Читаем без скачивания Византийский букварь. Введение в историю Византии - Александр Владимирович Занемонец

Итак, в 1274 г. соглашения об объединении православной и католической церкви были подписаны. Он имени достаточно представительного западного собора и личного представителя византийского императора. Вероятно, Михаил VIII Палеолог понимал, что заставить православное духовенство принять унию у него не получится. Это безуспешно пытался сделать патриарх Иоанн Векк и его немногочисленные сторонники. Но несколько лет союза с папой и французским королем было им выиграно: Карлу Анжуйскому поход на Византию, готовившуюся к принятию унии под личным надзором императора, был строго запрещен. Кончилось это в 1281 г., когда папа понял, что никакой унии не будет, и официально одобрил планы Карла. Впрочем, через год последовала «Сицилийская вечерня». Видимо, для Михаила и уния, и «вечерня» были явлениями одного порядка: дипломатическими успехами по сохранению Византии от военной опасности.

Впрочем, Михаил лично оставался верен унии, подписанной его представителем. Это стоило ему – императору, восстановившему византийскую империю из ее никейского полубытия, – лишения православного погребения после его кончины в 1285 г. Впрочем, католического погребения его лишили тоже: католики не простили ему того, что его «личная уния» не стала делом всей православной церкви.

Лионский собор стал и для Запада, и для Востока примером того, как не надо готовить объединение церквей. Стало очевидно, что отсутствие дискуссий – при наличии лишь декларативного согласия одной стороны на признание вероучения другой – единству не поможет. А одобрение таких решений императором еще не означает принятия их его церковью – хороший пример того, что «цезарепапизма» как такового в Византии не существовало даже при сильных императорах: функции духовной и светской власти были разделены.

Уроки Лионского собора будут во многом учтены при подготовке следующего объединительного собора – Флорентийского, который состоится почти через два столетия. На нем будут и дискуссии, и представительные церковные делегации. Его неуспех – накануне падения Византии – будет связан уже с другими факторами.

3. Византийский исихазм XIV в

Если говорить о важнейших явлениях византийской духовной культуры палеологовского времени – XIV–XV вв., – то одним из основных будет то, что часто называют исихазмом. Этот термин происходит от греческого слова «исихия» – молчание, безмолвие. В техническом смысле это понятие связано с одним из элементов православной монашеской традиции – молитвы, которая рождается в созерцательном безмолвии пустыни. Шире – с определенным видением Бога, человека и мира, которое было сформулировано византийским богословом и святым XIV столетия Григорием Паламой. Так что существующая веками философия и практика может быть сформулирована не в начале своего бытования, а на каком-то определенном этапе своего развития, когда возникает дискуссия. Иногда византийский исихазм называют паламизмом, по имени Григория Паламы – богослова, который его не «придумал», но сформулировал.

«Исихастские споры» в Византии середины XIV в. не ограничивались рамками одного лишь ученого богословия, но повлияли и на развитие монашества, и на искусство, иконопись, литературу. Исихазм повлиял даже на весьма далекие от Византии страны, хотя и входившие в круг ее религиозного и культурного влияния. Так, например, расцвет монашества на севере Руси во время преподобного Сергия Радонежского и его учеников тоже был частью исихастского движения XIV в. Так же и русское изобразительное искусство той эпохи с шедеврами Феофана Грека, Андрея Рублева, Дионисия.

«Исихастские споры» XIV в. были связаны в первую очередь с именами двух людей – Григория Паламы (1296– 1359) и Варлаама Калабрийца (1290–1348).

Варлаам был образованным греком из южной Италии. Уже во взрослом возрасте, будучи монахом и священником, он переехал в Константинополь, где получил место преподавателя философии в императорском университете. Как уроженцу Италии, ему была знакома проблематика диалога с католиками. Знал он и языки. В 1333–1334 гг. ему были поручены важные переговоры с католиками, а в 1339 г. он ездил во французский Авиньон для встречи и переговоров с самим римским папой. Переговоры не были удачными, однако в Авиньоне Варлаам познакомился с Петраркой. Это знакомство будет для него очень важным, и после отъезда из Византии в Италию в начале 1340-х гг. Варлаам даже стал его учителем древнегреческого языка… По ходу переговоров с католиками Варлаам написал несколько антилатинских сочинений, которые заметил – и совсем не одобрил! – Григорий Палама.

Палама происходил из аристократической константинопольской семьи. Отец его был сенатором. Учился будущий святой в константинопольском университете и был хорошо знаком с императором Андроником II. Его главным наставником являлся Федор Метохит – выдающийся византийский ученый, писатель и философ того времени. Однако Палама не пошел на государственную службу – как было естественно человеку его происхождения и образования, – а в 20 лет удалился монахом на Афон. Сочетание большой учености, близости к верхам византийского общества с большим опытом монашеской и аскетической жизни стало характерно для всего его мироощущения и творчества. Всю свою жизнь Палама много писал, но его произведения были не отвлеченного характера, а касались либо его пастырского служения, либо богословских проблем того времени, либо каких-то конкретных жизненных обстоятельств: проповеди, богословские сочинения, касающиеся «исихастской полемики», диалоги, письма из турецкого плена… В конце 1340-х гг. Григорий был избран архиепископом Фессалоники, второго по значению города империи. Прославлен в лике святых он был менее чем через десять лет после своей кончины. И сегодня его мощи пребывают в Фессалонике в новом кафедральном соборе, носящем его имя.

Итак, в антилатинских сочинениях Варлаама Паламу задел следующий момент: Варлаам призывал католиков отказаться от своих новых богословских учений и вернуться к догматам неразделенной церкви на основании того, что Бог непознаваем. Поэтому лучше не искать нового, а следовать доброму старому. Интересно, что такого рода религиозного консерватизма придерживались многие византийские агностики и даже неоязычники (как, например, философ Плифон в XV в.): в своих философских построениях они выходили далеко за пределы христианства, но в формальной религиозности оставались консерваторами именно на основании своего агностицизма.

Григорий Палама, как и другие византийские богословы, внесшие свой вклад в жизнь церкви, считали Бога до известной степени познаваемым и ведомым, ведь иначе общение с ним не имело бы смысла. Конечно, это общение было не просто интеллектуальным размышлением, но и молитвенным общением с ним. Неудивительно, что дискуссия Паламы и Варлаама скоро перешла в спор о молитве и молитвенных практиках, распространенных в тогдашнем византийском монашестве. Ведь они оба были монахами, а монахи обычно посвящают больше времени и внимания молитве, чем миряне.

Судя по всему, Варлаам как-то заехал на Афон и познакомился с практическими приемами молитвы, которыми пользовались монахи. Приемы эти были связаны с необходимостью концентрации внимания, а значит, с определенными дыхательными практиками