Читаем без скачивания Цивилизация перед судом истории. Мир и Запад - Арнольд Дж. Тойнби

В соответствии с третьим взглядом на историю религии и цивилизации историческая миссия христианской церкви заключалась не просто в том, чтобы служить куколкой между греко-римской цивилизацией и ее дочерними потомками в Византии и на Западе; и если предположить, что эти две цивилизации, наследовавшие древнюю греко-римскую цивилизацию, оказались не более чем бледным повторением их родительницы, то нет причин считать, что само христианство будет вытеснено какой-либо отдаленной, самостоятельной, отличной от него высшей религией, которая послужит куколкой между гибелью нынешней западной цивилизации и ее потомками. Исходя из теории, что религия имеет подчиненное положение по отношению к цивилизации, следует ожидать рождения новой высшей религии в каждом отдельном случае, с тем чтобы заполнить брешь, образующуюся между одной цивилизацией и другой, следующей за ней. Если же истина в противоположном — если цивилизация есть средство, а религия — результат, тогда опять же цивилизация может гибнуть и воскресать, однако это не вызовет в качестве обязательного следствия смены одной высшей религии на другую. Напротив, если погибнет наша секулярная западная цивилизация, можно ожидать, что христианство не только устоит, но и прирастет мудростью и достоинством в результате свежего опыта мирской катастрофы.

Существует одна не имеющая прецедентов черта нашей постхристианской секулярной цивилизации, которая, несмотря на свое поверхностное свойство, имеет некоторое значение в этой связи. В ходе своей экспансии современная западная секулярная цивилизация превратилась в буквальном смысле слова во всемирную, охватив своей сетью все остальные живущие цивилизации и все примитивные общества. При первом появлении христианства греко-римская цивилизация обеспечила его универсальным государством в виде Римской империи с ее охраняемыми дорогами и корабельными маршрутами, что помогло распространению христианства вдоль берегов Средиземноморья. Современная западная цивилизация, в свою очередь, может исполнить свою задачу, предоставив христианству для распространения общемировой дубликат Римской империи. Мы, конечно, еще не совсем достигли уровня Римской империи, однако победитель в последней войне может оказаться основателем подобной империи. Однако задолго до того, как мир будет объединен политически, он объединится в экономическом да и во всех других отношениях, связанных с материальной сферой; а унификация нашего нынешнего мира уже давно открыла для св. Павла, проделавшего однажды путь от Оронта до Тибра под эгидой Pax Romana, возможность двигаться от Тибра до Миссисипи и от Миссисипи до Янцзы. В то же время по примеру трудов Климента и Оригена, вкраплявших элементы греческой философии в христианское учение в Александрии, возможно, где-нибудь на Дальнем Востоке кто-то возьмется вносить в христианство элементы китайской философии. Собственно, этот интеллектуальный подвиг уже частично совершен. Один из выдающихся современных миссионеров и ученых, Маттео Риччи, который одновременно был монахом-иезуитом и китайским ученым, приложил руку к решению этой задачи еще в конце XVI века христианской эры. И вполне возможно, что, как во времена Римской империи, когда христианство черпало из восточных религий или наследовало от них самую суть всего лучшего, что в них было, так и нынешние религии Индии и та форма буддизма, что распространена сегодня на Дальнем Востоке, могут внести новые элементы в христианство, которые привьются в будущем. А затем можно заглянуть вперед и представить, что случится, когда империя Цезаря угаснет — ибо империя самодержца всегда приходит в упадок спустя несколько сотен лет. И может случиться то, что христианство останется духовным наследником всех остальных высших религий, от первых постшумерских элементов ее, заметных в поклонении Таммузу и Иштар, и до тех, что в 1948 году н. э. благополучно живут каждая своей отдельной жизнью бок о бок с христианской, а также всех философий от Эхнатона до Гегеля; при этом христианская церковь как учреждение может остаться социальной наследницей всех остальных церквей и всех цивилизаций.

Эта сторона картины подводит нас к другому вопросу, также всегда древнему и всегда новому: вопросу об отношении христианской церкви и Царства Небесного. Мы наблюдаем целую серию социумов различного типа, сменяющих друг друга в этом мире. Как первобытный тип социума уступил место другому его типу, известному под названием «цивилизация», в течение краткого периода в шесть тысяч лет, так и этот второй тип локальных и недолговечных обществ может, видимо, уступить место, в свою очередь, третьему виду, воплощенному в едином всемирном и устойчивом представителе — христианской церкви. Если мы можем надеяться на это, мы должны задать себе вопрос: предположим, что это случилось, означает ли это, что Царство Небесное воцарится на Земле?

Я думаю, что вопрос весьма уместен в наши дни, ибо цель большинства современных светских идеологий — построение того или иного вида земного рая. На мой взгляд, ответом на заданный вопрос будет твердое «нет». И тому есть несколько причин, которые я постараюсь изложить как можно яснее.

Одна из самых очевидных и хорошо известных причин лежит в природе общества и природе человека. В конце концов, общество — это лишь общее пространство для деятельности определенного числа личностей, а человеческая личность, во всяком случае, насколько нам известно на сегодня, имеет врожденную способность как к добру, так и к злу. И если эти два положения верны (в чем лично я уверен), и если только природа человека сама по себе не претерпит мутационных изменений, круто меняющих ее характер, то в любом обществе, существующем на нашей планете, потенциал добра и зла будет приходить в мир заново с каждым ребенком и, пока жив человек, зло не сможет быть полностью искоренено никогда. Это, собственно, означает, что замена множества цивилизаций единой универсальной церковью не очистит человеческую натуру от первородного греха; а это, в свою очередь, ведет нас к следующему соображению: до тех пор пока первородный грех останется частью человеческой природы, Цезарь всегда найдет себе дело и всегда будет воздаваться кесарю кесарево, как и Богу Богово в этом мире. Человеческому обществу на Земле не удастся полностью избавиться от институтов, которые действуют не в силу индивидуального активного желания человека, но частично по привычке, а частично по принуждению. Эти несовершенные институты находятся под патронажем светской власти, которая, может быть, и подчиняется религиозной власти, однако не может быть ликвидирована. Даже в том случае, если верховная власть не просто подчинится церкви, но будет полностью ею устранена, какие-то функции ее перейдут к структуре, ее заменившей, ибо элемент институционализма до сих пор доминировал и в жизни самой церкви в ее традиционной и исторически привычной для нас католической форме.

В католической церкви я различаю два фундаментальных института — Божественную литургию и иерархию, — связанные между собой нерасторжимо тем фактом, что священник по определению наделен властью и правом отправлять религиозный обряд. Если о богослужении дозволительно, не кощунствуя, говорить языком историка или антрополога, то литургию можно определить как более зрелую форму древнейшего религиозного ритуала, элементы которого прослеживаются еще в поклонении самых первых земледельцев плодородию Земли и ее плодам. (Я просто хочу сказать о мирском происхождении обряда.) Что же касается церковной иерархии в ее традиционной форме, то она, как известно, моделируется по образцу не столь уж давнего и не столь благостного (однако оттого не менее могущественного) института — государственной службы Римской империи. Церковь, таким образом, в ее традиционной форме выступает, вооруженная копьем литургии, щитом иерархии и шлемом папства; и, возможно, что скрытой целью — или, если угодно, божественным замыслом, — с какой церковь обрядилась в эти тяжелые институциональные доспехи, была цель вполне практическая — пережить самые стойкие светские институты всех цивилизаций в этом мире. Обозревая все известные нам институты прошлого и настоящего, думаю, можно сказать, что институты, созданные христианством или заимствованные им и приспособленные к собственным задачам, оказались самыми крепкими и устойчивыми из всех, и поэтому вполне вероятно, что они выживут и переживут все остальные. История протестантской церкви как будто бы говорит, что акт расставания с доспехами, свершенный четыре столетия назад, был преждевременным, однако это не означает, что шаг этот всегда будет считаться ошибкой; и как бы то ни было, институциональный элемент в традиционной католической форме воинствующей церкви на Земле, даже если он окажется незаменимым и обязательным условием выживания, все-таки останется той самой мирской чертой, которая отличает жизнь в лоне воинствующей церкви на Земле от жизни в Царстве Небесном, где в воскресении не женятся и не выходят замуж, но пребывают как Ангелы Божии на Небесах и где каждая отдельная душа улавливает дух Божий из непосредственного обращения к Нему — «как свет от вспышки пламени», как писал Платон в своем Седьмом Письме. Итак, даже если бы церковь завоевала поистине всемирную преданность людей и унаследовала все от последней из цивилизаций и от всех остальных высших религий, земная церковь никогда бы не стала идеальным воплощением Царства Небесного здесь, на Земле. Земной церкви пришлось бы бороться с грехом и унынием и в то же время извлекать из этого пользу, отпуская грехи, и еще долго ей пришлось бы носить доспехи церковных институтов, чтобы обеспечить максимальную крепость, цельность общества, необходимую в земной борьбе за выживание, но добываемую неизбежно ценой ее духовного принижения. По всем этим показателям победившая воинствующая церковь на Земле будет провинцией Царства Небесного, однако в этой провинции гражданам райского содружества придется жить, дышать и трудиться в атмосфере, для них неродной.