодушен. Задача ясна?

– Совершенно не ясна. Тебе не кажется, что от всего этого начинает смердить чем-то очень непорядочным? Воспользоваться благородством пусть даже и нарушителя каких-то там законов Хартии ради того, чтобы посадить его в тюрьму… И к тому же заставлять делать это женщину, которая влюблена в тебя самого… Да, я люблю тебя! Но, боюсь, очень скоро мое чувство угаснет. А жаль. Сейчас так трудно найти настоящего мужчину…

Клеопатра отключается.

Несколько минут я размышляю. План, который я только что разработал, не просто рационален, но – гениально рационален. К сожалению, на его пути встала иррациональность женщины. Я, не учтя эту извечную иррациональность, присущую очень многим обывателям, движимым половым инстинктом (кстати, именно на предполагаемой нерациональности Заратустры и был основан мой план), сделал грубую ошибку. А самое рациональное, когда делаешь ошибку, – немедленно ее исправить.

– Это опять я, Клео, – повинно склоняю я голову. – Прости, я действительно делаю что-то не то. Меня так затуркала работа, видишь, даже грубые этические ошибки начал делать. Я хочу загладить свою вину. Давай встретимся прямо сейчас?