Читаем без скачивания Конан "Классическая сага" - Роберт Говард

Ответом на эти слова был всеобщий крик ярости, и один из жрецов прыгнул, словно дикая кошка, в направлении говорившего, сжав в руке стилет. Но прежде, чем он успел ударить, навстречу ему рванулся посох и коснулся его груди. Не издав ни звука, несчастный рухнул замертво. И секундой позже мумии стали свидетелями кровавой и отвратительной сцены. Сверкали забрызганные алой кровью стилеты, бамбуковые палки разили, как змеи, и тот, кого они касались, с криком падал на каменные плиты и умирал.

При первом же ударе Конан сорвался с места и ринулся по лестнице вниз, краем глаза продолжая следить за этой короткой, но дьявольской схваткой - мечущимися, спотыкающимися людьми, рвущими друг друга в смертельных объятиях и истекающими кровью. Один из кхитайцев уже был буквально разорван на куски, но другие еще были на ногах и продолжали наносить направо и налево смертельные удары. Внезапно к одному из них подскочил Тутотмес и ударил его в грудь раскрытой пустой ладонью, отчего тот пошатнулся и опрокинулся навзничь, хотя перед этим было недостаточно даже стали, чтобы совладать с его нечеловеческой живучестью.

И к тому времени, когда Конан спрыгнул с последних ступеней, схватка уже практически закончилась. Трое кхитайцев были буквально растерзаны на куски, но и из жрецов остался в живых один Тутотмес.

Собравшись с силами, стигиец бросился на своего последнего противника, но тот оказался проворнее - из рук кхитайца метнулась палка, и, словно удлинившись, коснулась живота нападавшего. Жрец пошатнулся, но посох ударил еще раз, и еще... Тутотмес рухнул и замертво распростерся на полу. По лицу его пошли черные пятна, которые, увеличиваясь и разрастаясь, словно черная волна, прошли по всему его телу, придав ему вид статуи из черного дерева, точно такого же цвета, как и его магическая ладонь.

Осмотревшись вокруг, оставшийся в живых кхитаец спокойно направился к алтарю, где на груди мумии все еще пылал огромный драгоценный камень. Но Конан его опередил, встав между ним и Сердцем.

Среди груды трупов, под равнодушным взглядом каменных глаз они стояли друг напротив друга в полном молчании.

- А!.. Король Аквилонии, - наконец спокойно произнес кхитаец. - Долго же мы тебя искали. По большой реке, в горах, в Поинтане и Зингаре, нагорьях Аргоса и вдоль морского побережья... Нелегко было обнаружить в Тарантии твой след, но было ясно, что тебя укрыли жрецы Асуры. Мы потеряли твой след в Зингаре, но потом нашли твой шлем в лесу у самой границы гор, где ты сражался с гулями, и едва не утратили его только что, в этом лабиринте подземных ходов под пирамидой.

При этих словах Конан подумал про себя, что ему явно повезло, что он ушел из комнаты вампирши по другому коридору. В противном случае он неминуемо столкнулся бы с этими желтокожими демонами, способными почуять его еще издали, и ступавшими за ним след в след, как охотничьи псы, и ведомыми черт знает каким дьявольским чутьем.

Кхитаец едва заметно покачал головой, словно читая его мысли.

- Это уже не имеет значения: ты на пороге смерти.

- Но зачем же вы искали меня? - спросил Конан, сжимаясь в кулак и готовясь уклониться от внезапного удара в любую сторону.

- Это была цена клятвы, - ответил его собеседник. - Человеку, который сейчас умрет, можно открыть правду. Мы были вассалами Валерия, нового короля Аквилонии, и долго служили ему. Но теперь мы стали свободны - братья мои мертвы, а я выполнил возложенную на меня миссию. Я вернусь в Аквилонию с двумя сердцами - Сердцем Аримана для себя и сердцем Конана для Валерия. Поцелуй этого посоха, вырезанного из ветви живого Дерева Смерти...

Посох его выстрелил, как атакующая змея, но удар ножа Конана оказался быстрее. Палка упала, разрубленная на две части, еще раз блеснула сталь, и голова противника с треском ударилась о каменные плиты пола.

Убедившись, что ему ничто не угрожает, Конан обернулся, протянул руку за камнем... и отшатнулся назад, будто пораженный громом.

Ибо на алтаре лежали уже не иссохшие и пожелтевшие останки в истлевших бинтах. Живой огонь мерцал на широкой мускулистой груди живого человека, вокруг которого с алтаря свисали обрывки гнилых бандажей. Живого!? Вот в этом Конан как раз и не был до конца уверен, - в темных глубинах блестящих глаз ожившей мумии горели нечеловеческие устрашающие огоньки.

Зажав камень в ладони, воскрешенный медленно поднялся: смуглый, обнаженный, с красивым скульптурным лицом. Он молча протянул к Конану руку, в которой пульсировало Сердце Аримана. Киммериец взял его, но не избавился от ощущения, что принял дар из пальцев трупа. Видимо, нужные заклинания так и не были закончены, ритуал не был доведен до конца... и жизнь этого человека так окончательно и не вернулась в его тело.

- Кто ты? - с трудом произнес Конан. Ответ был произнесен совершенно безразличным тоном, напоминавшим стук капель воды, падающей со сталактитов в подземной пещере.

- Я был Тотмекром. Теперь - мертв...

- Выведи меня из этой проклятой пирамиды! - приказал киммериец, не в силах сдержать дрожь.

Ровным механическим шагом "мертвец" пошел к дверям. Еще раз окинув прощальным взглядом длинные шеренги саркофагов, трупы у алтаря и лицо кхитайца, уставившегося мертвыми глазами в пляшущие тени, Конан последовал за своим новым проводником.

Блеск пылающего Сердца освещал темный тоннель, словно роняющая золотые капли волшебная лампа. И в этом необычном свете один раз на границе тьмы мелькнул силуэт мраморного тела - это княжна Акиваша отступала перед светом. Одновременно с ней в темноте растворились и другие, еще менее похожие на людей темные фигуры.

Воскрешенный молча шел вперед, никуда не сворачивая. Конана, обливавшегося холодным потом, вновь стали одолевать беспокойство и подозрения. Можно ли было быть полностью уверенным, что это странное привидение прошлого приведет его к выходу? И в то же время он понимал, что в одиночку он никогда не разгадает ошеломляющую путаницу коридоров и тоннелей, и продолжал двигаться за стигийцем в круге сияния Сердца. Тьма расступалась впереди и вновь смыкалась за его спиной.

И вдруг, совершенно неожиданно, длинный коридор кончился, показались наружные двери, и в воздухе повеял пустынный ветер. Над головой ярко светились низкие звезды, и далеко в пески убегала черная тень зловещей пирамиды. Тотмекр молчаливым жестом указал вперед, а потом развернулся и вновь исчез во мраке. Конан задумчиво посмотрел ему вслед: тот ступал так уверенно, что создавалось впечатление, словно он знал, что идет навстречу неотвратимой судьбе или возвращается к вечному сну.

Очнувшись от оцепенения, король Аквилонии пробормотал проклятие, выскочил из портала и изо всех сил побежал прочь, словно преследуемый сворой демонов. Не оборачиваясь и не обращая внимание на вырисовывающиеся вдали черные башни Кеми, он свернул к побережью и, задыхаясь, рванулся туда, гонимый каким-то чувством, похожим на панику. И это неимоверное усилие вырвало его разум из пасти тьмы, чистый горячий ветер пустыни выдул из его души кошмарные картины, а страх сменился безумным триумфом и радостью. Пустыня уступила место зарослям платанов, и через некоторое время впереди показалась черная поверхность воды, бухта и неподвижно стоявший на якоре "Смелый".

Пройдя по пояс в чавкающей грязной жиже берега, он добрался до чистой воды, убедился, что поблизости нет ни крокодилов, ни акул, нырнул и поплыл к судну. Возбужденный, со стекающей с него ручьями водой, он взобрался по якорной цепи на палубу, где его и заметил караульный.

- Просыпайтесь, мерзавцы! - радостно прорычал он, отбрасывая в сторону направленное ему прямо в грудь ошеломленным часовым копье. - Поднять якорь! Конец стоянке! Выдать пленнику полный шлем золота и отправить его на берег! Скоро рассветет, а нам еще до восхода солнца нужно вовсю гнать к ближайшему порту Зингара!

И он потряс над головой огромным драгоценным камнем, горевшим, словно горсть живого огня.

20. ...И ВОССТАНЕТ ИЗ ПРАХА АХЕРОН...

Зима кончилась. На деревьях появились первые листья, а молодая трава уже весело пробивалась под ласковым дыханием теплых южных ветров. Но большинство полей Аквилонии лежали в запустении, и не одно пятно черного пепла указывало место, где некогда поднимались просторные дворянские усадьбы или цветущие города. Волки открыто бродили вдоль поросших травой дорог, а по лесам рыскали банды исхудавших, бездомных людей. Лишь в Тарантии можно было еще увидеть богатство и достаток.

Власть Валерия походила на власть безумца. И в последнее время против него стали поднимать голоса даже многие из тех баронов, что первоначально были рады его приходу. Его сборщики податей одинаково обирали и богатых и бедных, и весь этот доход стекался из разграбляемой страны в Тарантию, переставшую уже напоминать столицу, превратившись, скорее, в гарнизон грабителей, в сердце покоренной страны. Купцам, правда, жилось неплохо, но никто из них не мог быть уверен, что не сегодня-завтра его не схватят по ложному обвинению или доносу и не сгноят в темнице или в яме, а то и просто отрубят голову на плахе, и имущество его будет конфисковано.